Райское место
Когда я вошел (обычным шагом; что изменилось бы, пронесись я через деревню, как перепуганный заяц?), Джейк на миг поднял голову, и его глаза меня испугали больше, чем гниль, пожирающая мух. Остекленевшие, они налились кровью и в самом буквальном смысле лезли из орбит. Джейк не видел меня и, скорее всего, вообще ничего не видел, разве что свой драгоценный Сермахлон. Я подскочил и затряс его, как тряпичную куклу.
– Очнись! Джейк, очнись сейчас же!
Его локоть задел листы на столе, и они стаей порхнули на пол. А посиневшие пальцы правой руки продолжали стискивать ручку в судороге, близкой к окостенению. И взгляд оставался пустым.
– Джейк! – заорал я. Голова моего лучшего друга запрокинулась, рот открылся. Он мешком висел у меня в руках. – Джейк, посмотри на меня! Это я, Уолт! Слышишь, Джейк?
Он вдруг с силой выдохнул, долгое горячее «хххххха» ударилось о мое лицо; изо рта у Джейка пахло плохим виски и горячей кислятиной, похожей на рвоту. Но он пришел в себя. Зашевелился, заморгал и, покачиваясь, встал на собственные ноги.
– Что… со мной?
– Ты принес сюда все, что писал раньше?
– Н-нет. Я… Я взял пачку чистой бумаги, – его глаза блуждали по россыпям исписанных листов. – Достал несколько и начал работать… А потом… Не помню.
– У тебя в голове что-то замкнулось, Джейк. Не представляю, с какой скоростью ты писал. Можешь положить ручку?
Ему это удалось, хотя он и морщился, разжимая пальцы. А вот то, что он сумел криво, но улыбнуться, меня поразило.
– Это… – Джейк в последний раз обвел взглядом результаты своей сегодняшней работы и тяжело перевел дыхание. – Это же прекрасно, Уолт.
Ну, терпеть от Джейка дифирамбы моухейской атмосфере после того, как он чуть не отдал концы у меня на руках, – это перегиб! А он добавил:
– Мне здесь до чертиков хорошо пишется, – и я взорвался:
– Кретин! У тебя чертики уже из ушей сыплются, ясно? Так что хватит плести чепуху и слушай, что я говорю: мы немедленно уезжаем. С этой деревней неладно, Джейк. Здесь из квадратного дюйма земли можно, наверное, фунт ЛСД выжать. Если местным нравится помалу сходить с ума – на здоровье, но я пока палату в специализированной клинике не заказал. И тебя навещать в такой палате не хочу! Иди прими душ, и будем собираться!
– Нет! – взвизгнул Джейк. – Не надо! У меня снова затык начнется, если я отсюда уеду! Не надо, Уолт! – он по-детски всхлипнул, хотя глаза оставались сухими. Разве что кровь вот-вот брызнет. – Давай останемся. Хоть на пару недель, как ты обещал.
– Опомнись! Не видишь, что с тобой творится?
Я потащил его в коридор и ткнул мордой в зеркало.
– Ну как? Нравится?!
– Да! – Джейк вырвался из моих рук и проорал изо всех сил: – Да!!! Потому что мне плевать, как я выгляжу, если мне пишется! Ты этого никогда не– понимал, жевал жвачку с моральными рассуждениями, и печатают тебя только потому, что тебе повезло с агентом. Если бы Терри не подмазывал издателей, хрен бы твои книги кто-то взял!
Не знаю, как я его не ударил. Наверное, глаза застлало яростью, вот руку и повело в сторону. Вместо носа Джейка мой кулак врезался в стену за его спиной. Но Джейк все равно вскрикнул. И повалился на колени, обхватив голову обеими руками.
– Господи, что же со мной творится? – выдохнул он. – Я не хочу, не хочу, чтоб так было. Не хочу, чтоб эти твари поселились на всех моих планетах.
– Мы возвращаемся домой, и я веду тебя к специалисту, понял?
Рука горела от боли, но я постарался, чтобы голос прозвучал спокойно и весомо. Есть твердые правила разговора с психами. Закидоны Джейка больше не казались смешными и трогательными. Он болен и, возможно, серьезнее, чем я предполагал. А может, и нет, потому что покорно кивнул.
– Только не сегодня, пожалуйста, Уолт, – попросил он, все еще не убирая рук с висков. – Я так устал, что вот-вот сдохну, я дороги не выдержу. Завтра с утра, хорошо?
Мне самому не мешало бы отдохнуть. Голова гудела, ноги гудели, ушибленная рука перешла на ультразвуковые частоты. Трансформатор марки УОЛТ начинал дымиться от перегрузки.
– Ладно.
– А вечером пойдем на танцы?
Таким голосом дети просят конфетку. Странно, что у меня еще остались силы вытаращиться на Джейка.
– Что?!
– Как вчера, – пояснил он. – Будет весело, расслабимся.
Не понимаю, как работники психушек умудряются сохранять спокойствие, общаясь с пациентами. Меня хватило ровно на полторы секунды.
– Совсем охренел? Какие, блин, танцы? Ты же на ногах еле стоишь! Веселья ему захотелось! Веселиться будем за пределами этого штата. А пока иди в постель и расслабляйся там, сколько угодно.
Джейк кивнул. Поднялся – образец лунатика, – тут же пошатнулся и ухватился за меня, как за спасательный круг. Пришлось его в спальню волочь. Лишние пять минут смотреть на красные глаза. Сколько сосудов в глазном яблоке может лопнуть без опасных последствий для зрения? У Джейка, кажется, лопнули все. И в глазах, и в мозгу.
Это я выдумал, что по дороге к кровати он сказал: «Извини, Уолт, я не думал, что говорю, когда кричал на тебя. У тебя хорошие книги, ты же знаешь, они мне всегда нравились». На самом деле он ничего не говорил.
ГЛАВА 7
Пожалуйста, смейтесь надо мной. Вы, вы и вы. Смейтесь, хоть лопните. И друзьям своим расскажите, что полные идиоты на свете не перевелись. Потому что этим вечером я не вел машину по двухсотому шоссе. Не снимал номер на двоих в мотеле и не уговаривал Джейка выбросить из головы все бредни о «райском месте». Я сидел в моухейском «танцзале» и смотрел на танцующих, уже отплясав несколько раз с местными дамами. Кэтлин О'Доннел снова испачкала мне рубашку помадой. А Айлин уже два раза приглашала на танец и заставила пообещать, что самый последний вальс этим вечером я протанцую с ней. Миссис Гарделл одобрила мое поведение, Чарльз Маккини спросил, как здоровье, а Линда Биннс представила мне свою мать и брата Эраста, попросту Расти: низкорослого лысого мужичонку лет под пятьдесят. Он выглядел таким же нервным, как и сестра.
Спрашивается, этого я хотел? Но когда пересмеетесь, учтите: мягкосердечие приводит именно к такому результату. Так что если не хотите оказаться на моем месте, никогда, я серьезно говорю: никогда не поддавайтесь на уговоры лучших друзей.
С моей помощью Джейк доплелся до кровати и на четыре часа провалился в сон, как в вечный лед. Тот самый, в котором мамонты сохраняются целыми до последнего волоска. Из болота хоть газ иногда выходит, зыбучий песок медленно меняет очертания, снег в сошедшей лавине проседает и подтаивает, а Джейк, уснув, застыл и дышал неслышно, грудь не шевелилась, бегло глянуть – труп трупом. У меня, когда заглянул проверить, как он, даже появилась идея поднести зеркальце к его губам. Но я только выругал себя. Потому что не знал, где здесь есть маленькое зеркало. Не снимать же настенное.
Я собрал шмотки, убедился, что в «Корветте» бензина до Гэлтауна хватит (в Моухее ничего хотя бы отдаленно похожего на заправку не было) и в «Блейзере» Джейка еще половина бака заполнена. Потом тоже часок подремал. Не запомнил, что снилось. Мешанина обрывков, но ничего пугающего. И миссис Гарделл, слава богу, этим вечером не явилась.
А Джейк, проснувшись, повел себя, как противный избалованный ребенок. Ходил за мной хвостом и ныл, что сбегать, как воры, непорядочно, миссис Гарделл решит, что мы свиньи неблагодарные, – и будет права. Если бы его глаза еще были красными, я не стал бы слушать ни одного слова, но сон оказался отличным лекарством, и Джейк выглядел нормально, а его доводы, не могу не признать, были куда логичнее, чем мои.
– Ну, мерещатся тебе ужасы, ну и что? – с видом прокурора вопрошал он, усевшись на стул в гостиной с таким видом, будто его никакая сила оттуда в ближайшие годы не сдвинет.
– Со мной в первые дни тоже такое было, но у меня хватило здравого смысла не сбегать.
– Не помню, чтобы ты когда-нибудь мог похвастаться здравым смыслом.