Безумие Джоула Делани
На обратном пути я чувствовала себя совершенно разбитой, словно после грандиозной битвы. Странно: я едва коснулась губами калебасы, и все же маслянистый запах рома продолжал меня преследовать и вызывал такую тошноту, что мне пришлось прислониться к окну такси. На ум то и дело приходили впечатления этого безумного дня: речитатив Дона Педро и повторяющиеся ответы хора, запах благовоний, мерцание свечей, перекошенное лицо юноши, когда он кричал на Дона Педро, сидя на полу. Они были словно навязчивые сновидения, которые не исчезают даже после пробуждения. Чтобы избавиться от них, я призвала на помощь рассудок и логику.
Во-первых, если шайка учеников Дона Педро считает, будто Тонио захватил тело Джоула, это отнюдь не означает, что так оно и есть на самом деле. Дон Педро зарабатывал на жизнь, вызывая у людей иллюзии и затем предлагая жертвам свои услуги. Во-вторых, возможно, Тонио еще жив, и весь спектакль затеян, чтобы сбить с толку полицию.
Но когда мы ехали по Пятой авеню, второе объяснение показалось мне сомнительным. Едва ли они могли думать, что я пойду в полицию и расскажу о смерти Тонио Кроме того, поведение миссис Перес казалось мне вполне естественным, и я сомневалась, чтобы она умела лгать достаточно долго и обдуманно.
Просто ей внушили нелепую историю. На самом деле Джоул был болен, а не одержим духом. Он принимал наркотики, которые, как известно, могут вызывать рецидивы, и теперь лечится. Когда я встретилась с Эрикой в галерее Парк-Бернет, она сказала, что довольна успехами Джоула. И я, разумеется, ей поверила.
Однако вера никогда не оставалась моим спутником надолго. Не знаю, к чему бы я пришла, если бы новый приступ тошноты не прервал мои размышления.
Потом я только сидела и тупо смотрела в окно такси.
Мы уже проехали мимо детей, прежде чем я их заметила. Они стояли у перекрестка вместе с Бароном. Не знаю почему, но их вид встревожил меня. Быть может, потому, что мне хорошо известно, какие они лентяи. Особенно Кэрри. Она не желает стоять просто так и всегда норовит к чему-нибудь прислониться. Но теперь они оба стояли прямо и неестественно близко друг к другу.
Взглянув в заднее стекло, я поняла, что они заметили меня и делают мне знаки. Поэтому я попросила водителя остановиться, не доезжая до дома. Они подбежали ко мне, когда я уже расплатилась.
Барон проявил столь буйную радость, как будто не виделся со мной много лет. Отвечая на его приветствие, я попыталась держаться как ни в чем не бывало.
– Прошу прощения, не успела вернуться к вашему приходу. Миссис Гриви еще там?
– Давай пройдемся по Лексингтон-авеню, – предложил Питер, когда я повернула к дому.
Он произнес это таким тихим и спокойным голосом, что я едва расслышала. Но Кэрри взяла меня за руку и попросила:
– Мама, пожалуйста, пойдем на Лексингтон!
Тогда я поняла, что на самом деле означали слова Питера. Таким же тихим и невозмутимым становился тон Теда в самые критические моменты. Легкий холодок пробежал у меня по спине – словно за шиворот мне бросили маленького мокрого угря.
– Что случилось? – спросила я.
Мы свернули за угол, но когда я попыталась остановиться, Кэрри потянула меня дальше.
– Дядя Джоул пьян, – ответила она.
– Или принял кое-что, – добавил Питер.
– Да, может и наркотики, – согласилась Кэрри. – А может, просто сошел с ума.
Я остановилась, и когда она снова потянула меня за руку, воспротивилась. – Почему мы не можем остановиться?
– Он мог увидеть твое такси.
– Ну и что же? А где миссис Гриви?
– Она испугалась и ушла. Даже не стала ждать, пока мы прицепим Барону поводок.
– Расскажите мне толком, что произошло, – потребовала я.
– Я точно не знаю, он был в твоем кабинете, и вдруг мы услышали шум.
– Что за шум?
– О, кажется, он ломал мебель и кричал.
– Что он кричал?
– Мы ничего не поняли. Он кричал по-испански.
На некоторое время я утратила дар речи. Наконец мне удалось выдавить из себя:
– Надеюсь, вы не подходили к нему близко?
– Питер подходил.
– Только посмотреть, нельзя ли чем-нибудь помочь, – скромно признался Питер. – В случае чего я бы всегда успел удрать. Но потом он выбежал в холл.
Мне хотелось заплакать.
– И что было дальше?
– Он стал кричать на нас, – сказала Кэрри.
– По-английски?
– Да. Только какую-то чепуху. Про то, что нам больше не удастся упрятать его в темноту. А в «Бельвю» темно, а?
Я не могла говорить и только отрицательно покачала головой.
– Может, там есть одна темная комната, в которую его посадили. Он все кричал, как там темно и холодно. Но ведь это бессмысленно, правда? – Кэрри на минутку задумалась. – Потом начался такой переполох! Барон лаял. Миссис Гриви очень забеспокоилась. Когда он начал спускаться по лестнице, мы взяли Барона и убежали. – Надеюсь, с Уолтером все будет в порядке. Мы не успели его найти, – виновато добавила Кэрри.
– Да, с ним все будет в порядке, – рассеянно подтвердила я, уже почти не слушая.
Меня одолевали новые ужасные подозрения. Что, если совпадение во времени – не простая случайность, и колдовские действия Дона Педро действительно возымели какое-то действие?
Глава 12
На Лексингтон-авеню оказалось чересчур многолюдно, и нас оттеснили к краю тротуара. Тогда я подвела Кэрри и Питера к витрине аптеки, а сама зашла внутрь, чтобы найти телефон-автомат.
Я попыталась дозвониться в квартиру Эрики. Никто не отвечал. Я позвонила к ней в клинику, но застала только секретаршу. Когда я сказала, что дело неотложное, секретарша спросила мой номер, чтобы Эрика могла мне перезвонить. Что я могла ей сказать? Что у меня нет номера? Я повесила трубку и села. Глядя на своих детей и большую черную овчарку, я ощущала себя чем-то вроде предводительницы цыганского табора. Барон усложнял мои проблемы. С ним мы не могли пойти в ресторан, и тем более в кино.
Мысль о том, что мне придется бродить по городу с этим караваном, приводила меня в ужас.
Но я не могла отослать их к Теду без надлежащих объяснений. А Тед и так уже был недоволен пребыванием Джоула в нашем доме и мог принять какое-нибудь радикальное решение – например, вызвать полицию.
Внезапно я вспомнила про Ганса Райхмана. Мне удалось сходить к справочному столу и вернуться обратно, прежде чем кто-нибудь успел занять телефон. Доктор Райхман сразу же снял трубку.
Среднеевропейская baraka действовала даже на расстоянии. Когда он вспомнил нашу встречу в Парк-Бернете и спросил о моей семье, я немедленно начала расслабляться. Но о том, где сейчас Эрика, он точно не знал.
– Кажется, сегодня Эрика едет в госпиталь «Роклэнд-Стэйт». Она пишет книгу о шизофрении, вызванной наркотиками, и ее заинтересовал какой-то молодой музыкант.
Доктор Райхман понятия не имел, когда она вернется.
Опасаясь, как бы он не повесил трубку, я торопливо поведала ему рассказ детей вперемешку с бессвязными подробностями шабаша в «ботанике». Сочувствие доктора уступило месте деловитости, когда он узнал подробности. Наконец он несколько озадаченно произнес:
– Да, есть такой брухо по имени Дон Педро, который владеет «ботаникой» в Испанском Гарлеме.
– И у него есть ожерелье из собачьих зубов, – добавила я.
– Вы ходили к нему на сеанс?
– Я не знала, что это можно так назвать. Они плясали и пили ром. У одного человека был припадок. И они изгоняли из моего брата духа умершего.
– Это то, что называют одержимостью, – заметил он, как мне показалось, несколько удивленно.
– Но ведь такого не может быть на самом деле?
– Знаете что, приходите сюда, и мы все обсудим.
– Я с детьми.
– И вам негде их оставить?
– Это не так просто. И еще, у меня овчарка.
Он вздохнул.
– Ведите всех. И, пожалуйста, приходите скорее. У меня есть кое-какие соображения.
Ганс Райхман был одним из тех психиатров старой школы, которые через много лет после гитлеровского режима еще населяли Уэст-Сайд. Презирая стекло и хромированный металл современных кабинетов на Парк-авеню, они обитали в больших темных комнатах с огромными комодами и шкафами Они не держали молодых энергичных секретарш. Пожилые дамы, которые открывали дверь посетителям и готовили пищу, оказывались кузинами из Берлина или Вены.