Тигр Тома Трейси

— Мне ужасно неприятно, — сказал Том. — Ничего похожего до сих пор не случалось, да ты и сам это знаешь.
— Айидж, — сказал тигр.
— В церковь мы все равно зайдем, — сказал Том.
Он положил руку тигру на голову, и они пошли вместе к ступеням входа, поднялись по ним и вошли внутрь — туда, где все радовало глаз.
Но если церковь внутри радовала глаз, то о поведении находившихся там людей, включая нескольких в сутанах, сказать этого было никак нельзя: уход их был быстр и неприлично поспешен.
Том Трейси и его тигр медленно пошли по центральному проходу. То тут, то там приоткрывались двери, на миг появлялись испуганные глаза, а потом двери захлопывались, и было слышно, как их запирают изнутри на ключ или на засов.
— Красиво, ничего не скажешь, — заметил Том, — но, помнишь, когда мы пришли сюда шесть лет назад, все было по-другому. Тогда было полным-полно народу, мужчин, женщин и детей, и все они чему-то радовались, не то что теперь — до смерти перепуганы, разбегаются без оглядки, прячутся за дверьми. Что произошло? Чего они испугались?
— Айидж, — сказал тигр.
Том Трейси и его тигр вышли из церкви через боковую дверь на Пятидесятую улицу; но едва они оказались на улице, как Томас увидел прямо перед собой броневик, нацеливший в них стволы пулеметов. Он посмотрел в сторону Мэдисон-авеню — и увидел другой броневик, а на углу Пятой авеню — еще два. За ними толпилось много людей с испуганными лицами, они будто ждали драки и хотели узнать, чем она кончится.
Человек, сидевший на месте водителя первого броневика, поспешил поднять окошко, чтобы надежней защититься от тигра.
— Что случилось? — удивился Том.
— Боже мой, — сказал водитель, — вы что, не видите животное рядом с вами?
— Конечно, вижу.
— Да ведь это пантера, сбежавшая из цирка!
— Что за глупости, — сказал Том. — Она и близко около цирка не бывала! И это вовсе не пантера, а тигр.
— Отойди, сейчас в нее будут стрелять.
— Стрелять? — удивился Том. — Да вы в своем уме?
И он зашагал по Пятидесятой улице к Мэдисон-авеню. Водитель броневика включил мотор и медленно поехал рядом, уговаривая Тома отступить в сторону и дать застрелить тигра.
— Отойди в сторону, я тебе говорю!
— Проезжай мимо, — сказал Том. — Отведи свой броневик в гараж, в банк или где там ему полагается быть.
— Отойди, стрелять будем в любом случае!
— Не посмеете, — сказал Том.
— Ну что ж, сам напросился.
Том Трейси услышал звук выстрела. Посмотрел, не попало ли в тигра. Не попало, но тигр понесся к Мэдисон-авеню.
Тигр оказался необыкновенно быстрым, быстрей даже, чем предполагал Том. Когда он поравнялся со вторым броневиком, раздался новый выстрел; тигр подпрыгнул и упал, а когда вскочил и побежал снова, Том увидел, что бежит он на трех лапах, не касаясь земли передней правой. Добежав до Мэдисон-авеню, тигр исчез за углом; вслед за ним, во всю свою медленную мочь, загромыхал ближайший броневик.
Чтобы догнать тигра, Томас перешел на рысь.
Его остановили на углу трое в форме. Они втолкнули его во второй броневик, и броневик тронулся.
— За что вы хотите убить моего тигра? — спросил Том водителя.
— Вчера вечером животное сбежало из цирка, покалечив перед этим служителя.
— О чем вы говорите? — спросил Том.
— Ты слышал о чем.
— Этот тигр у меня почти всю жизнь.
— Не тигр у тебя почти всю жизнь, а что-то другое, — ответил водитель, — и скоро мы выясним, что именно.
 
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Томас Трейси сидел в кресле с высокой спинкой посередине огромной комнаты, где без устали сновали газетчики, фотографы, полицейские, дрессировщики зверей и множество другого народу.
Если этот тигр и в самом деле не был его тигром, то его тигр был сейчас где угодно, только не с ним.
Томас Трейси сидел один-одинешенек.
У его ног, на полу, не было никакого тигра.
В этом кресле он сидел уже больше часа.
Вдруг в комнату вошел кто-то еще.
— Доктор Пингицер, — услышал Томас чьи-то слова.
Том Трейси увидел маленького улыбающегося человечка лет семидесяти.
— Так, — обратился человечек к публике, — что есть это?
Несколько экспертов мигом окружили доктора, отвели его в сторону и объяснили ему, “что есть это”.
— Ах-ха, — сказал доктор и направился к Тому Трейси.
— Мой мальшик, — сказал он, — я есть Рудольф Пингицер.
Том встал и пожал руку Рудольфу Пингицеру.
— Томас Трейси.
— Ах-ха, Томас Трейси, — и доктор Пингицер повернулся к присутствующим.
— Такой же кресло для меня есть, а?
Тотчас принесли другое кресло с высокой спинкой — для доктора.
Он сел и весело сказал:
— Мне семьдесят два лет.
— Мне — двадцать семь, — ответил ему Том Трейси.
Доктор Пингицер начал набивать трубку, просыпал много табаку и не потрудился стряхнуть его с одежды, потратил семь спичек, чтобы закурить трубку, сделал дюжину затяжек и, не вынимая трубки изо рта, сказал:
— Я имею жена, шестьдесят девять лет, мальшик, сорок пять лет, психиатр, мальшик сорок два лет, психиатр, мальшик тридцать девять лет, психиатр, девотшка тридцать шесть лет, говорит тридцать один, психиатр, девотшка тридцать один лет, говорит двадцать шесть, психиатр, квартира, мебель, фонограф, пианино, телевизор, пишущий машин, но машин имеет расстройство.
— А почему вы ее не почините? — спросил Том.
— Ах да, — сказал доктор Пингицер. — Пишущий машин не употребляй. Есть для внук. Утиль. Вот что у меня есть — много психиатр.
— А деньги у вас есть?
— Нет. Так много психиатр есть отшен дорого. Имей книги. Имей также — ах да, кровать. Для сон. Ночь. Я ложусь. Сплю. Некоторый перемен.
— А друзья у вас есть?
— Много, — ответил доктор Пингицер. — Конечно, когда я говорю — друзей… — руки доктора Пингицера задвигались быстро-быстро, и он стал издавать какие-то негромкие звуки, очень странные, — ви понимайт, что я хочу говорить, — снова странные звуки, — конечно. Кто знайт?
— А в церковь вы ходите? — спросил Том.
— Ах, — сказал доктор Пингицер. — Да. Сентиментен. Люблю. Отшен мило.
Какой-то газетчик вышел вперед и сказал:
— А сами вы, доктор, вопросы задавать не собираетесь?
— Ах-ха? — отозвался доктор. — Если быть бесед с доктор Пингицер, комната быть пустой.
Капитан полиции — его звали Хьюзинга, он здесь был самый главный — громко сказал:
— Все слышали? Освободить помещение!
Газетчики было запротестовали, но Хьюзинга и его люди выпроводили всех в коридор. Когда комната опустела, доктор, мирно попыхивая трубкой, улыбнулся Тому — задремал. Том и сам изрядно утомился и поэтому тоже задремал. Старик похрапывал, а Том — нет.
Внезапно дверь распахнулась, и фотограф молниеносно снял двух мужчин, спящих в креслах с высокими спинками.
Тогда Хьюзинга вошел и разбудил доктора.
— Ах-ха, — сказал доктор.
Хьюзинга хотел было разбудить и Тома, но доктор сказал:
— Нет. Отшен нужно.
— Хорошо, доктор, — сказал Хьюзинга и вышел на цыпочках из комнаты.
Старичок стал смотреть, какое выражение лица у спящего Тома, но Том через секунду открыл глаза.
— Мне снился я в Вена, — сказал доктор.
— Когда вы были там в последний раз? — спросил Том.
— Двадцать лет назад, — ответил доктор Пингицер. — Давным-давно. Я люблю отшен много мороженый. Ваниль.
— А кофе любите? — спросил Том.
— Кофе? Я из Вена, я кофе жив. Ах-ха.
И он крикнул громко — так, чтобы его услышали за дверью:
— Кофе, пошалуста!
Хьюзинга велел одному из своих подчиненных принести кофе и две чашки.
— Он знает, — сказал Хьюзинга. — Он знает, что делает.
— Будем пить кофе, — объявил старичок. — Что-то есть случилось. Я не знаю.
— Они ранили моего тигра.
— Отшен шаль.
— Мы с ним зашли, как шесть лет назад, в церковь святого Патрика, но, когда мы оттуда вышли, нас ждал броневик, а дальше по Пятидесятой улице — другой. Стали в нас стрелять, в первый раз промахнулись, но тигр испугался и побежал, и, когда он добежал до второго броневика, его ранили в ногу.