Негритянский квартал
В сердце Дюпюша возродилась надежда. Гренье не разорился! Он дал телеграмму! Но тут же увидел дату.
— Этой телеграмме две недели, — устало сказал он.
— И что же?
— Вы сами знаете что… Судя по ней, я предполагаю, что вы служили в АОКЭ.
— Вот именно!
— Оно обанкротилось.
Они все еще не понимали друг друга. Лами нервничал и, чтобы успокоиться, вторично заказал виски.
— Что вы мне рассказываете? Я сел на пароход неделю назад. Судно было паршивое, товарно-пассажирское, зато проезд дешев. Я так и знал, что встречу вас в Панаме или Кристобале. В этих краях невозможно не. встретиться. И я дал себе слово…
Он бросил взгляд на пистолет. Г-н Филипп опустил веки.
— За что? — только и спросил Дюпюш.
Лами, конечно, был болен. Пальцы его мелко дрожали, нижняя губа мелко дергалась.
— Я и сам не знаю! — выкрикнул он, — Я думал, вы интриговали против меня, чтобы занять мое место.
Иначе почему бы меня вдруг отозвали?
— Я этого не знаю.
— Что вам говорили в Париже?
Дюпюш вспомнил и закусил губу. Он все понял.
Гренье объяснил тогда: «Тамошний главный инженер наполовину выжил из ума. Судя по его рапортам, он пьет чичу [5] и живет с индеанкой».
Значит, это и был Лами, которого он знал по университету в Нанси?
— Так что вам обо мне говорили?
— Теперь это не имеет значения, раз Общество обанкротилось. Но почему они не предупредили вас телеграммой? Или вы уже были в пути?
— Что вам обо мне говорили? — упрямо повторил Лами.
— Я сам узнал о катастрофе, лишь приехав сюда.
Мне дали аккредитив, я пошел получать по нему, а банк отказался платить.
Но Лами это не интересовало. Им владела одна лишь навязчивая мысль.
— Вам сказали, что я пью?
— Что-то в этом роде.
— И что у меня ребенок от индеанки?
— У вас есть ребенок?
— Вас это не касается! Это никого не касается, понятно? Это не мешало мне управлять рудником. Да и было бы чем управлять! Но я обещаю вам потрясающий скандал в Париже!.. И если бы вы приехали туда, я сумел бы повеселить вас четверть часика… Эй, официант, еще виски!
Г-н Филипп встал и все так же молча вышел в холл.
Через минуту в бар, чего раньше не бывало, вошла Жермена и притворилась удивленной.
— Прости, я не знала, что ты занят.
Дюпюш понял. Ее прислали для того, чтобы помешать из разговору или, на худой конец, осадить Лами, который слишком разгорячился.
— Моя жена, — представил Дюпюш. — Господин Лами, бывший главный инженер АОКЭ…
Лами ухмыльнулся.
— Вам здорово повезло, что Общество обанкротилось! Просто повезло, уверяю вас.
Жермена, все еще ничего не понимая, присела к столу.
— Я полагаю, Гренье заверил вас, что климат там превосходный, а жизнь прекрасна? Хотел бы я посмотреть на вас, сударыня, в тех краях! Огромная река, грязь по колено, жара такая, что невозможно писать: чернила расплываются от пота.
Казалось, Лами бросает им вызов.
— А колики! У вас уже были колики? Я подох бы, если бы не моя подружка. Да, сударыня, у меня там любовница-индеанка, которую я считал женой. Она родила мне ребенка, и я не стыжусь в этом признаться.
Будь у меня деньги, я взял бы ее с собой во Францию, потому что она лучше вас всех.
Лами явно намеревался учинить скандал. Быть может, для этого он и пришел сюда? Он с отвращением проглотил третью порцию виски, и было видно, что он выпил немало еще до прихода Дюпюша.
— Это Общество — шайка сволочей и мерзавцев, понимаете?
Лами схватил пистолет и сунул его в карман.
— А как насчет того, чтобы вернуться во Францию вместе со мной? — с издевкой спросил он. — Неужели вы надеетесь на то, что Общество воскреснет?
— У нас нет денег, — медленно процедила Жермена.
— Вот это номер! Значит, вы застряли здесь потому, что у вас нет денег?
— Именно, сударь. Я служу в этом отеле, чтобы заработать на жизнь.
Видимо, Жермена не понимала, в каком состоянии Лами. Она говорила с ним как с разумным человеком.
Лами поднялся, и его невероятная худоба стала еще заметней. Его тело казалось дряблым и бессильным, а ведь он был старше Дюпюша всего на три-четыре года.
— Официант, сколько с меня?
Лами искал эффектную завершающую фразу: он, безусловно, был расположен к позерству.
— Сударыня…
Лами склонился над рукой Жермены, потом хлопнул Дюпюша по плечу.
— А тебе, старина, желаю мужества!..
— Что с ним? — спросила Жермена.
— Не знаю. По-моему, он не совсем нормален.
— Что он тебе сказал?
— Он возвращается во Францию. Кажется, собирался меня застрелить. Хотя не думаю, скорее, просто хотел попугать.
— Ты видел братьев Монти?
— Вчера вечером, когда мы с тобой расстались.
— И что вы решили?
— Ничего. То есть решили…
Он выдержал паузу и сказал:
— Буду торговать сосисками.
Ему хотелось поскорее остаться одному. Издали он поклонился г-ну Филиппу, и тот ответил едва заметным кивком. Дюпюш вышел, перебрался на теневую сторону улицы и быстро направился к итальянскому бару. Перед тем как войти, он удостоверился, что Джона в баре нет.
Ему никак не удавалось отделаться от образа Лами.
Гримасничающий, в белой одежде, которая чуть не падала с исхудалого тела, тот стоял перед ним, и голос его звучал в ушах Дюпюша.
«Во Франции его упрячут в сумасшедший дом! — твердил он про себя, чтобы успокоиться. — Он безумец, это же совершенно ясно!»
Его представление о географии мира обогатилось сегодня новым открытием: широкая река впадает в Тихий океан, и надо плыть долгие недели вверх по ней, прежде чем на берегу покажутся деревянные здания АОКЭ. Пот смешивается с чернилами. От колик лечит индеанка, которая родила ребенка…
«Она лучше вас всех…»
Почему Лами сказал ему это именно сегодня, когда он сблизился с маленькой Вероникой? Интересно, какой вкус у чичи? Индеанки жуют зерна маиса, потом эта кашица, разбавленная водой, бродит…
— У нас сегодня равиоли! — объявил официант.
— Давайте! Только расплачусь завтра, хорошо?
Послышался гудок: пароход, на борту которого едет Лами, входил в канал. Через две недели он придет в Ла-Паллис. Там, конечно, будет дождливо и холодно.
Сейчас февраль, а в феврале во Франции еще зима.
— Стаканчик молодого вина?
— Пожалуй.
Надо было во всем разобраться, выбрать определенную линию поведения и держаться ее во что бы то ни стало.
Иначе…
V
Прошло три месяца, в Панаме наступило самое жаркое время года. В кафе Монти затянулась вечерняя партия в белот. Бармен дремал за стойкой. Все сидели без пиджаков. Фернан был в подтяжках и напоминал собой рабочего, отдыхающего воскресным утром.
Кристиан Коломбани играл в паре с Дюпюшем, который только что объявил терц и белот.
— Козырь и козырь, туз и старшая десятка!..
Эжен подсчитывал и записывал очки. Кристиан только что побывал у парикмахера, и его темные, как никогда тщательно подвитые волосы распространяли сладкий запах духов.
— Кстати, Джо… — начал Кристиан, сдавая карты.
Дюпюш сразу понял, в чем дело, потому что братья Монти как по команде приняли деловой вид.
— Я хотел спросить тебя… Ты не будешь против, если я приглашу твою жену на праздник в морском клубе?
Дюпюш ответил спокойно, невозмутимо и совершенно естественно:
— Нисколько.
Ответ прозвучал так, что все засомневались, не притворяется ли Дюпюш. Но он не притворялся. Игра продолжалась, хотя Кристиан и заторопился: ему надо было еще успеть переодеться и предупредить Жермену — праздник должен был состояться в тот же вечер. Как только набралась тысяча очков, он поднялся из-за стола, едва скрывая нетерпение.
— Сколько с меня, Фернан?