Тигр Тома Трейси

— Этот тигр — он есть ваш тигр?
— Мой.
— Потшему?
— Он со мной большую часть моей жизни.
— Ах-ха, — сказал старичок. — Он есть тигр как собак есть собак?
— Вы хотите знать, взаправдашний ли это тигр — ну, как в джунглях или в цирке?
— Именно.
— Нет, не взаправдашний. Точнее, был невзаправдашний до сегодняшнего дня, но сегодня он был взаправдашний — и в то же время этот тигр был мой тигр.
— Потшему говорят, что тигр есть бежаль из цирк?
— Не знаю.
— Такой возможно?
— Я думаю, да. Любое животное при первой возможности постарается убежать из клетки.
— Ви не боитесь этот тигр? — спросил доктор Пингицер. — У нас тут где-то есть много фото, снятый газетный фотограф. Мой молодой дочь одно время имей хобби фотографирен. Снимки, снимки — и все снимки папа. Я!
Он повернулся к двери и громко сказал:
— Фотографий, пошалуста!
Хьюзинга вошел, взял со стола дюжину фотографий и протянул их доктору, и тот быстро-быстро их просмотрел, ни на одной не задерживаясь; его глаза и руки двигались с необычайной скоростью.
— Ви не боитесь этот зверь, — сказал он опять скороговоркой, — этот тигр? Это есть черный пантер.
— Да, я знаю, но все равно это мой тигр.
— Ви иметь это название, “тигр”, для этот животный?
— Да. Я знаю, что это черная пантера, но я всегда думал о ней как о тигре.
— Ваш тигр?
— Да.
— Вы не боитесь этот тигр?
— Нет.
— Все боятся тигр.
— Все много чего боятся.
— Я боюсь ночь, — сказал доктор Пингицер. — В Вена ночь я иду, когда я молодой человек, где есть много огонь, много свет. Тогда я не боюсь ночь.
Хьюзинга, для которого доктор Пингицер был чем-то вроде божества, принес и налил кофе.
— Теперь мы дегустирен кофе, — сказал доктор.
— Когда-то я хотел быть профессиональным дегустатором, — сказал Том Трейси.
— Ах да? Давайте будем сейчас выпивать кофе. Иметь удовольствий. Наш жизнь отшен короткий.
Он показал рукой в сторону двери:
— Много… много… много…
Он скорчил гримасу, но так и не смог найти нужные слова.
— Да, — подтвердил Том.
И они стали молча пить кофе, и Томас Трейси старательно дегустировал, как дегустировал, сидя с Ниммо, Пиберди и Рингертом, шесть лет тому назад у “Отто Зейфанга”.
 
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Когда они продегустировали по три чашки, доктор Пингицер сказал:
— Ах-ха. Работать. Не люблю работать. Не люблю психиатрия. Всегда не люблю работать. Люблю смех, игра, фантазия, фокус.
— Почему же вы тогда работаете? — удивился Том.
— Потшему? Недоразумений, — и доктор на мгновение задумался. — В Вена я видел эта девушка, Эльза. Это есть Эльза Варсхок. Ах-ха. Эльза есть жена, есть мать, есть сказаль: “Где для еда деньги?” Так? Я работай.
— Вы разбираетесь в психиатрии? — спросил Том.
— Психиатрия — нет. Люди — мало-мало. Мало-мало-мало-мало. Каждый год, каждый день — меньше, меньше, меньше, меньше. Потшему? Люди есть трудный. Люди есть люди. Люди есть смех, игра, фантазия, фокус. Ах-ха. Люди есть больной, люди есть помешан, люди есть обижен, люди есть обижать люди, есть убить, есть убить себя. Где есть смех, где есть игра, где есть фантазия, где есть фокус? Психиатрия — не люблю. Люди — люблю. Помешанный люди, прекрасный люди, обиженный люди, больной люди, разбитый люди — люблю, люблю. Потшему? Потшему люди терял смех, игра, фантазия, фокус? Для чего? Ах-ха. Деньги? — Он улыбнулся. — Я думаю, да. Деньги. Любовь есть деньги. Красота есть деньги. Смех есть деньги. Где есть деньги? Я не знаю. Больше нет смех. Работать теперь. Работать. Тигр. Тигр.
— Вы знаете стихотворение?
— Есть стихотворений?
— Конечно.
— Какой? — спросил доктор Пингицер. Том начал:
Тигр, о тигр, светло горящей, —
начал Том, —
В глубине полночной чащи,
Кем задуман огневой
Соразмерный образ твоя? [2]
— Ах-ха. Есть больше?
— Да, и порядочно, если только я не забыл.
— Пошалуста, — сказал доктор Пингицер.
В небесах или глубинах, —
продолжал Том, —
Тлел огонь очей звериных?
Где таился он века?
Чья нашла его рука?
— Хо-хо. Такой стихотворений я не слышаль семьдесят два лет! Кто делал этот стихотворений?
— Уильям Блейк.
— Браво, Уильям Блейк! — воскликнул доктор Пингицер. — Есть больше?
— Да. Минутку… Вот:
Что за мастер, полный силы,
Свил твои тугие жилы?
И почувствовал меж рук
Сердца первый тяжкий стук?
— Больше? — спросил доктор.
— Кажется, вспомнил все:
Что за горн пред ним пылал?
Что за млат тебя ковал?
Кто впервые сжал клещами
Гневный мозг, метавший пламя?
А когда весь купол звездный
Оросился влагой слезной,
Улыбнулся ль наконец
Делу рук своих творец?
Неужели та же сила,
Та же мощная ладонь
И ягненка сотворила
И тебя, ночной огонь?
Тигр, о тигр, светло горящий
В глубине полночной чащи!
Чьей бессмертною рукой
Создан грозный облик твой?
Томас Трейси умолк, а потом сказал:
— Вот и все стихотворение.
— Ах-ха. Спасибо. Теперь: ви знайт этот стихотворений с ребенка. Да?
— Да, — ответил Том, — я начал читать его наизусть, когда мне было три года.
— Вы понимайт этот стихотворений?
— Ничего я не понимаю — просто оно мне нравится.
— Ах-ха. Так.
Старик повернулся к двери:
— Много… много… много… Теперь: два вопрос. Один. Ваш тигр есть чей?
— Мой.
— Два, — продолжал доктор Пингицер. — Тигр на улице есть чей?
— Мм… Наверно, в самом деле вчера вечером черная пантера покалечила служителя и убежала из цирка — такое бывает. И наверно, раненая черная пантера разгуливает сейчас по улицам Нью-Йорка. Из одного только страха она может убить кого-нибудь, если решит, что так нужно. Но эта же черная пантера, разгуливающая по городу, — также и мой тигр.
— Так?
— Так.
— Потшему? — спросил доктор Пингицер.
— Не знаю — знаю только, что он ходил со мной по Пятой авеню, и мы зашли с ним в церковь святого Патрика. Ни на кого он не бросался. Не отходил от меня ни на шаг. Не побежал, пока в него не начали стрелять. Если бы в вас начали стрелять, разве бы вы не побежали?
— Отшен быстро, — подтвердил доктор Пингицер. — Семьдесят два лет, но отшен быстро.
Он помолчал, представляя себе, как он в свои семьдесят два года очень быстро бежит, а потом сказал:
— Полиция, они убьют этот животный.
— Постараются убить.
— Убьют.
— Постараются, — сказал Том, — но не убьют, потому что не смогут.
— Потшему? Они не смогут?
— Этого тигра нельзя убить.
— Один тигр? Нельзя убивать? Потшему?
— Нельзя — и все.
— Но сам тигр будет убить?