Алмазный век, или Букварь для благородных девиц

Мистер Ода виновато покачал головой.
– До последнего времени не имел удовольствия свести с ним знакомство.
– Работали вместе в Лондоне.
– Вы – рактер?
Мистер Бек иронически фыркнул, вынул пестрый шелковый платок, высморкался быстро и чисто, как все нюхачи со стажем.
– Я по технической части, – сказал он.
– Программируете рактивки?
– И это тоже.
– Чем вы занимаетесь? Светом? Цифровой обработкой? Нанотехникой?
– Частности меня не занимают. Меня интересует одно. – Мистер Бек вытянул указательный палец с очень широким, но идеально наманикюренным ногтем, – использование техники для передачи смысла.
– Сейчас это охватывает самые разные области.
– Да, но не должно. Я хочу сказать, различие между этими областями – надуманно.
– Чем плохо программировать рактивки?
– Ничем, – отвечал мистер Бек, – точно так же, как нет ничего плохого в традиционном живом театре, или, к слову, в рассказах у костра – я сам это в детстве любил. Но пока остаются новые пути, мое дело – их искать. Ваше призвание – рактировать. Мое – находить новые технологии.
Шум оркестра начал неравномерно пульсировать. Пока они говорили, пульсация перешла в более ритмичные удары. Миранда обернулась взглянуть на остальных гостей. Все они стояли с отрешенными лицами и глядели куда-то вдаль. Стрекозиные брошки мерцали разными цветами, а при каждом ударе сливались в когерирующую белую вспышку. Миранда поняла, что брошки как-то связаны с нервной системой хозяев, и те разговаривают друг с другом, творят музыку сообща. Гитарист принялся вплетать импровизированную линию в постепенно оформляющийся рисунок мелодии, танцующие услышали, и звук начал конденсироваться на его партии. Налаживалась обратная связь. Девушка запела импровизированный реп, и чем дальше она пела, тем мелодичнее звучал ее голос. Музыка еще оставалась странной и бесформенной, но уже приближалась к профессиональному исполнению.
Миранда снова повернулась к мистеру Беку.
– Вы считаете, что придумали новый способ передавать смысл с помощью технологии...
– Средство коммуникации.
– Новое средство коммуникации, которое позволит мне добиться желаемого. Поскольку там, где появляется смысл, законы вероятности теряют свою силу.
– Вы произнесли два ошибочных положения. Во-первых, не я изобрел это средство коммуникации. Изобрели другие, возможно, для другой цели, а я набрел, вернее, услышал намек.
Что до законов вероятности, сударыня, они верны всегда, даже больше, чем другие математические принципы. Однако физика и математика – как бы одномерная координатная ось. Возможно, существует другое измерение, перпендикулярное, незримое с точки зрения физических законов, где те же явления описываются в других правилах, и правила эти хранятся в наших сердцах, в дальних уголках, куда мы сами попадаем только во сне.
Миранда посмотрела на мистера Оду в надежде, что он подмигнет или как-то еще покажет свое отношение, но тот смотрел в зал, страшно серьезно, будто сам о чем-то глубоко задумался, и легонько кивал. Миранда набрала в грудь воздуха и вздохнула.
Она снова взглянула на мистера Бека. Он, видимо, следил за ней, потому что тут же указал глазами на мистера Оду, развернул руку ладонью вверх и большим пальцем потер о подушечки среднего и указательного.
Значит, Бек – мозговой центр, Ода – спонсор. Древнейшие и самые мучительные отношения в мире технологии.
– Нам нужен третий участник, – сказал мистер Бек, читая ее мысли.
– Зачем? – спросила Миранда с вызовом и опаской одновременно.
– Структура всех техномедийных проектов одинакова, – сказал мистер Ода, выходя из транса. Теперь между толпой и оркестром возникла мощная синергия, многие танцевали – кто-то пугающе сложно, кто-то попросту притаптывал и трясся. – Тренога. – Мистер Ода выставил кулак и принялся отгибать пальцы, перечисляя. Пальцы у него были кривые и корявые, как будто их часто ломали. Видимо, мистер Ода в свое время занимался боевыми искусствами, которые большинство ниппонцев теперь презирает из-за их простонародных истоков. – Нога первая: новый технологический подход. Мистер Бек. Нога вторая: адекватная финансовая поддержка. Мистер Ода. Нога третья: артист.
Мистеры Бек и Ода выразительно взглянули на Миранду. Она откинула голову назад и рассмеялась заливисто, от самой диафрагмы. Ей самой понравилось. Она тряхнула головой, чтобы волосы рассыпались по плечам. Потом подалась вперед и закричала, чтобы перекрыть шум оркестра:
– Ребят, вы офонарели. Я – старая кляча, ребят. В этом зале десяток рактеров с куда лучшими перспективами. Разве Карл не объяснил? Я шесть лет просидела в павильоне за детской рактивкой. Я – не звезда.
– Звезда – мастер существующего рактивного искусства, то есть именно того, от которого мы стремимся уйти, – сказал мистер Бек, немного огорченный, что она все еще не понимает.
Мистер Ода указал на оркестр.
– Среди этих людей нет профессиональных музыкантов, даже любители не все. Тут музыкальные навыки не нужны. Эти люди – новый тип артистов, родившихся слишком рано.
– Почти что слишком рано, – поправил мистер Бек.
– Господи, – выговорила Миранда, начиная понимать. Впервые она поверила, что в словах Оды и Бека – о чем бы они там ни толковали – есть зерно истины. Это значило, что она на девяносто процентов убеждена, однако знали это только Ода и Бек.
Говорить все равно было уже невозможно. Кто-то из танцоров налетел спиной на Миранду и едва не опрокинул ее вместе со стулом. Мистер Бек встал, обошел стол и протянул руку, приглашая потанцевать. Миранда поглядела на бушующую вокруг вакханалию и поняла, что единственный способ уцелеть – это присоединиться. Она взяла со стола брошку и последовала за Беком в гущу танцующих. В то мгновение, когда она пришпиливала стрекозу на свитер, ей показалось, что в пение вплелся еще один голос.
 
Из Букваря: принцесса Нелл вступает в земли Короля-Койота
Весь жаркий день Нелл поднималась нескончаемым серпантином; время от времени она брала из мешочка на груди щепотку Мальвининого пепла и бросала через плечо, как семена. Всякий раз, останавливаясь передохнуть, она глядела назад, на раскаленную желтовато-бурую равнину с красновато-бурыми вулканическими выступами и зелеными пятнами эфироносов, лепящихся, как хлебная плесень, за любым укрытием от вечных ветров. Она надеялась, что здесь, на склоне горы, пыли уже не будет, но пыль следовала за ней, липла к губам и ступням. Когда Нелл вдыхала носом, пыль ранила пересохшие ноздри, и она давно перестала различать запахи. К вечеру с горы потянуло прохладной сыростью. Нелл жадно вдохнула свежий ветерок, пока он не нагрелся от камней. На нее пахнуло хвоей.
Продолжая взбираться, она вновь и вновь пересекала эти сладостные воздушные токи, так что на каждом следующем повороте у нее был стимул ползти дальше. Кустики на камнях и в трещинах стали больше и гуще, появились цветочки, сперва маленькие и белые, как просыпанная на камнях соль, потом покрупнее, синие, пурпурные, ярко-оранжевые, наполненные душистым нектаром. В них суетились желтые от ворованной пыльцы пчелы.
На дорогу ложились короткие тени от приземистых уродцев-дубов и густых карликовых елей. Горизонт приблизился, повороты стали менее крутыми, склон – более пологим. Нелл страшно обрадовалась, когда серпантин кончился. Дальше дорога вилась по лиловому от цветущего вереска альпийскому лугу мимо редких, отдельно стоящих елей. Сперва Нелл испугалась, что это лишь очередная ступень, и придется лезть выше, но дальше дорога пошла под уклон, и, ступая тяжело (на спуске вес тела принимали новые группы мышц) она полувошла, полувбежала на огромную глыбу, всю в лужицах чистой воды и нашлепках мокрого снега. Внезапно глыба начала уходить из-под ног, и Нелл резко затормозила на самом краю. Отсюда, как соколу-перегрину, ей открылась страна голубых озер и овеянных серебристым туманом зеленых гор.