Мегрэ и субботний клиент

Чья-то рука легонько трясла Мегрэ за плечо, и знакомый голос, как всегда, произнес:
— Уже девять часов…
Жена протянула ему первую чашку кофе. Обычно он выпивал ее прямо в постели.
— Какая сегодня погода?
— Холодно и ветрено.
Свежая и умывшаяся, в светло-голубом халате мадам Мегрэ раздвинула занавески. Небо по цвету напоминало белый лед.
Не происходило ли то же самое в квартирах, расположенных по другую сторону бульвара Ришар-Ленуар, во всех семьях, которые жили в Париже и других городах? Разве можно было отказаться от этих привычек, устоявшихся воскресных традиций?
— Тебя что-то тревожит? — спросила жена, заметив, что вид у Мегрэ озабоченный и угрюмый. — Меня волнует вчерашний тип.
Жена Планшона не подавала своему мужу горячий кофе по утрам. Проснувшись после беспокойной ночи, проведенной на раскладушке в столовой и не совсем протрезвевший, он вставал первым и, наверное, слышал в соседней комнате ровное дыхание спящей жены и ее любовника, которые продолжали нежиться в теплой постели.
Казалось, такая картина взволновала Мегрэ больше, чем вчерашняя исповедь его собеседника. Планшон рассказывал, как он проводит свои будничные дни, чем он занимался по воскресеньям. У рабочих его мастерской были выходные. Да и он не работал в воскресенье. В доме у Планшона в этот день, наверное, любили поваляться в постели Рене и ее любовник.
Готовил ли Планшон кофе на всех, накрывал ли он стол на кухне? А его дочь в ночной рубашке и с еще сонным выражением лица, не помогала ли она ему готовить завтрак?
Планшон сказал, что вопросов она не задавала, но это не мешало Изабелле видеть все, что творится в доме. Что она думала о жизни любовников и о жизни своего отца?
Пока Мегрэ ел рогалики, мадам Мегрэ принялась готовить обед. Время от времени супруги переговаривались через дверь в кухню. Вечерние газеты, которые комиссар так и не успел прочитать, лежали на столе рядом с еженедельными журналами. Он всегда оставлял их на воскресное утро.
В полицейское управление он позвонил тоже по привычке. Но в этот раз он сделал это раньше, чем всегда, потому что его терзала тревога.
Дежурил Торранс. Мегрэ узнал его по голосу и представил, как тот сидит в пустом кабинете.
— Какие новости?
— Ничего особенного, шеф. Сообщили об одной краже драгоценностей этой ночью.
— Опять в «Крийоне»?
— Нет, в «Плацце», на авеню Монтеня…
Накануне комиссар распорядился послать в каждый из роскошных отелей на Елисейских полях по одному инспектору.
— Кто там был?
— Ваше.
— Он ничего необычного не заметил?
— Ничего. Метод ограбления тот же…
Разумеется, был изучен список всех предполагаемых похитителей драгоценностей, включая карточки Интерпола. Способ похищения не походил ни на один из способов, известных полиции, и речь наверняка шла о грабителе, который хотел за несколько дней украсть целое состояние и скрыться.
— Ты послал кого-нибудь в помощь Ваше?
— К нему поехал Дюпё. Но сейчас они ничего не смогут сделать. Многие клиенты в отеле еще спят.
Следующий вопрос показался, должно быть, Торрансу странным:
— А в восемнадцатом округе ничего не произошло?
— Ничего, насколько я помню. Подождите, я посмотрю записи. Так… Берси… Берси… Я просматриваю все Берси…
На полицейском языке это означало задержание пьяниц, которые буянили в той или иной степени и которых отвозили провести остаток ночи в полицейском отделении.
— Драка в четверть четвертого на площади Пигаль… Кража… Еще одна… Поножовщина после танцев на бульваре Ро шешуар…
Обычная сводка происшествий за субботний вечер.
— Убийств не было?
— В журнале об этом ничего не говорится.
— Благодарю тебя. Желаю спокойного дежурства. Позвони мне, если будет что-то новое в «Плацце»…
Как только комиссар положил телефонную трубку, в проеме двери появилась мадам Мегрэ и спросила:
— Переживаешь за типа, что приходил вчера?
Когда вчера они ложились спать, комиссар рассказал ей историю Планшона самым безразличным тоном, словно не принимал ее всерьез.
— Ты не находишь, что он слегка чокнутый?
— Не знаю. Я не психиатр.
— Как ты думаешь, почему он пришел к тебе? Увидев его на лестничной площадке, я сразу поняла, что этот посетитель не похож на других, и, признаюсь, он меня напугал…
К чему тревожиться? Разве его это касалось? Пока еще нет, во всяком случае. Мегрэ дал жене уклончивый ответ и, удобно устроившись в кресле, углубился в чтение газет.
Минут через десять комиссар встал, нашел телефонный справочник, а в нем — строчку с адресом Леонара Планшона, маляра-подрядчика, проживающего на улице Толозе.
Маляр не схитрил и назвал свое подлинное имя. Минуту поколебавшись, Мегрэ набрал номер, и, пока в трубке звучали длинные гудки, он почувствовал, как у него от волнения перехватило дыхание.
Вначале Мегрэ подумал, что ему никто не ответит, потому что трубку долго не брали. Наконец раздался щелчок, и чей-то голос спросил:
— Вас слушают. Кто говорит?
К телефону подошла женщина и чувствовалось, что у нее плохое настроение.
— Я хотел бы поговорить с господином Планшоном…
— Его здесь нет…
— Это мадам Планшон?
— Да, это я…
— Вы не знаете, когда вернется ваш муж?
— Он только что вышел из дома со своей дочерью…
Мегрэ подметил, что она сказала «со своей дочерью», а не с «моей» или «нашей». Он догадался, что в комнате кто-то подсказывал женщине:
— Спроси, кто звонит…
И в самом деле, после короткой паузы, она спросила:
— Кто со мной говорит?
— Один клиент… Я позвоню попозже…
Комиссар повесил трубку. Итак, Рене была жива, Роже Пру, наверное, тоже, а Планшон ушел погулять с дочерью. Значит, на улице Толозе, как и в других семьях, существовали свои воскресные традиции.
Все оставшееся утро Мегрэ старался не думать о Планшоне. Прочитав без большого интереса газеты, он постоял немного у окна, разглядывая, как люди возвращались с воскресной мессы: они шли быстро, наклонившись вперед, и их лица посинели от холода. Затем комиссар принял ванну, оделся, ощущая, как приятные запахи готовящегося обеда проникали во все уголки квартиры.
В полдень супруги пообедали, сидя напротив друг друга, так как телевизор они не включали. Они поговорили о дочери доктора Пардона, ожидавшей второго ребенка, потом о других мелочах, о которых Мегрэ уже не помнил.
Около трех часов, когда посуда была вымыта, а квартира вновь приведена в порядок, он предложил:
— Ты не желаешь прогуляться?
Мадам Мегрэ надела каракулевую шубу. Комиссар выбрал себе самый толстый шарф.
— Куда ты хочешь меня повести?
— На Монмартр.
— А ведь верно. Ты говорил мне об этом вчера. Мы поедем на метро?
— Да, там потеплее…
Они вышли на станции «Плас Бланш» и начали медленно подниматься по улице Лепик. Все лавки там были закрыты ставнями.
Возле улицы Аббес улица Лепик сильно изгибалась, а улица Толозе продолжала идти круто вверх и пересекалась с ней возле «Мулен де ля Галет».
— Он живет здесь?
— Немного выше… прямо у подножия лестницы…
Почти на полдороге, чуть левее, Мегрэ заметил выкрашенный в фиолетовый цвет фасад и на нем буквы, которые освещались вечером: «Бал приятелей». Трое молодых людей стояли на тротуаре и, казалось, кого-то поджидали, а изнутри доносились звуки аккордеона. Танцы еще не начались, и аккордеонист в глубине полутемного зала только разминался.
Именно здесь девять лет назад страдавший от одиночества Планшон совершенно случайно повстречал Рене: в зале было слишком много людей, и официант в спешке посадил девушку за его столик.
Супруги Мегрэ продолжали подниматься вверх по улице и немного запыхались. Между зданиями в пять-шесть этажей еще сохранились несколько низких домов, построенных в те времена, когда Монмартр был еще деревней.
Наконец они достигли решетки, открывающейся в мощеный двор, в глубине которого возвышался каменный павильон, какие встречаются главным образом в предместьях. Это было одноэтажное строение, уже поблекшее, обветшалое. Стены вокруг окон были с чередованием выложены желтыми и красными кирпичами. Деревянные панели были выкрашены свежей краской голубого цвета, который не гармонировал со всем внешним видом здания.