Так мало времени
— И скорее испугались бы известного?
Снова он наблюдал за ней, как за бабочкой на булавке: в пристальном взгляде опять было насмешливое любопытство. Так же он смотрел тогда, при покупке ожерелья.
— Тогда скажите мне, что оно означает! — бросила вызов Моргана.
Он шагнул к ней, и ей снова пришлось бороться с желанием отступить, отстраниться. Возможно, он заметил это невольное движение, как быстро она его ни подавила. Глаза его стали еще насмешливее, и, поспешно подняв руки, она отстегнула украшение и протянула ему.
Серебряные кружки лежали на аристократической руке, и он небрежно-вызывающе подбросил пальцем первый из них.
— Этот просит о любви…
Его взгляд скользнул по ее лицу, и Моргана почувствовала, что ей следует что-то сказать по этому поводу.
— Наверное, каждый когда-нибудь просит о любви,— небрежно отозвалась она.
— Но это не все.— И опять он бросил на нее быстрый взгляд глаз, обладавших темным блеском дорогих изумрудов.— Вот этот обещает ответную любовь, а третий просит о страсти, которая будет жаркой, как солнце, и бурной, как тропический шторм.
— Четвертый, надо полагать, обещает ответить тем же.— Моргана специально говорила беззаботно и чуть насмешливо.— Похоже, она была человеком необузданным,— та девушка, которая заказала ожерелье.
Фелипе снова улыбнулся.
— Но она умела любить.
Она снова уловила ту же невозмутимую интонацию, требующую ответа, но на этот раз решила воздержаться.
— А что написан на остальных кружках? Чуть дрогнувшая бровь показала, что он заметил, как она не приняла его вызов.
— По-прежнему не боитесь услышать, что там говорится?
Моргана заставила себя встретиться с ним взглядом и рассудительно ответить:
— Ну, вряд ли там есть просьбы более тревожные, чем те, что вы уже перевели.
— Действительно,— согласился Он, позволив кружочкам соскользнуть у него с пальцев, так что на ладони осталось только четыре последних.
— Пятый просит, чтобы любовь была вечной, два следующих — это цитаты из Корана, а на восьмом — призыв к более древнему, языческому богу — она, видимо, была плохой мусульманкой,— добавил он с улыбкой, протягивая ей ожерелье.— И теперь, когда вы знаете смысл надписей, хватит у вас отваги его носить?
Моргана приняла от него ожерелье и хладнокровно застегнула его.
— Как я уже говорила вам, сеньор, я не суеверна.
— Вы не суеверны, и память у вас плохая — или это вы специально, Моргана-ле-Фэй?
При звуке этого старого прозвища, которое дал ей отец, сердце ее болезненно сжалось, и она не сразу сообразила, как ответить, а он принял ее молчание за согласие с его предположением.
— Возможно, вы считаете, что мы слишком недолго знакомы, чтобы звать друг друга по имени.— Положив руку ей на локоть, он повернул ее к машине.— Мы вернемся к «сеньоре».
Он снова стал холодным и отчужденным. Даже легкая насмешка исчезла, и она почувствовала неожиданный укол сожаления. Как объяснить, что она не называла его по имени из-за стеснительности, а не от нежелания, вызванного отвращением или еще чем-то в том же духе?
Когда они вернулись к машине, Неста встретила их улыбкой. Казалось, она не заметила воцарившейся между ними напряженности.
— Полюбовались мысом?
— Было очень красиво, — ответила Моргана. — Я получила большое удовольствие.
И голос ее звучит подавленно, подумала Неста. Что за новая неприятность случилась? Казалось, враждебность между ними исчезла!
Усаживаясь на свое прежнее место, Моргана вдруг ощутила прилив решимости, подавившей начавший было возвращаться прежний антагонизм, и она быстро проговорила, улыбнувшись остальным:
— Единственная неприятность в том, что Фелипе сделал мне выговор из-за моей забывчивости.— И она скорчила Несте виноватую рожицу.
Договорив, Моргана не стала смотреть на Фелипе, хотя и не знала, как он отреагирует на ее слова. Ее по-прежнему не оставляло чувство беззаботной легкости, и не хотелось, чтобы ледяная преграда между нею и Фелипе испортила весь день. Особенно потому, что состояние перемирия оказалось удивительно приятным. Поэтому, когда он на секунду задержался, вместо того чтобы включить двигатель, она поняла, что настал ответственный момент. Если он отвергнет ее дружеский жест, тогда она будет вполне готова вернуться к военным действиям.
Но и Несте, и ей самой стало очевидно, что им владеет главным образом удивление, и на губах Морганы заиграла чуть озорная улыбка, когда он кинул на нее изумленный взгляд.
— Я приношу извинения, Моргана. Я вижу, что она улучшается.
Моргана решила, что сделанное над собой усилие вполне окупается тем, что с его лица исчезла холодная неподвижная маска. Она почувствовала глубокое удовлетворение из-за того, что сумела принести неявное извинение и отчасти объяснить свои слова, хотя по-прежнему не понимала, почему ему было важно, называет ли она его по имени. Возможно, он просто любит, чтобы его просьбы выполнялись так же, как и приказы.
— А как получилось, что вы знаете арабский?— спросила Моргана, решив, что этот вопрос не вызовет неприятностей.
— У меня вилла и финиковая плантация неподалеку от Алжира.— Он чуть шевельнул рукой, не отрывая ее от руля.— Я редко там бываю, но выучить арабский было необходимо.
— Разве нельзя пригласить переводчика?
— Нельзя понять народ через переводчика.
Моргана сразу же замолчала, решив, что этот разговор следует прекратить. Ей показалось, что его слова относятся к ее отказу учить португальский.
— Я понимаю так, что вы узнали смысл надписей на ожерелье?— осведомилась Неста.
Моргана повернулась и посмотрела на нее.
— Оказалось, что, надевая его, я прошу о любви и самой бурной страсти.
— Но не будучи суеверной, она не боится его надевать,— вставил Фелипе. Он бросил на Моргану быстрый взгляд, в котором она прочла привычную насмешку.— Интересно, осмелились бы вы носить его, если бы были суеверны?
Внезапное вдохновение заставило ее глаза заблестеть, и она ответила:
— По-моему, вы забыли, что в центре нашей столицы стоит статуя бога любви, Фелипе.— Она была уверена, что на это ответить невозможно, и блеск превратился в открытый смех, зазвучавший и в ее голосе.— Ну вот, попробуйте ответить на это,— договорила она почти самодовольно, и по его. улыбке поняла, что если бы в этот момент он стоял, то он склонился бы, шутливо признавая свое поражение. А так он только чуть наклонил свою темноволосую голову.
— Я признаю себя проигравшим.
А это случается нечасто. Для того чтобы прийти к такому выводу, ей не нужно было ни знаний, ни интуиции.
— Улыбка у вас почти злорадная. Вам доставляет удовольствие то, что я признал себя побежденным?
— По-моему, такое случается очень редко,— сразу же отозвалась Моргана, удивив самое себя.
— Действительно,— признал он, по-прежнему улыбаясь.
Извилистая дорога поднялась вверх по густо заросшему деревьями холму, потом спустилась в неглубокую долину, занятую плантацией папай и бананов. Они миновали ее, не остановившись. Моргана гадала, куда они едут. Ей хотелось бы пройти повсюду пешком, особенно после того, как она заметила нахальную коричневую обезьянью мордочку, глядящую на нее сквозь густую листву деревьев. Очевидно, Фелипе остановится, когда сочтет нужным, когда они окажутся у того места, которое, по его мнению, будет для них интересным.
Они проехали через седловину между холмами и, наконец, вскоре после полудня добрались до еще одной плантации, почти на противоположной стороне острова. Здесь они, наконец, остановились у небольшой, но привлекательной виллы.
— Я решил, что мы здесь остановимся на ленч,— объяснил Фелипе.
Их представили хозяину дома, очевидно, управляющему Фелипе — очаровательному португальцу средних лет. После того как Несте помогли выйти из машины, они уселись за довольно торжественный ленч, осложнившийся из-за того, что ни сам хозяин дома, ни его жена и дочь не говорили по-английски. Они были очень милы и любезны, но Моргана догадалась, что их несколько напряженная формальность объясняется тем, что здесь присутствует сеньор и сидит за их столом.