Голос из прошлого (Луна над Каролиной)

Она умолкла. Все было сказано.
— Спустись на землю, Тори, ты уж слишком высоко вознеслась над всеми прочими.
А когда она взялась за ручку дверцы, он бросил:
— Трусиха.
Ее пальцы напряглись и разжались.
— А ты мерзавец.
— Это точно. Я срываю на тебе свое дурное настроение. Мне сегодня уже сказали, что извинения хороший прием, чтобы и далее вести себя дурно, но все же извини. Когда возникает важная проблема, я люблю все как следует обдумать. А ты одна из таких проблем.
Кейд наклонился к ней, и она инстинктивно вжалась в сиденье.
— Вот это меня и раздражает больше всего. — Он накинул на нее ремень безопасности и застегнул его. — В то же время это вызов. Я просто должен добиться того, чтобы, когда я к тебе прикасаюсь, ты не отстранялась.
Он включил мотор и положил руку на спинку ее сиденья и не сводил с Тори взгляда, пока выруливал с подъездной дорожки.
— Ты можешь приписать это желание моим уязвленным гордости и «эго», но мне плевать.
Он выехал на шоссе и прибавил скорость.
— Если бы я тебя боялась, меня сейчас здесь не было бы. — Ветер развевал ее волосы, освежал разгоряченное лицо. Тори глубоко вздохнула. — Я не собиралась выезжать с тобой сегодня. Но вот я здесь.
— Ты меня пожалела. И это была твоя первая ошибка.
Она коротко рассмеялась:
— Наверное. А куда мы едем?
— Да в общем-то никуда.
— Хорошо. — И она удобнее устроилась на сиденье, удивленная тем, как легко себя чувствует с ним. — Окрестности просто чудесны.
Кейд заехал дальше, чем предполагал, произвольно выбирая проселочные дороги, но неизменно держа курс на восток, к реке. За их спиной все ниже склонялось к горизонту солнце, окрашивая небо в красный цвет, который затоплял поля, деревья, воды. Он позволил ей выбрать музыку, и мелодия Моцарта вполне гармонировала с опускающимися сумерками.
Он остановился у маленького ресторана. Было достаточно тепло, чтобы сидеть снаружи за столиком, на котором горела квадратная свеча в стеклянном кубке, и говор окружающих заглушался немолчным шумом прибоя.
На берегу дети охотились за пучеглазыми крабами и бросали крошки хлеба пронзительно кричащим чайкам. Стайка юнцов бросалась в волны прибоя, визжа от восторга. В темно-синем небе зажглась первая звезда, сверкавшая как бриллиант. И Тори почувствовала, как тают тревоги дня. Ни о чем не хотелось думать.
Она не особенно проголодалась и заказала только салат, а он начал рассказывать о своих трудах.
— Когда тебе станет скучно, скажи.
— Ну, мне не так уж легко наскучить. И я кое-что знаю об экологически чистом хлопке. Магазин подарков в Чарлстоне, где я работала, продавал рубашки, сшитые из такого хлопка. Они были дороговаты, но раскупались неплохо.
— Дай мне адрес этого магазина. На моей фабрике "Лэвелл коттон" началось производство таких тканей. Гарантирую, что собью калифорнийские цены. Тори, а не стать ли тебе распространителем продукции из экологически чистого хлопка?
— Ты хочешь, чтобы я торговала в своем магазине рубашками из твоего хлопка? — удивилась Тори.
— Ну, не обязательно рубашками, но, например, постельным бельем, скатертями, салфетками?
— Почему бы и нет? Я только хотела бы, конечно, сначала посмотреть образцы. Правда, я не торгую ширпотребом. — Она отпила вина и задумалась, потом сказала: — Хотя экологически чистое белье, звучит неплохо. Что ж, это может быть очень привлекательно.
— Ладно. — Кейд поднял бокал и чокнулся с ней. — Мы найдем способ сделать это дело выгодным для нас обоих.
Вечер определенно кончался на более сердечной ноте, чем начинался. В небе над ними плыла полная луна, а мозг окутывали легкие винные пары. Тори не собиралась пить, она редко пила, но это было так приятно, сидеть на берегу и потягивать вино. Так приятно, что вместо одного бокала она выпила два, и теперь ее клонило в сон.
Автомобиль летел вперед, и встречный ветер был пропитан ароматом наступающего лета. Она стала думать о жимолости, о розах в пышном цвету, о запахе плавящегося на солнце асфальта, ленивом жужжании пчел, обхаживающих магнолию, о цветах, растущих на болотах.
…Хорошо бы немного стало прохладнее, ведь солнце уже село. Если не будет попутной машины, придется всю дорогу идти пешком до этого проклятого берега. А все Марси виновата, отказалась ехать, чтобы переспать со своим дерьмовым Тимом. Ну и черт с ней, с Марси.
Она сама доедет на попутке и славно повеселится. Только вот надо, чтобы кто-нибудь ее подбросил. А вот и машина…
Тори вздрогнула и широко раскрыла глаза, прерывисто дыша, точно пловец, выскочивший на поверхность после долгого, разрывающего легкие нырка.
— Она сейчас сядет в машину!
— Тори? — Кейд, съехав на обочину, встряхнул ее за плечи. — Все в порядке. Ты просто заснула. Это был сон.
— Нет!
Она оттолкнула его. Ее затошнило. Отчаяние сдавило горло. Тори рванула на себе ремень безопасности. Сердце билось гулко, неровно, словно его сжимала чья-то жесткая рука. Она распахнула дверцу, выскочила из машины и, спотыкаясь, побежала по дороге.
— Она хотела «проголосовать», но он поймал ее где-то здесь. Немного позади.
— Подожди. Остановись…
Кейд догнал ее и развернул к себе.
— Милая, ты вся дрожишь. Что случилось?
— Он схватил ее…
Перед глазами бешено завертелись обрывочные образы, нахлынули звуки и запахи. В горле саднило, словно у курильщика после множества сигарет.
— Он схватил ее, потащил с дороги в заросли. Он ударил ее чем-то по голове. Ей больно, голова кружится. Она бросается на него, пытаясь вырваться, но он тащит ее.
— Кто?
Тори не ответила. Она встряхнула головой, пытаясь опомниться, привести мысли в порядок.
— Вот сюда. Сюда.
Глаза у нее стали огромными, а кожа покрылась липким потом.
— Хочешь немного прогуляться?
— Я должна идти. Оставь меня.
— Нет. — И он крепко обнял ее. — Вот этого я не сделаю. Мы пойдем вместе. Я здесь, с тобой. Здесь и с тобой.
— Но я не хочу…
Однако Тори пошла. Инстинкт самосохранения умолк. Она больше не сопротивлялась. А образы и формы приобретали все более зримые формы.
…Звезды ослепительно сияют над головой. И жара окутывает ее, словно сжимает в кулаке…
— Она разозлилась на свою подругу. Они должны были поехать вместе на уик-энд. Марси не пришла, ну что ж, тогда она одна поедет на попутке. Она не позволит потаскушке Марси испортить ей путешествие. И тут подъехал он. И она очень обрадовалась. Она устала, и ей хочется пить. А он как раз едет до Миртл-Бич.
Тори умолкла, чтобы перевести дух.
— Он подает ей бутылку "Джек Блэк". И она делает глоток. Большой, долгий глоток, чтобы утолить жажду. И радуется. Как это здорово — ехать в машине и пить виски… Он, наверное, ударил ее бутылкой по голове. Господи! Больно!
Тори пошатнулась и подняла руку к голове. Рот наполнил вкус крови.
— Нет. Не надо!
Кейд снова прижал ее к себе, удивляясь, что она не выскользнула у него из рук, как делала обычно.
— Не вижу. Не могу. Он пустое место. Какой-то провал. Подожди. Подожди…
Тяжело дыша, она вырвалась из его рук. Затошнило сильнее, но она снова опомнилась. И снова увидела.
— Он затащил ее сюда… О, я не могу. Я просто не могу.
— И не надо. Все в порядке. Пойдем к машине.
— Он притащил ее сюда. Жалость и скорбь затопили ее.
— Он ее насилует. И Тори закрыла глаза.
— Ей больно и страшно, но она сопротивляется. Он опять ее бьет, еще и еще, по лицу. Как больно… Он тяжело дышит… Кончает. Пахнет потом, сексом, кровью. Бороться больше нет сил.
Тори провела руками по лицу. Она должна ощутить самое себя, вспомнить, что она другая, не та.
— Я его не вижу. Слишком темно. И она тоже его не видит. Даже когда его руки хватают ее за горло и душат. Она уже почти без сознания и почти не сопротивляется. Все кончено… Она уже мертва.
Тори отстранилась, и Кейд увидел ее лицо, бледное, как луна, и глаза, серые, как дым.