Сговор остолопов
ТРИ
Игнациус проковылял по кирпичной дорожке к дому, мучительно преодолел ступеньки и позвонил. Один из стеблей засохшего банана давно издох и окоченело рухнул на капот «плимута».
— Игнациус, дуся, — вскричала миссис Райлли, открыв дверь. — Что с тобой? Ты как при смерти.
— Мой клапан захлопнулся в трамвае.
— Боже-Сусе, заходи скорей в тепло.
Игнациус с несчастным видом прошаркал в кухню и плюхнулся на стул.
— Инспектор отдела кадров в этой страховой компании отнесся ко мне весьма оскорбительно.
— Тебе не дали работу?
— Разумеется, мне не дали работу.
— Что случилось?
— Я бы предпочел не обсуждать этого.
— А в другие места ты ходил?
— Очевидно, что нет. Неужели состояние, в котором я пребываю, адекватно воздействует на потенциальных работодателей? Мне хватило здравого смысла вернуться домой как можно скорее.
— Ну не грусти, дуся, не грусти.
— «Грустить»? Боюсь, я никогда не «грущу».
— Ну, не будь таким гадким. Тебе дадут славную работу. Ты же только несколько дней по улицам ходишь, — сказала мать и посмотрела на него. — Игнациус, а когда ты с инспэктыром разговаривал, ты эту шапочку снимал?
— Ну разумеется, нет. Контора отапливалась недолжным образом. Понятия не имею, как работникам компании удается остаться в живых после пребывания в такой стуже каждый день. К тому же, там висят эти флюоресцентные трубки, поджаривающие им мозги и лишающие зрения. Мне все жутко не понравилось. Я пытался объяснить всю неполноценность этого заведения инспектору отдела кадров, но он казался довольно безразличным. И вообще был настроен весьма враждебно. — Игнациус испустил чудовищную отрыжку. — Тем не менее, я же говорил вам, что так все и выйдет. Я — анахронизм. Люди это осознают и презирают меня.
— Господи-Сусе, дуся, да держи ж ты хвост пистолэтом.
— «Держать хвост пистолетом»? — свирепо переспросил Игнациус. — Кто удобрял ваш разум этим неестественным мусором?
— Мистер Манкузо.
— О мой Бог! Мне следовало догадаться. Он что — может служить примером того, как «держать хвост пистолетом»?
— Послушал бы ты все, что с бедняжкой в жизни приключилось. Слышал бы, как сержан у него на учаске старается…
— Довольно! — Игнациус заткнул одно ухо и грохнул кулаком по столу. — Я не желаю слышать больше ни единого слова об этом субъекте. На протяжении столетий именно манкузо этого мира развязывали войны и разносили болезни. И вот дух такого пагубного субъекта поселяется у меня в доме. Да он стал вашим Свенгали [Зловещий гипнотизер из романа Джорджа дю Морье «Трильби».]!
— Игнациус, возьми себя в руки.
— Я отказываюсь «держать хвост пистолетом». От оптимизма меня тошнит. Это извращение. Со времен грехопадения должный удел человека во вселенной — удел страданий.
— А я вот не страдаю.
— Страдаете.
— Нет, не страдаю.
— Нет, страдаете.
— Игнациус, я не страдаю. Если б я страдала, я б тебе так и сказала.
— Если бы я разгромил чужую частную собственность, находясь в состоянии интоксикации, тем самым швырнув свое дитя на растерзание волкам, я бил бы себя кулаками в грудь и вопил. Я бы каялся, пока не сбил в кровь колени. Кстати, какую епитимью наложил на вас священнослужитель за ваши прегрешения?
— Три Славья-Марии и Отче-Наш.
— И это всё? — возопил Игнациус. — А вы сообщили ему, что наделали, прервав критически сущностную работу изрядного великолепия?
— Я сходила к исповеди, Игнациус. Сказала отцу про все. Он грит: «Не похоже, чтоб вы тут виноваты были, милочка. Похоже, вас просто немного на мокрой улице занесло.» Поэтому я ему и про тебя сказала. Я грю: «А мальчик мой грит, что это я не даю ему писать в тетрадках. Он этот рассказ уже почти пять лет пишет.» А отец грит: «Вот как? Ну, мне кажется, это не столь важно. Скажите ему, что хватит дома сидеть, пускай на работу идет.»
— Не удивительно, что я не могу поддерживать Церковь, — проревел Игнациус. — Да вас следовало бичевать прямо в исповедальне.
— А завтра, Игнациус, ты пойдешь попробываешь в каком-нибудь другом месте. В городе целая куча работы. Я тут с мисс Мари-Луизой разговаривала, старушка эта, которая у Джермана работает. Так у нее брат-линвалит, с наушником ходит. Ну глуховатый вроде, понимаешь? Так он себе хорошей работой устроился, на заводе «Доброй Воли».
— Возможно, мне следует попытать судьбу там.
— Игнациус! Они ж только слепых туда берут, да дурачков всяких — веники вязать и все такое.
— Я убежден, что эти люди окажутся приятными сотрудниками.
— Давай в дневной газете поглядим. Может, там славная работка найдется.
— Если я должен вообще завтра выходить, то уж не собираюсь покидать дом в столь ранний час. Все время, пребывая сегодня в центре города, я ощущал себя дезориентированным.
— Дак ты ж и вышел-то после обеда.
— И тем не менее, я не функционировал должным образом. Ночью мне пришлось пережить несколько плохих снов. Я пробудился избитым и бормоча.
— Вот, послушай-ка сюда. Я это пробъявленье в газете кажный день вижу, — сказала миссис Райлли, поднеся газету к самому носу. — «Опрятный, грудолюбивый мужчина…»
— « Трудо —любивый».
— «Опрятный, трудолюбивый мужчина, надежный, покойного склада…»
— « Спокойного склада». Дайте сюда, — рявкнул Игнациус, выхватывая у матери газету. — Прискорбно, что вы так и не смогли завершить свое образование.
— Папуля очень бедствовал.
— Я вас умоляю! В данный момент я не вынесу прослушивания этой мрачной истории еще раз. «Опрятный, трудолюбивый мужчина, надежный, спокойного склада.» Боже милостивый! Что же это за чудовище им требуется. Боюсь, я никогда не смогу работать на концерн с подобным мировоззрением.
— Ты ж до конца дочитай, дуся.
— «Конторская работа. 25-35 лет. Заявления принимаются в „Штаны Леви“, угол Индустриально-Канальной и Речной, между 8 и 9 часами ежедневно.» Что ж, это не подойдет. Я никогда не смогу там появиться до девяти утра.
— Дуся, если же ты работать пойдешь, так надо ж раненько вставать.
— Нет, мамаша. — Игнациус швырнул газету на духовку. — Я слишком высоко установил прицельную планку. Мне ни за что не пережить подобного типа работы. Я подозреваю, что нечто вроде маршрута доставки газет окажется довольно приемлемым.
— Игнациус, стыдно такому большому мальчику пендали крутить, да газеты развозить.
— Вероятно, вы сможете возить меня в машине, а я буду разбрасывать газеты из заднего окна.
— Слушай меня, мальчик мой, — рассердилась миссис Райлли. — Завтра же пойдешь и чего-нибудь попробуешь. Я тут не шутки шучу. Первым делом сходишь по этому вот пробъявленью. Ты мне голову морочишь, Игнациус. Я тебя знаю.
— Хо-хмм, — зевнул Игнациус, являя на свет вялый розовый язычок. — «Штаны Леви» на слух воспринимается так же плохо, если не хуже, чем наименования иных организаций, с которыми я вступал в контакт. Очевидно, я уже начинаю скрести по дну рынка наемного труда.
— Ты погоди, дуся. Ты хорошо добьешься.
— О Боже мой!
* * *У патрульного Манкузо появилась хорошая мысль, которую ему подсказал не кто иной, как Игнациус Райлли. Патрульный давеча телефонировал им домой осведомиться у миссис Райлли, когда та сможет пойти в кегельбан с ним и его тетушкой. Однако трубку снял Игнациус и завопил:
— Прекратите досаждать нам, монголоид. Если б у вас имелась хоть толика разума, вы бы расследовали притоны, подобные «Ночи Утех», в котором мою возлюбленную матушку и меня унизили и ограбили. Я, к несчастью, пал жертвой порочной, растленной проститутки, явно нанятой этим баром. В довершение ко всему, его владелица — нацистка. Нам едва удалось спасти свои жизни. Ступайте расследовать эту банду и оставьте нас в покое, разрушитель чужих домов.
В этот момент миссис Райлли удалось вырвать трубку из рук сына.
Сержант обрадуется, узнав про такой притон. Рассчитывая на благодарность в приказе за полученный донос, патрульный Манкузо прочистил горло и вытянулся перед сержантом: