Алмазный век, или Букварь для благородных девиц

Улочки Города Мастеров были выложены плотно пригнанными каменными плитами. Здесь попадались лошади, робобылы, велосипеды на толстых шинах. В самом центре вокруг зеленого скверика дома стояли плотно, дальше – все реже, и были либо очень маленькие, либо очень большие. Рядом с каждым имелся хорошенький садик, и Нелл время от времени отбегала в сторону понюхать цветок. Рита смотрела со страхом и несколько раз просила ничего не рвать, потому что цветы – чужие.
Улица оканчивалась воротами со смешной, захватанной до блеска деревянной щеколдой. За воротами дорога превратилась в грубую мозаику травы и каменных плит. Она вилась по холмистым лугам, где паслись лошади, изредка коровы, и в конце-концов вывела к трехэтажному зданию на берегу реки, бегущей из Новоатлантического анклава. У входа стоял большущий чурбан. Мужчина необычайно широким топором отколупывал от красного полешка тонкие полоски и складывал в корзину. Когда корзина наполнялась, его напарник, стоящий на крыше, поднимал ее к себе и заменял старую серую дранку новой красной.
Гарв от восторга даже остановился. Нелл видела похожее в Букваре. Она вслед за Ритой вошла в низкое строение, где помещались лошади.
Люди жили не в самой мельнице, а в двух длинных двухэтажных флигелях. На первом этаже были мастерские, на втором – жилые комнаты. Нелл очень удивилась, когда узнала, что Рита с Брэдом живут отдельно. Комнаты и лавка Риты были в два раза больше старой квартиры Нелл и заполнены разными красивыми вещами из дерева, металла, хлопка, льна и фарфора. Нелл начала понимать, что все это сделано руками и скорее всего прямо здесь, в Городе Мастеров.
В Ритиной лавке стояли большие котлы, в которых кипело густое волокнистое варево. Потом оно раскладывалось на сетке, чтобы стекла вода, и сдавливалось большим ручным прессом, так что получалась бумага: толстая, с неровным краем и чуть пестроватая из-за множества пронизывающих ее тонюсеньких волосков. Когда набиралась целая стопка, Рита несла ее в соседнюю лавку, где пахло машинным маслом, и бородач в грязном фартуке крутил ручку другой большой машины. Из машины бумага выползала с черными буковками наверху – именем и адресом новоатлантической дамы.
Нелл до сих вела себя прилично, не совала руки в машины, не одолевала взрослых вопросами, поэтому Рита позволила ей сходить в другие мастерские, только обязательно спрашивать разрешения. До конца дня Нелл успела подружиться со многими мастеровыми: стеклодувом, ювелиром, краснодеревщиком, ткачом, даже с игрушечных дел мастером, который подарил ей деревянную куколку в нарядном ситцевом платьице.
Гарв некоторое время приставал к рабочим, чинившим крышу, потом ушел в поле и до вечера пинал ногами камешки, изучал границы и общее расположение района мельницы. Нелл время от времени бегала его проведать. Сначала он был настроен скептически, потом повеселел, а под конец совсем успокоился, залез на большой валун и стал смотреть на мельничное колесо. Так он сидел, бросал в воду камешки, покусывал ноготь на большом пальце и думал.
Брэд вернулся не поздно. Он съехал на гнедом жеребце с горы, петляя по зеленой полосе, прямо под собачьей сеткой. Его знали и пропускали. Гарв откашлял мокроту и приблизился с заранее заготовленной речью. Брэд только взглянул через его плечо на Нелл, на мгновение залюбовался и тут же смущенно отвел взгляд. Вердикт был таков: они могут остаться на ночь, все остальное зависит от юридических тонкостей, которые не в его власти.
– Вы ничего такого не натворили, что бы заинтересовало шанхайскую полицию? – спросил Брэд. Гарв ответил "нет", просто "нет" без всяких технических пояснений, подробностей и оговорок.
Нелл хотела бы рассказать Брэду все, но она заметила, что в Букваре кролик Питер никогда не отвечает правдой на прямой вопрос.
– Глядя на наши зеленые лужайки и большие дома, вы можете подумать, что у нас тут Новая Атлантида, – сказал Брэд, – на самом же деле, мы под шанхайской юрисдикцией, как и прочие Арендованные Территории. Обычно полиция к нам не ходит, потому что мы люди мирные, и у нас с ними определенные договоренности. Но если выяснится, что мы укрываем беглых грабителей...
– Хватит! – выпалил Гарв. Стало ясно, что он все это обмозговал, пока сидел на камне, и только дожидался, пока взрослые дойдут до того же своим умом. Не успела Нелл опомниться, как он подбежал к ней, обнял, поцеловал в губы и опрометью припустил через луг к океану. Нелл бросилась вдогонку, но сразу отстала, а потом и вовсе споткнулась о кустик колокольчиков. Гарв растворялся в слезной дымке. Когда Нелл совсем перестала его видеть, то свернулась калачиком и принялась рыдать. Через какое-то время подошла Рита, взяла ее сильными руками и понесла в сторону медленно вращающегося мельничного колеса.
 
Ханьских сироток приобщают к благам современной образовательной технологии; судья Ван размышляет об основополагающих принципах конфуцианства
В плавучих приютах имелись встроенные матсборщики, но их, разумеется, невозможно было подсоединить к Источнику. Исходное вещество черпалось из контейнеров – больших емкостей с аккуратно упакованными атомами. Их поднимали на борт кранами и подключали к матсборщикам, как линии подачи на суше. Корабли часто заходили в Шанхай, выгружали пустые контейнеры и принимали на борт полные – голодные рты кормились почти исключительно синтетическим рисом из матсборщиков.
Кораблей было уже семь. Первые пять нарекли по пяти главным добродетелям Учителя, дальше в ход пошли имена важнейших конфуцианских мудрецов. Судья Ван прилетел на корабль, называемый (насколько это слово вообще можно перевести) "Великодушие", и лично доставил в рукаве программу для матсборщика. На этом корабле он побывал в памятную ночь прогулки с доктором Икс, и с тех пор здешние пятьдесят тысяч мышек были ему чем-то ближе остальных.
Программа предназначалась для большого матсборщика, способного собирать десять букварей за цикл. Когда первая стопка была готова, судья Ван взял верхний томик, осмотрел яшмовую обложку, полистал страницы, любуясь картинками и придирчиво оценивая каллиграфию.
Он прошел в игровую, где носились несколько сот маленьких мышек, выбрал одну взглядом и подозвал. Малышка неохотно подошла, и с ней – энергичная воспитательница, которая поочередно улыбалась девочке и кланялась судье Вану.
Он сел на корточки, заглянул девочке в глаза и протянул книгу. Малышку та заинтересовала больше, чем судья Ван, но она была хорошо воспитана, поэтому поклонилась и поблагодарила. Потом она открыла книгу, и глаза у нее стали большие-пребольшие. Книга заговорила. Судье Вану голос показался немного казенным, скучноватым. Девочке было все равно. Она поймалась.
Судья Ван выпрямился: сотни крохотных девочек, встав на цыпочки и открыв рты, смотрели на яшмовую книгу.
Наконец-то он сумел сделать на своем посту что-то безусловно хорошее. В Прибрежной Республике такое было немыслимо, в Поднебесной, во всем следующей духу Учителя, это – просто часть его обязанностей.
Он повернулся и вышел. Девочки этого не заметили, и хорошо – зачем им видеть, что губы его дрожат, а глаза наполнились слезами. Идя по коридору к верхней палубе, где ждал его дирижабль, он в тысячный раз вспомнил Великое Учение, квинтэссенцию мудрости Учителя:
"В древности тот, кто хотел бы прославить свои добродетели в Поднебесной, сначала должен был наладить надлежащее управление государством. Тот, кто желал наладить надлежащее управление государством, сначала должен был привести в порядок свою семью. Тот, кто желал привести в порядок семью, должен был начинать с самоусовершенствования. Тот, кто хотел самоусовершенствоваться, должен был начинать с выправления своего сердца. Тот, кто желал выправить свое сердце, должен был сначала сделать искренними свои помыслы. Тот, кто хотел сделать искренними свои помыслы, сначала должен был расширить свои познания. Расширение познания заключается в постижении сущности вещей... От Сына Неба до простолюдинов все должны почитать воспитание личности корнем всего прочего"  25.