Мегрэ забавляется

— Какова нынче погода в Сабль-д'Олонн? Здесь, если не считать грозы, стояли прекрасные денечки. Ваше здоровье!
Мегрэ чокнулся с ним и отпил глоточек.
— Я с самого начала догадался, что они попросят вас вернуться. Даже сказал жене: «Это дело по плечу только комиссару Мегрэ». Потому что, если хотите знать мое мнение, врут они все. Вы так не думаете?
На месте инспектора Жанвье — кстати, что-то он давненько не забегал сюда пропустить рюмочку, — так вот, на его месте, говорю, я бы устроил им очную ставку, всем этим докторам, и сказал бы им так: «Ну-ка, выкручивайтесь оба…»
Мегрэ не мог удержаться от улыбки, не спуская глаз с открытых окон своего кабинета. В какое-то мгновение заметил меряющего его шагами человека и узнал силуэт Жанвье. Несмотря на расстояние, смог даже разглядеть сигаретный дымок.
Комиссара донимала эта история с пуговицей, казавшаяся ему чем-то вроде фальшивой ноты. Эта находка давала основание предполагать, что Эвелин Жав и доктор Негрель боролись друг с другом. Отсюда — только один шаг до предположения, что именно он ударил молодую женщину или швырнул ее так, что она ударилась о мебель. И тогда укол дигиталина получал совсем другое объяснение, нежели ошибка с лекарством.
— Она была голая… — прошептал Мегрэ, не отдавая себе отчета, что говорит вслух.
— Вы что-то сказали?
— Да нет, ничего. Это я так, сам с собой…
Ему снова почудилось, что во тьме сомнений засветился огонек, как недавно в кафе на набережной Шаратон.
Но что-то не вязалось. Память упрямо возвращала его к одному из второстепенных в этой драме персонажей, о ком меньше всего говорили.
Речь шла о Клэр Жюссеран, няне, которую доктор Жав нашел в одной из парижских клиник, где она работала медсестрой, и пригласил ухаживать за своим ребенком.
Если верить газетам, она сначала помалкивала, живя затворницей на вилле «Мария-Тереза», и ее можно было увидеть лишь издали гуляющей в саду с маленькой Мишель.
Комиссар вспомнил безобидную фразу, которую прочел то ли в статье Лассаня, то ли в какой-то другой: «Ей около пятидесяти, и, кажется, она ненавидит все человечество…»
Он знал этот тип женщин. Большинство их с отвращением относятся не только к мужчинам, но и к представительницам одного с ними пола и живут, замкнувшись в собственном мирке.
Однако вовсе не обязательно, что они ненавидят всех мужчин до единого. Иногда одного из них они выбирают объектом поклонения, и этот тайный культ становится единственным смыслом их бытия.
А не давняя ли Клэр Жюссеран знакомая Жава? Учитывая ее профессию, вполне возможно и даже вероятно, поскольку врач имел клиентов в большинстве парижских клиник.
Мегрэ попытался представить ее на бульваре Османн и на вилле «Мария-Тереза». Эта женщина, скорее всего, не ведала, что такое любовь, а если и испытала ее, то принесла она ей лишь несчастье.
Какие же у нее сложились отношения с Эвелин, которая имела кучу драгоценностей, к тому же у нее был не только муж, но и любовник?
Солнце садилось, и запоздавшие буксиры с караванами барж спешили в порты Сены. Засидевшийся рыбак сматывал удочку, а лавочки букинистов уже закрылись.
— Осмелюсь спросить, не поужинаете ли вы у меня?
Впрочем, полагаю, вы слишком заняты?
— Мне вовсе не надо чем-либо заниматься. Я — в отпуске, — проговорил комиссар с легкой горечью. — А что у вас подают сегодня?
— В меню, написанном мелом на грифельной доске, значилась морская рыба по-нормандски и жареная телятина.
— Я поужинаю здесь, — решил комиссар.
Хозяин скроил хитрющую рожу, ибо не поверил ни единому слову из того, что сказал ему комиссар относительно отпуска. Для него, впрочем, как и для всех остальных, напечатанное в газете — святая правда, как Евангелие.
— Мария! Накройте столик у окна для комиссара. — И он подмигнул Мегрэ в полной уверенности, что тот зашел к нему не просто поесть, а понаблюдать один Бог знает за чем.
— Наливайте рюмки. Теперь моя очередь заказывать…
Жав и Антуанетта уже около четырех часов находились в кабинете Мегрэ лицом к лицу со все более нервничающим Жанвье.
Зажглась лампа под зеленым абажуром. Кто-то подошел и закрыл окно. Спустя полчаса, когда Мегрэ уже приступил к ужину, он заметил гарсона из пивной «У дофины» с подносом, закрытым салфеткой.
Это тоже было своего рода ритуалом. Пиво и бутерброды означали, что допрос продлится до позднего вечера.
Немедленных результатов настолько не ждали, что три или четыре репортера даже покинули набережную Орфевр и отправились к ресторану на площади. Они бы не ушли так далеко, не получив заверений, что у них достаточно времени, чтобы успеть поужинать.
В зал, где находился Мегрэ, вошли еще пятеро посетителей. Двое мужчин уселись на одной банкетке и тут же заспорили о карбюраторах — это были, вероятно, какие-то коммерсанты. Следом появились супруги-иностранцы, которых едва можно было понять. Последней вошла девушка-блондинка и, стрельнув глазами на комиссара, нахмурилась.
Он не сразу узнал ее, хотя фотографии печатались в газете. Это была Мартин Шапюи. В цветном хлопчатобумажном платье она выглядела более пухленькой и симпатичной, чем на снимках.
Девушка тоже выбрала место возле окна и отрывала взгляд от здания на набережной Орфевр лишь для того, чтобы посмотреть на комиссара.
Эта девушка с открытым лицом и четко очерченными губами сразу же внушила ему симпатию. Она выглядела более женственно, чем можно было представить, думая о ней, как о вечной студентке, любительнице коллекционировать дипломы.
Его нестерпимо тянуло подойти и заговорить с Мартин, да и ей, по-видимому, не раз приходила в голову эта мысль, поскольку, когда их взгляды встречались, по ее губам проскальзывала мимолетная улыбка.
Из газетных публикаций и радиопередач она, конечно, знала о том, что происходит в здании напротив, а отец наверняка поведал ей о привычках полиции, и поэтому девушка тоже ждала развязки. Ей захотелось занять кресло в первом ряду. Но разве она не являлась одним из самых заинтересованных лиц?
«Настоящая женщина», — подумал комиссар в тот момент, когда ему принесли сыр.
Он поднялся и прошел в кухню, где хозяин заведения в белом колпаке колдовал у плиты.
— Я могу позвонить в Канны?
— Вы знаете, где телефон. Только спросите у оператора, сколько это стоит.
Мартин Шапюи, следившая за Мегрэ взглядом, видела, как он открыл стеклянную дверцу кабинки и снял трубку.
— Я хотел бы поговорить с виллой «Мария-Тереза» в Каннах. Личный вызов для мадемуазель Жюссеран.
— Подождите несколько минут.
Комиссар вернулся за столик и едва успел покончить с камамбером, как заверещал звонок вызова.
Теперь наступил его черед испытать чувство страха, ибо он решил провести эксперимент, к которому раньше не прибегал и который не позволил бы себе, будь он сейчас у себя в кабинете на месте Жанвье.
Связь, как Мегрэ ожидал и на что надеялся, была скверной. Он услышал на другом конце провода голос, который нетерпеливо повторял:
— Алло… Алло… Вилла «Мария-Тереза». Кто звонит?
Газеты писали, что кухарка была из местных. А поскольку женщина, ответившая ему, говорила без акцента, он справедливо решил, что имеет дело с мадемуазель Жюссеран.
Изменив голос, как только мог, Мегрэ произнес:
— Алло! Клэр?
Он рисковал, не зная, как доктор Жав называет няню.
— Да, это я. Кто говорит?
Ему пришлось снова рискнуть:
— Говорит месье.
— Слышимость плохая, — отозвалась она. — Я едва разбираю, что вы говорите. Да еще малышка плачет в соседней комнате.
Все шло как по маслу. Он сумел подобрать нужные слова. Оставалось задать вопрос.
— Скажите мне, Клэр, когда полиция допрашивала вас относительно последнего звонка мадам в пятницу, вы сообщили им, что не сказали мне о нем?
С бьющимся сердцем он ждал ответа и мог видеть сквозь стекло, сколь пристально Мартин Шапюи его разглядывает.