Тайный мир шопоголика

О нет! Что я наделала? Я прервала семейную встречу. Надо отступать. Быстро.
– Добрый вечер, – говорю я и слабо улыбаюсь. – Что ж, не буду вас больше отвлекать…
– А откуда вы знаете Люка? – спрашивает миссис Брендон.
– Ребекка – известный финансовый журналист. – Люк делает глоток вина. (Он что, вправду так считает? Ого! Надо будет упомянуть об этом в беседе с Клэр Эдвардс. И с Филипом тоже.)
Я довольно улыбаюсь миссис Брендон, чувствуя себя очень важной персоной. Я – известная журналистка, подошедшая поболтать к известному бизнесмену в известном лондонском ресторане. Круто, да?
– Финансовый журналист? – ворчит мистер Брендон и опускает очки, чтобы получше меня разглядеть. – И что вы думаете по поводу заявления премьер-министра?
Господи, чтобы я еще раз подошла к кому-нибудь в ресторане… да ни в жизнь!
– Ну, – уверенно начинаю я, лихорадочно размышляя, как бы поудачнее изобразить, будто увидела подругу за дальним столиком.
– Папа, вряд ли Ребекка хочет говорить о работе в ресторане, – спасает меня Люк.
– Действительно! – поддерживает сына миссис Брендон и улыбается мне. – Ребекка, какой у вас красивый шарф. Это от «Денни и Джордж»?
– Да! – радостно отвечаю я, довольная, что разговор свернул с заявления премьер-министра. (Что он там еще заявил?) – Купила на распродаже на прошлой неделе!
Краем глаза вижу, что Люк как-то странно смотрит на меня. Почему, интересно? Чего это он такое…
О черт! Дура я, дура!
– На распродаже… для своей тети, – быстро соображаю я. – Купила для тети, в подарок. Но она… умерла.
За столиком все в шоке, молчат. Я и сама с трудом верю, что могла такое ляпнуть.
– Боже мой, – сокрушенно качает головой мистер Брендон.
– Тетя Эрминтруда умерла? – спрашивает Люк не своим голосом.
– Да, – киваю я, заставив себя взглянуть ему в глаза. – Это было ужасно.
– Какой кошмар! – сочувственно вздыхает миссис Брендон.
– Она ведь в больнице лежала? – продолжает Люк, наливая себе воды. – Что у нее было?
Короткая пауза.
– У нее … нога болела.
– Нога? – обеспокоенно переспрашивает миссис Брендон. – А что у нее было с ногой?
– Ну, она вся опухла, а потом случилось заражение. И ногу пришлось ампутировать. Вот она и умерла.
– Господи! – восклицает мистер Брендон. – Эти врачи – вредители! – Он гневно смотрит на меня. – Она лечилась в частной клинике?
– Э-э… м-м… не знаю, – бормочу я, пятясь. Больше не вынесу этого. Ну почему нельзя было просто сказать, что тетя мне этот чертов шарфик подарила? — Приятно было с вами повидаться, Люк. Мне пора – друзья ждут!
Я беспечно машу им рукой, стараясь не встречаться с Люком взглядом, поворачиваюсь и возвращаюсь к Сьюзи. Сердце колотится, как у перепуганного зайца, а лицо красное как помидор. Боже мой, какое поражение.
Но к моменту подачи первого блюда я сумела успокоиться. Еда! Мне приносят морских гребешков, обжаренных на гриле, и, откусив первый кусочек, я чуть не впала в экстаз. После стольких дней дешевой и безвкусной гадости я словно оказалась в раю. Я готова расплакаться – как заключенный, выпущенный на свободу, или как дитя блокады, узнавшее, что наконец-то отменили продуктовые карточки. После гребешков я попросила мясо по-французски с картошкой, от десерта все отказались – все, кроме меня, заказавшей шоколадный мусс. Потому что неизвестно, когда еще я попаду в такой ресторан. Может, мне предстоят несколько месяцев сэндвичей с сыром и кофе из термоса, и ни одного светлого пятна в этом монотонном меню.
Да, я выбрала нелегкий путь. Но результат должен того стоить.
Пока я жду свой десерт, Сьюз и Фенелла решают, что им необходимо пойти поболтать с Бенджи, который сидит на другом конце зала.
Они вскакивают, зажигают сигареты и уносятся, а Таркин остается со мной. Он вообще, похоже, не слишком стремится пообщаться со знакомыми. Весь вечер Таркин был какой-то молчаливый. И еще я заметила, что выпил он больше нас. По-моему, он того и гляди упадет лицом на стол. Ну пусть, мне-то что?
Некоторое время мы молчим. Честно говоря, Таркин такой странный, что я даже не считаю нужным поддерживать с ним беседу. И тут он вдруг спрашивает:
– Тебе нравится Вагнер?
– Да, – без запинки отвечаю я, хотя ни разу не слушала Вагнера. Но я же не могу показаться невеждой, даже если это всего лишь Таркин. Да и в опере мне доводилось бывать, правда, кажется, там давали Моцарта.
– Тат-та-та… помнишь, из «Тристана», – он мотает головой, – ти-та-та…
– Та-ти-ти, – отвечаю я и киваю, как мне кажется, с очень умным видом. Наливаю вина себе и ему. Осматриваюсь в поисках Сьюзи. Очень похоже на нее – вот так бросить меня со своим пьяным в стельку кузеном.
– Та-та-та-та, таааа-та-та…
Господи, он всерьез распелся. Не очень громко, конечно, но весьма экспрессивно. И смотрит мне в глаза, будто ждет, что я присоединюсь к его вою.
– Та-та-та-та…
Вот, закрыл глаза и раскачивается. А теперь это действительно неудобно.
– Та трам-пам-там та тааа…
– Прекрасно, – весело говорю я. – Разве может быть что-нибудь прекраснее Вагнера?
– Тристан… и Изольда. – Он открывает глаза. – Из тебя бы вышла восхитительная Изольда.
Что бы из меня вышло? И пока я продолжаю пялиться на него, он берет мою руку, подносит к губам и начинает целовать.
На несколько секунд я от изумления теряю дар речи и способность двигаться. Потом говорю как можно строже, пытаясь отдернуть руку:
– Таркин. Таркин, пожалуйста, не надо… – В отчаянии оглядываю зал в поисках Сьюзи и встречаюсь взглядом с Люком Брендоном, который уходит из ресторана. Он слегка хмурится, машет на прощанье и исчезает в дверях.
– Твоя кожа пахнет розами, – бормочет Таркин.
– Да заткнись ты! – в гневе кричу я и с такой силой выдергиваю руку, что его зубы оставляют следы на коже. – Отстань от меня!
Я бы влепила ему пощечину, но он, вероятно, воспринял бы это как поощрение.
Тут, к счастью, возвращаются Сьюзи и Фенелла с кучей новостей про Бенджи, и Таркин замолкает. Весь оставшийся вечер он не поднял на меня глаз. И слава богу! Надеюсь, он понял намек.
 
7
Очевидно, намека он не понял, потому что в субботу мне пришла открытка. На ней изображена девушка кисти одного из прерафаэлитов, со стеснительным взглядом через плечо. А на обороте Таркин написал:
Прошу прощения за свое бестактное поведение. Хотел бы искупить свою вину. Билеты в Байреут [13] или хотя бы ужин вдвоем?
Таркин.
Ужин с Таркином. Представляете? Сидеть напротив этого суслика весь вечер. И какой еще Байреут? Я и слыхом не слыхивала про Байреут. Это что, новый спектакль? Или он имел в виду Бейрут? Господи, ну с чего это мы попремся в Бейрут?
В общем, бог с ним, с этим Таркином. У меня сегодня есть дела поважнее. Сегодня – мой шестой день экономии и первый аскетичный выходной. Дэвид Бартон говорит, что это очень опасный момент, на котором многие сходят с выбранного пути, – день свободный, и без привычного похода по магазинам кажется, что заняться совершенно нечем.
Но я слишком упряма, чтобы сдаться. Я уже все продумала. К магазинам сегодня и близко не подойду. Утром отправлюсь в музей, а вечером, вместо того чтобы тратить деньги на дорогие рестораны, сама приготовлю карри для себя и Сьюзи. Я даже с нетерпением жду наступления вечера.
Вот мой бюджет на сегодняшний день.
Поездка в музей: бесплатно (у меня есть проездной).
Музей: бесплатно.
Карри: 2,50 фунта (Дэвид Бартон пишет, что можно приготовить карри на четырех человек всего за пять фунтов, нас двое, так что это должно быть вдвое дешевле).
Итого расходов в день: 2,50.
Вот это я понимаю. И наконец-то причащусь к Культуре вместо обычного Материализма – еще один плюс. Я решила пойти в Музей Виктории и Альберта [14], потому что раньше там ни разу не была. Если честно, даже не знаю, что там имеется. Статуи королевы Виктории и принца Альберта?