Мегрэ и порядочные люди

— В какое кафе?
— На улице Руаяль.
— Нет, я говорю о вторнике или среде и имею в виду бистро неподалеку от вашего дома…
— Не понимаю, о чем вы…
Мегрэ смущала роль, которую он вынужден был играть. Ему казалось, хотя точно он не был уверен, что удар тем не менее нанесен и что его собеседница должна призвать все свое хладнокровие, чтобы скрыть смятение.
Но это продолжалось лишь долю секунды, и она не отвела взгляда.
— Кто-то по какой-то причине мог назначить вам встречу неподалеку отсюда, например, на бульваре Монпарнас.
— Мне никто не назначал встреч…
— Не дадите ли вы мне какую-нибудь вашу фотографию?
Она едва не спросила: «Для чего вам она?» Но сдержалась и только прошептала:
— Полагаю, мне следует вам подчиняться.
Это напоминало тот момент, когда противники начинают атаковать друг друга. Она вышла из комнаты, зашла к себе в спальню, не закрывая двери, и было слышно, как она перебирает в ящике какие-то бумаги.
Вернувшись, она протянула фотографию четырех или пятилетней давности паспортного формата.
— Эта подойдет?
Мегрэ неторопливо положил фотографию в бумажник.
— Ваш муж играл на бегах, — изрек он.
— В таком случае, без моего ведома. А разве это запрещено?
— Нет, мадам, это не запрещено, но если мы хотим во что бы то ни стало найти убийцу, то обязаны знать о потерпевшем все. Три дня назад я не знал о существовании этого дома. Я не подозревал ни о вашем существовании, ни о вашем муже. Я просил у вас содействия…
— Я вам его оказала.
— Мне бы хотелось, чтобы вы были откровеннее…
Раз война была объявлена, он пошел в наступление:
— В ночь, когда произошло несчастье, я не стремился увидеть вас, потому что доктор Ларю сказал мне, что вы находитесь в очень плохом состоянии…
Вчера я пришел.
— Я приняла вас.
— И что вы мне сказали?
— То, что могла сказать.
— Это значит?
— То, что я знаю.
— Вы уверены, что поведали мне все? Вы уверены, что ваша дочь и зять ничего от меня не скрывают?
— Вы обвиняете нас во лжи?
Ее губы слегка дрожали. Вероятно, она делала страшное усилие, чтобы сохранять достоинство и гордо стоять перед Мегрэ. Только ее щеки слегка порозовели. Смущенный Лапуэнт не знал, куда ему смотреть.
— Нет, не во лжи, а в том, что вы что-то утаиваете.
Например, у меня есть точные доказательства, что ваш муж играл на тотализаторе…
— При чем здесь это?
— Если вы ничего об этом не знаете, если вы ни разу это не заподозрили, выходит, он мог что-то скрывать от вас. И если скрыл одно…
— Может быть, ему просто в голову не приходило рассказывать о таких вещах…
— Верно, если бы он играл раз или два случайно, но он-то был завсегдатаем и тратил на скачки несколько тысяч франков в неделю.
— К чему вы клоните?
— Вы произвели на меня впечатление, а затем и подтвердили его, что знаете все о своем муже и что со своей стороны у вас тоже не было от него секретов…
— Не понимаю, какое это имеет отношение к…
— Допустим, во вторник или в среду он с кем-то встречался в кафе на бульваре Монпарнас…
— Его там видели?
— По крайней мере, есть один свидетель, который в этом уверен.
— Возможно, он встретил старого приятеля или бывшего подчиненного и угостил его пивом…
— Вы же сказали, что в кафе он не ходил…
— Я не могу ручаться, что в подобной ситуации…
— И он вам ничего не рассказал?
— Нет.
— И не сказал, вернувшись: «Да, кстати, я встретил такого-то…»
— Не помню.
— А если бы сказал, вы бы запомнили?
— Вероятно.
— Ну а если бы вы сами встретили человека, которого знаете настолько, чтобы пойти с ним в кафе, и провели там минут десять, пока он пил виски…
У него на лбу выступил пот, он со злостью крутил в руках погасшую трубку.
— Я все-таки не понимаю…
— Простите, что побеспокоил… вероятно, мне придется прийти еще раз… прошу вас, подумайте. Кто-то убил вашего мужа и находится на свободе… Он может совершить новое убийство…
Она сильно побледнела, но сохранила спокойствие, проводила их к выходу, сухо кивнула на прощанье, затем заперла за ними дверь…
В лифте Мегрэ вытер лоб платком. Похоже, он старался не встречаться взглядом с Лапуэнтом, словно боясь прочесть упрек, и прошептал:
— Так было нужно.
 
Глава 6
Двое мужчин стояли на тротуаре в нескольких шагах от дома, как люди, которые никак не могут расстаться. Начал моросить мелкий, едва заметный дождь; мелодично зазвенели колокола в конце улицы, где-то вдалеке им вторили другие, затем вступили новые.
В двух шагах от Монпарнаса с его кабачками, за Люксембургским садом находился островок не только спокойствия и благоденствия, но и настоящее средоточие монастырей. Кроме монастыря Сестер милосердия, здесь находился монастырь Служанок Девы Марии, в двух шагах, на улице Вавен — монастырь Сестер храма Сиона, а в другом конце улицы Нотр-Дам-де-Шан — монастырь августинок.
Казалось, Мегрэ прислушивался к звону колоколов, впитывая влажный воздух, затем, вздохнув, сказал Лапуэнту:
— Слетай на улицу Сен-Готар. На такси доберешься за несколько минут. В субботу контора и цеха, вероятно, закрыты. Но если Жуан похож на своего бывшего хозяина, можно надеяться, что он на месте — заканчивает какую-нибудь срочную работу. Если его нет, найдешь консьержку или сторожа. Спроси его домашний телефон и позвони ему.
Мне нужно, чтобы ты принес фотографию в рамке, которую я видел у него в кабинете. Вчера, когда мы разговаривали, я машинально ее рассматривал, не подумав, что она может нам пригодиться. Это групповой снимок — Рене Жослен в центре, Жуан и, скорее всего, Гуле — слева и справа от него, другие сотрудники, мужчины и женщины, стоят во втором ряду, — всего человек тридцать. Там не все работницы, только те, кто давно здесь служит или самые лучшие. Вероятно, снимок сделан по случаю какого-нибудь юбилея или в связи с уходом Жослена на пенсию.
— Вы будете у себя в кабинете?
— Нет. Приходи в пивную на бульваре Монпарнас, где я уже был.
— Где эта пивная?
— По-моему, она называется франко-итальянской.
Рядом с магазином, где продают товары для художников и скульпторов.
И он пошел, ссутулясь, покуривая трубку, которая впервые за год имела привкус осени.
Ему было немного стыдно, что он так резко разговаривал с мадам Жослен. Он понимал, что эта история лишь начинается. Ведь только она могла что-то от него скрывать или лгать ему. А его ремесло состояло в том, чтобы узнавать истину.
Мегрэ всегда было тяжело опровергать чьи-то доводы. Впервые это произошло в детстве, когда он только пошел в школу в своей деревне Алье. Тогда он первый раз в жизни соврал. В школе ученикам раздавали уже не новые, более или менее потрепанные учебники, но у некоторых учеников были совсем новые книги, и он ужасно им завидовал.
Ему выдали катехизис в зеленоватой обложке, с уже пожелтевшими страницами, а дети из более зажиточных семей купили себе новые книги последнего издания в обложке заманчиво розоватого цвета.
— Я потерял катехизис… — сказал он как-то вечером отцу. — Я пожаловался учителю, и он выдал мне новый…
На самом же деле он его не терял, а спрятал на чердаке, не осмелившись выбросить.
В тот вечер он не мог заснуть, он чувствовал себя виноватым и не сомневался, что в один прекрасный день его обман выплывет наружу. Назавтра он уже пользовался новым учебником без всякой радости, а потом три или четыре дня страдал, пока не подошел к учителю, держа в руках книгу.
— Я нашел старый, — прошептал он пересохшим от волнения языком, весь красный от стыда, — отец велел мне отдать этот вам.
Он до сих пор помнит взгляд учителя — проницательный и доброжелательный одновременно. Без сомнения, тот обо всем догадался, все понял.
— Доволен, что нашел?
— О да, господин учитель…