Ударь или убей!
С большим трудом я удержался от улыбки. Я успел лишь выдвинуть стул, когда парнишка лет двадцати с пустой молочной бутылкой в руке, изрыгая проклятия, вдруг двинулся на Пели и Уивера.
Беда была в том, что у паренька язык был как помело. Он вознамерился высказать все, что он о них думает, и вошел в раж. Внезапно Ленни ударил его слева, а Нэт схватил парня за грудки, выбив у него из рук бутылку, и швырнул его на пол.
Парень не слишком ушибся, но нервы у него сдали, и он разрыдался. Его лицо перекосилось от ненависти.
Ленни хмыкнул и поднял свой стакан.
— Ты рехнулся, сосунок.
— Ты грязный ублюдок! — От злобы голос паренька звучал сдавленно. — Ты уговорил ее с ним работать.
— Вали отсюда, пока цел.
— Ей совершенно незачем было с ним связываться. У нее и здесь есть место. Это ведь ты тряс перед ней деньгами! И она, дура, согласилась. Она всегда говорила, что хочет иметь много денег. Вы ублюдки! Вы грязные ублюдки!
Нэт пнул его ногой в лицо. Кровь хлынула Пели на ботинки, а паренек откинулся и затих.
Но тут же его стошнило, и он начал задыхаться.
Дари была единственной, кто вмешался. Перевернув парня лицом вниз, она придерживала его, пока тот не застонал и не открыл глаза. Бросив на Ленни свой презрительный взгляд, она прошипела:
— Санни прав. Вы грязные ублюдки.
— Тебе тоже ногой по роже двинуть, дамочка? — рявкнул Ленни.
На секунду воцарилась тишина.
— Попробуй, Рыло, — сказал я негромко.
Ленни обернулся, и я с размаху заехал ему ногой в пах. Пока он молча корчился от боли, я схватил Нэта за волосы и со всей силы приложил мордой о стойку. Он взвыл, бросился на меня и ударил по ребрам. Я почувствовал, как трещит повязка, и по всему телу разлилась острая боль. Но это было все, что он успел сделать. Следующим ударом я чуть не размозжил ему башку, и Пели рухнул на пол рядом со своим дружком.
Криво улыбнувшись Дари, я проковылял мимо двух копов у стойки и сказал так, чтобы все меня слышали:
— Классный у вас тут городишко.
Когда я вышел на улицу, меня вырвало.
* * *Окно было открыто, и я видел, как мое дыхание превращается в пар, но в то же время я взмок от пота. В дверь постучали, и я автоматически сказал: «Войдите», даже не удосужившись спросить, кто там. В боку у меня ломило и жгло. Я принял обезболивающее, но подействовать оно должно было не ранее чем через час.
В ее голосе не было ни капли сочувствия. Зато презрения было хоть отбавляй, но на этот раз к нему примешивалось и любопытство. Плоский живот под тонкой тканью, рвущаяся из платья грудь... Я вспомнил изображение амазонок и подумал, что Дари — вылитая амазонка. Особенно без платья...
— Санни просил поблагодарить тебя.
— Не стоит. — Придать голосу небрежности оказалось непросто.
— Ты понимаешь... ты хоть понимаешь, что творишь? — Она помолчала. — Что тебе нужно в Паинвуде?
— Отдохнуть, котенок. Две недели отдыха мне совершенно необходимы. Ты не сделала бы мне одолжение?..
Я закрыл глаза. Боль в боку стала нестерпимой.
— Какое?
— Там стоит моя сумка... в боковом кармане пузырек с пилюлями... Принеси, пожалуйста.
Я услышал, как взвизгнула «молния», потом Дари охнула. Она полезла не в то отделение, и на пол с глухим стуком выпал пистолет. Наконец-то она подошла к моей кровати, держа в руках пузырек.
— Ты ведь наркоман хренов, да? Именно так они выглядят, если не получат дозу. Им паршиво, они потеют, дрожат... — Она высыпала таблетки обратно в пузырек, закрутила крышку и подбросила пузырек на ладони. — Ты великолепно справился в ресторане. Теперь попробуй справиться без этого.
Быстрым движением Дари метнула пузырек в окно. Я слышал, как он разбился о мостовую.
— Все-таки ты мерзавец, — заявила она и ушла.
Когда я проснулся, было три часа дня. Я лежал без сил, тяжело дыша, однако боль в ребрах поутихла. Я поднялся с постели и разделся. По стеклу барабанил дождь.
После горячего душа я почувствовал, что заново родился.
Мой пистолет 45-го калибра валялся на полу. Дари Деил так и не подняла его. Я подцепил его ногой, подхватил и положил в кожаную сумочку от дорожного бритвенного набора.
Вспоминая, как Дари эффектным жестом швырнула пузырек в окно, я чувствовал, что готов убить ее. «Но это не поможет вернуть пилюли», — уныло подумал я. У меня оставалось еще часа два, а затем без таблеток мне станет очень, очень худо. Я сунул в карман пятьдесят баксов и вышел на улицу.
Под окном я обнаружил лишь осколки, а пилюли конечно же давным-давно размыло дождевой водой.
Я сплюнул от досады и пошел искать аптеку. Слава богу, у меня был рецепт. Аптекарь взглянул на него, затем строго посмотрел на меня:
— Это займет около часа.
— Знаю. Я подойду.
Я пошел в ресторан. Сияли витрины, мерно мигал светофор на углу... но на улицах не было ни души. Какой-то город-призрак.
В ресторане посетителей не было. Официантка узнала меня, как-то особенно улыбнулась и, приняв заказ, чуть ли не бегом помчалась на кухню. Бармен вышел из-за стойки и подошел ко мне.
Ему было под пятьдесят, худощавый, уже начинающий седеть. Он посмотрел на меня усталым взглядом.
— Послушайте, мистер, — сказал он. — Я не хочу здесь никаких неприятностей.
— Вы знаете, что это за типы? — откинувшись на стуле, спросил я.
Он кивнул:
— Мы как-нибудь разберемся сами.
— Тогда постарайтесь, чтобы с моей головы по их вине не упало ни единого волоса, приятель. Я не знаю, зачем сюда приехали эти ублюдки, но они как раз того сорта ребята, с которыми тебе уж точно не разобраться. Поэтому поблагодари меня за небольшую услугу, что я тебе оказал. Понял?
Судя по его лицу, он не понял. Он показал в окно на горный склон вдали:
— Вы... вы не с холма?
— Дружище, я не понимаю, о чем ты. Я вижу только, что вы все здесь с ума посходили. Я один вчера вечером заступился за мальчишку, пока ты, копы и вся публика просто смотрели, как мне достается. Что бы это значило?
Хлопнула дверь, и вошел сержант Вене. Он вразвалочку подошел ко мне и бросил на стол листок бумаги. Мой рецепт.
— Это не наркотики, мистер. Вы должны объяснить мне все, и побыстрее.
Я медленно поднялся. Вене был дюжим парнем, но он не пытался смотреть на меня свысока. Напротив, на его подловатой физиономии читался тот же страх, что на лицах у всех остальных жителей города. Его рука метнулась к кобуре с табельным револьвером.
— Ладно, пугало, — сказал я. — Сейчас я тебе все объясню и, если до тебя не дойдет, засуну твой револьвер тебе в глотку. Этот рецепт — настоящий, и, если ты собирался его проверить, валяй. Отыщи выписавшего его врача. Если рецепт поддельный, тогда и побеседуем. А пока будь добр сделать все по закону, как записано в кодексе. Отнеси этот рецепт обратно в аптеку и проследи, чтобы по нему мне выдали лекарство. Или я заставлю тебя сожрать ордер на твой собственный арест.
Сержант, похоже, все понял. В какой-то миг я подумал, что мне придется отобрать у него пушку, но до него быстро дошло, и он убрался так же стремительно, как и вошел.
Какой это к черту отдых! Господи помилуй!
* * *Вилли Элкин, владелец гаража, с большим удовольствием сдал мне в аренду пикап за пятнадцать баксов в неделю. Машина, конечно, развалюха, но мне было все равно. Вилли рассказал, как найти старого Морта Стейгера, который сдавал в аренду лодки.
Старик Стейгер подождал, пока я выберу лодку, покачал головой и улыбнулся, обнажив сломанную вставную челюсть:
— Ты ведь не рыбак, так?
— Я время от времени не прочь поудить, но только для своего удовольствия.
Он помолчал, пристально меня разглядывая.
— Едешь на холм?
— Что это вы все твердите о каком-то холме?
Он опять помолчал, покусывая губы.
— Шутишь, что ли, парень? Или действительно не знаешь? Большое такое частное владение, там, вон за этим хребтом. — Он ткнул скрюченным пальцем куда-то за моей спиной. — Отсюда не видно, но туда ведет частная дорога, которая спускается к озеру. Там повсюду заборы, даже вдоль дороги. Нельзя ни войти, ни выйти, если они не позволят.