Убрать Картера

– Так что они делали, Питер? – спросил я.
Его глаза остекленели. Услышав мой голос, Дорин убрала руки от лица.
– Давай, Рыжик, – сказал я. – Рассказывай.
Рот Питера открылся, но он не произнес ни звука. В моей голове что-то взорвалось. Я набросился на Питера, повалил его на диван и, оседлав, принялся колотить по лицу. Я бил его до тех пор, пока не почувствовал, что кулаки стали скользкими. Тогда я перевернул его и несколько раз хорошенько врезал по почкам. Дорин наблюдала за мной в полном, почти безумном оцепенении.
Я встал, и Питер свалился на пол лицом вниз. Однако его нога так и осталась лежать на диване. Я уже занес ногу, чтобы ударить его по голове, но Дорин закричала, и я просто пнул его.
Разобравшись с Питером, я вытащил сигареты и, закурив, устремил взгляд на лежащее на полу тело.
Дорин тоже смотрела на него, только разница заключалась в том, что она плакала.
Я вышел из дома к машине. Кон все еще был там, где я его оставил. Он пытался подняться и сесть. Я открыл дверцу.
– Вылезай, – сказал я.
Кон попытался вылезти, но не смог. Я взял его за шиворот и потянул. Он сполз с сиденья и упал на колени на тротуар. С нами поравнялись двое мальчишек на велосипедах. Они сбавили скорость, а потом припустили вперед. Я рывком поставил Кона на ноги и пинками погнал к дому.
В гостиной я усадил его на диван, сходил на кухню и нашел бельевую веревку. Уложив Кона рядом с Питером спиной к спине, я связал их.
За все это время Дорин даже не шевельнулась.
– Вот так, – сказал я. – Отныне ты будешь со мной.
Дорин опять заплакала.
– Ты слышала меня? – спросил я.
– Что происходит? В чем дело? – сказала она, мотая головой.
– Не обращай внимания, – сказал я. – К понедельнику все закончится.
Она продолжала мотать головой.
– Пошли, – позвал я.
Она не двинулась, поэтому я сам поднял ее со стула.
– Послушай, – сказал я, – ты идешь со мной.
– Нет, – сказала она, обмякая у меня на руках. – Нет.
– Ладно, – сказал я. – Дело твое. Но здесь тебе оставаться нельзя. Я отвезу тебя к твоей подружке.
Я взял ее за руку, вывел из дома и усадил в «ягуар», сам сел на водительское сиденье и завел двигатель.
* * *
Дождь превратил Уилтон-Эстейт в совершенно безжизненный район. Не огороженные живыми изгородями лужайки впитывали влагу как губки. Я остановил машину.
Дорин все еще плакала.
– Прости меня, – сказал я. – А что касается тех ребят, так они из Лондона. И хотят, чтобы я уехал с ними. Вот и все.
Дорин ничего не сказала.
– Я же не собираюсь возвращаться в Лондон. Мне будет гораздо лучше в Южной Африке. Солнце. Красивые города, а не эта дыра. Тебе там понравится.
– Я не поеду. Тем более с тобой. Папа был бы против.
– Почему?
Она вытащила из кармана носовой платок и вытерла глаза.
– Потому что он люто ненавидел тебя, вот почему.
– Он сам так сказал?
– А разве надо было, а? Я сама видела. Ему не надо было ничего говорить.
Я посмотрел в окно.
– Теперь, узнав тебя, я этому не удивляюсь. Он убил бы тебя, будь он жив. Ты пытаешься убедить меня, будто он был в чем-то замешан. Пристаешь ко мне с вопросами.
– Ты многого не знаешь, – сказал я. Она открыла дверцу.
– Короче, я никуда с тобой не поеду. Можешь засунуть приглашение себе в задницу.
Она вылезла из машины, в сердцах хлопнула дверцей и пошла по дороге. Я смотрел ей вслед. На одном из перекрестков она повернула налево. Я завел двигатель, медленно подкатился к перекрестку и тоже повернул налево. Дорин прошла сотню ярдов по дороге, а потом через лужайку направилась к одному из домов. Она не оглядывалась. Я дождался, когда она скроется из виду, задним ходом доехал до перекрестка и покатил в сторону Хай-стрит.
* * *
Я въехал на стоянку у стадиона «Юнайтед». Три четверти мест было занято. При въезде стоял охранник в прорезиненной плащ-палатке. Я остановился и высунул из окна полкроны. Охранник дал мне билет, и я направился в дальний угол, где оставил свою машину. Припарковав «ягуар», я запер его и огляделся, чтобы понять, где находится охранник. Тот шел прочь от меня к своей каморке. Издали доносился шум толпы. Присев, я достал нож Кона и проколол шины «ягуара». На это не потребовалось много времени. Кон всегда гордился своим ножом. После этого я сел в свою машину и выехал со стоянки. Проезжая мимо будки, я успел заметить выпученные глаза охранника.
* * *
«Триумф» все еще стоял возле многоэтажки. Я завернул за угол, припарковался неподалеку и прошел к подъезду. Было неясно, здесь Брамби или нет, но я решил сначала позвонить в дверь, а уж потом беспокоиться об этом.
Я поднялся на лифте. На балконе никого не оказалось.
Я позвонил в звонок и стал ждать. Мне было слышно, как из крана льется вода.
Я раз десять нажал на звонок и прождал почти пять минут, прежде чем дверь открылась.
Она так и не сняла свою курточку и все еще была пьяна.
– Я подумал, неплохо бы вернуться, – сказал я. Она уставилась на меня. В той степени, в какой позволяли слипающиеся веки и остекленевшие глаза. Наконец она улыбнулась, и я увидел между зубами кончик ее языка.
– Зачем? – спросила она.
Я ничего не ответил.
– Ты не войдешь, пока не объяснишь, – заявила она.
– Я думал, ты сама можешь догадаться.
Продолжая улыбаться и демонстрировать мне свои зубы и кончик языка, она замотала головой.
– Нет, – сказала она. – Я не умею играть в отгадки.
– А у меня, между прочим, все вылетело из головы, – сказал я. – Забавно, правда? Но если ты впустишь меня, возможно, все влетит обратно.
До настоящего момента она стояла, придерживая полы курточки, но сейчас она убрала руки и полы разошлись в стороны. Вероятно, она собиралась принять ванну, когда я позвонил: на ней не было ничего, кроме черной нижней юбки. Под юбкой, решил я, у нее именно то, что она грозилась показать мне в нашу прошлую встречу.
– Способствует, – сказал я, – но все равно мне никак не удается ухватить мысль за хвост.
Она хихикнула.
– Входи, – сказала она. – Я сама схвачу ее за хвост. Если тебе нравятся подобные вещи.
Я миновал холл и прошел в комнату. Гленда исчезла, и я услышал, как перестала течь вода. Я сел туда, где до меня сидел Брамби. Стаканы все еще стояли на прежнем месте. Увидев бутылку, я наполнил свой стакан, залпом выпил его, наполнил снова и закурил.
Гленда вплыла в комнату. Она уже избавилась от куртки. Вместо того чтобы сесть рядом со мной, она остановилась с противоположной стороны столика, налила себе нехилую порцию, села в то кресло, где в прошлый раз сидел я, и положила обтянутые чулками ноги на столик.
– Я постепенно включаюсь, – сказал я.
– Верно, – сказала она. – Освежаешь память.
Ей удалось донести стакан до рта, и она пила до тех пор, пока виски не потекло по подбородку. Отставив стакан, она опять сфокусировала свой взгляд на мне. Удостоверившись, что она видит меня, я наклонился вперед и предложил ей сигарету. Она взяла одну и тут же выронила, поэтому ей пришлось снимать ноги со стола, нагибаться и подбирать сигарету. Она сунула ее в рот, я поднес ей огонь и откинулся на спинку дивана. Она тоже откинулась на спинку кресла, выпустила клуб дыма и, посмотрев на меня, сказала:
– Ну?
– Что «ну»?
Она окинула меня взглядом, который, видимо, сама считала «проницательным».
– Понятно, – сказала она. – Понятно.
– Что тебе понятно?
– Что тебе ситуация нравится такой, какая она есть, верно? Я – такая, а ты – такой?
Я улыбнулся.
– Скажем, мне просто нравится медленная подготовка. Если есть время.
– Время?
– Клифф. Он может вернуться.
Она покачала головой.
– Он на матче. На зарезервированном месте, в двух рядах от чертова лорд-мэра. Когда-нибудь он научится.
– Чему научится?
– Не играть в дурацкие игры, изображая из себя крутого. Он просто помешался. Воображает себя новым Киннером. – Она хихикнула. – Возможно, когда-нибудь, когда лорд-мэр возьмет в долг у него, а не у Киннера, он чего-нибудь достигнет.