Мегрэ и субботний клиент

— Даже не знаю…
Он настолько ушел в себя, что у Мегрэ возникло желание встряхнуть посетителя за плечи, накричать на него, глядя прямо ему в лицо.
— Послушайте, Планшон…
Комиссар тоже повторялся, произнося одни и те же слова, наверное, в десятый раз.
— Вы только что заметили, что у меня нет оснований для вашего ареста. Но я могу приказать установить за вами слежку, далее если это не помешает совершить преступление. Вас задержат сразу же после убийства. Судить вас буду не я, а судьи. Они вовсе не обязаны вас понять и вполне могут обвинить вас в предумышленном убийстве. Вы говорили, что родственников в Париже у вас нет…
— У меня их вообще нет.
— Что станется с вашей дочерью? Ведь вы будете под следствием, а затем предстанете перед судом. А как сложится судьба Изабеллы после вынесения вам приговора? - Опять последовал тот же ответ:
— Не знаю…
— Ну, что вы решили?
— Ничего.
— Что вы будете делать?
— Не знаю. Ничего не могу сказать. Я хочу попробовать.
— Что попробовать?
— Привыкнуть ко всему этому.
Мегрэ хотелось крикнуть, что он вовсе не этого добивался от Планшона.
— Что вам мешает уехать?
— С дочерью?
— А почему бы и нет, ведь вы по-прежнему глава семьи.
— А она?
— Вы имеете в виду свою жену?
Планшон стыдливо кивнул головой, а затем добавил:
— А моя мастерская?
Значит, дело обстояло не только в одних чувствах.
— Ладно, я еще подумаю, как мне поступить…
— Мы с вами увидимся вновь?
— Зачем? Ведь я вам все рассказал… Вы и так потеряли из-за меня целый вечер… Ваша жена…
— Оставьте в покое мою жену, займитесь лучше своими проблемами… Хорошо, можете сюда больше не приходить… Но мне хотелось бы иметь с вами какую-нибудь связь… Не забывайте, вы сами пришли ко мне…
— Прошу простить меня…
— Вы будете звонить мне каждый день…
— Сюда?
— Сюда или ко мне на работу… Прошу вас только о том, чтобы вы не забывали звонить мне…
— Зачем?
— Ни за чем. Просто, чтобы поговорить со мной. Вы лишь скажите мне: «Я здесь…» И мне этого будет достаточно.
— Хорошо, я выполню вашу просьбу.
— Значит, обещаете звонить каждый день?
— Да, каждый день.
— И если вдруг в какой-то момент вы почувствуете, что готовы осуществить свой замысел, вы мне позвоните?
Планшон помедлил с ответом, взвешивая, казалось, все «за» и «против».
— Выходит, вы считаете, что я на это не смогу пойти, — произнес он наконец. И закончил свою мысль, как крестьянин, торгующийся на ярмарке: — Понимаете, если я позвоню, чтобы сообщить вам…
— Отвечайте на мой вопрос…
— Хорошо, я вам позвоню…
— Это все, о чем я вас прошу… А теперь возвращайтесь домой…
— Сейчас я не могу…
— Почему?
— Еще не время… Они сидят в столовой… Что мне там сейчас делать?
— Вы собираетесь переждать какое-то время в одном из баров?
Планшон обреченно пожал плечами, бросив жадный взгляд на графин со сливянкой. Раздраженный Мегрэ налил ему последний стаканчик.
— Лучше пейте здесь, чем где-то…
Дерзка стакан в руке и чувствуя себя немного униженным, посетитель колебался.
— Вы меня презираете?
— Никого я не презираю…
— А если вам придется кого-нибудь презирать?..
— Уж конечно не вас…
— Вы говорите это, чтобы как-то меня приободрить?
— Нет. Я действительно так думаю.
Планшон поднялся, взял шляпу и осмотрелся вокруг, словно искал что-то.
— Вы не объясните своей жене…
Мегрэ легонько подталкивал его к двери.
— Я испортил вам весь вечер… И ей тоже…
У порога он остановился: человек маленького роста выглядел таким заурядным, что на улице никто бы не обратил на него внимания.
— До свидания, господин Мегрэ…
Уф! Дверь наконец закрылась, и мадам Мегрэ выпорхнула из кухни.
— Я думала, что он никогда не уйдет и ты от него не избавишься… Хотела даже войти в гостиную и под каким-нибудь предлогом вызволить тебя…
Она внимательно посмотрела на мужа:
— Ты чем-то озабочен?
— Да, так оно и есть…
— Он сумасшедший?
— Не думаю…
Жена редко задавала ему вопросы, на в этот раз Мегрэ беседовал с посетителем у них дома. Она принесла суп и рискнула спросить мужа тихим голосом:
— Зачем он приходил?
— Исповедоваться.
Она не подала виду, что удивлена, и уселась за стол.
— Почему ты не включаешь телевизор?
— Передача, наверное, уже заканчивается…
Раньше вечером по субботам, когда дела не задерживали Мегрэ на набережной Орфевр, супруги ходили в кинотеатр, не столько посмотреть фильм, а скорее вместе прогуляться. Рука об руку они направлялись к бульвару Бон-Нувель и чувствовали себя прекрасно даже тогда, когда шагали молча.
— Завтра, — объявил Мегрэ, — мы пойдем на Монмартр…
Как обычно, он возьмет жену под руку, и у них будет вид обычных прогуливающихся прохожих. Комиссару хотелось самому увидеть улицу Толозе, отыскать на ней стоящий в глубине двора дом, где жили Леонар Планшон, его жена, их дочь Изабелла и Роже Пру.
Правильно ли Мегрэ вел беседу или нет? Удалось ли ему найти слова, которые нужно было сказать Планшону? И нашел ли тот на бульваре Ришар-Ленуар то, для чего он, собственно, и приходил?
Сейчас он, вероятно, уже выпивал где-нибудь, мысленно перебирая в голове все, о чем рассказал комиссару.
Трудно было судить, принесло ли Планшону столь желанное и часто откладываемое свидание с комиссаром облегчение или, наоборот, этот визит стал, по его мнению, осечкой.
Впервые Мегрэ расстался с посетителем на пороге своей квартиры и задавал себе вопрос: не убьет ли позднее этот человек свою жену и ее любовника?
Это могло произойти и сегодня ночью, и в любую минуту, даже именно в тот момент, когда Мегрэ об этом подумал.
— Что с тобой?
— Ничего… Не нравится мне вся эта история…
Комиссар подумал, что ему не мешало бы позвонить в полицейское отделение восемнадцатого округа и дать указание установить за домом Планшона наблюдение. Но разве можно поставить наблюдателя в спальне?
Слежка же с улицы ничего бы не дала.
 
Глава 3
Это было самое обычное воскресное утро: тусклый рассвет за окном навевал ощущение полной безмятежности и покоя.
В такой день, если ему везло и он проводил его дома, Мегрэ любил понежиться в постели. Даже проснувшись, он не спешил вставать, так как хорошо знал, что жене не нравилось, когда он «путался под ногами» и мешал ей заниматься уборкой.
Обычно Мегрэ слышал, как около семи часов она осторожно, чтобы не разбудить его, вставала с постели, на цыпочках шла к двери, щелкала выключателем в соседней комнате, и полоса света проникала в спальню сквозь дверную щель на полу.
Так и не проснувшись окончательно, Мегрэ вновь засыпал. Подобное происходило каждое воскресное утро и стало уже традицией.
Воскресный сон не был похож на сон в другие дни: он был более глубоким и более приятным. Каждые полчаса до комиссара доносился звон колоколов, в полудреме он смутно ощущал пустоту улиц, отсутствие грузовиков, шум редких автобусов.
В такой день, когда он не вел никаких дел, ничто не заставляло его спешить.
Чуть позже где-то в квартире раздавалось жужжание пылесоса, а потом Мегрэ явственно ощущал приятный запах кофе, который готовила на кухне жена.
Такое происходило, наверное, во всех семьях, и разве подобный ритуал не помогал скрасить самый тусклый начинающийся день.
Мегрэ приснился Планшон. Это был даже не сон. Комиссару почудилось, что его недавний клиент стоит в их небольшой гостиной, но ведет себя совсем иначе, чем накануне. Вместо волнения, отчаяния его лицо, обезображенное заячьей губой, выражало ироническую хитрость. Хотя Планшон и не шевелил губами, Мегрэ казалось, что тот как бы говорил ему:
— Вы же сами видите, что я прав. Мне не остается ничего другого, как убить ее! Вы не можете в этом признаться, потому что служите в полиции и печетесь о своей репутации. Но вы не имеете права арестовать меня до тех пор, пока я не прикончу их обоих…