Отраженная угроза
Немного позже Сенин собирался получить доказательство того, что это человеческая кровь. Для этого требовалась преципитирующая сыворотка, которая наверняка была в милицейском хозяйстве Ангелины. Но с нею Сенину пока откровенничать не хотелось. По крайней мере, до разговора с биотехником.
Секреты секретами, но идти в ночь, на встречу неизвестно с кем без подстраховки Сенин не собирался. Поэтому, едва в небе обозначились сумерки, он передал своим, чтоб собрались вместе и приготовились к инструктажу. Он хотел сказать им, что сегодня никаких гулянок не будет. Чтобы все оставались на связи и были готовы срочно выехать. А куда – это пока не разглашалось.
Сенин вошел в комнату, где его ждали бойцы, и тут же почувствовал, что с ним творится что-то не то. Ему неожиданно захотелось присесть. Пытаясь совладать с собой, Сенин выдавил несколько слов: получилось что-то вроде «будьте наготове, я должен уйти...» Полный бред, но голова вдруг отказалась работать.
Сенин сосредоточился. Он уже видел, что парни смотрят на него с изумлением.
– Сегодня... – выдавил он. – Не вздумайте ничего делать. Я буду там...
Он посмотрел на ладони, которые вдруг нестерпимо зачесались, и увидел, как под кожей бегают маленькие круглые комочки – быстро-быстро, словно молекулы в броуновском движении.
– Что это такое? – растерянно проговорил он и протянул ладони.
Бойцы хлопали глазами – они ничего не видели и не понимали, что происходит.
– Это будет сегодня... – с трудом выдавил Сенин и неловко облокотился на стену. Потом вообще завалился.
Все вскочили. У Сенина перед глазами все еще мельтешили эти странные комочки, теперь они бегали по потолку, по стенам. Он все видел, слышал и вроде бы понимал, но не мог пошевелиться и сказать хоть слово.
Потом появился врач – здоровенный, лысый, с сердитыми глазами.
– Все ясно, несите ко мне, – сказал он.
Сенин увидел, что его кладут на носилки. Он напрягся и из последних сил выдавил:
– Меня ждет человек... за периметром... это важно.
– Да-да, все нормально, – успокоил его врач и похлопал мощной ладонью по груди.
В медблоке Сенина раздели. Врач выгнал бойцов и быстро осмотрел его. Потом спросил:
– Ты меня еще слышишь?
Сенину было неимоверно тяжело говорить, он лишь прикрыл веки в знак согласия.
– Вы меня поражаете, ребята, – со злостью сказал врач. – Как можно было прилететь сюда без прививок? Тебе говорили про вакцинацию?
– Я... – прохрипел Сенин. – Я проходил...
– Проходил? Если б проходил, не валялся бы здесь сейчас. Как тебя вообще на борт пустили?
– Я... я... – хрипел Сенин.
– Ладно уж, молчи. Ты подцепил рыбью чесотку. Интересно, где...
«На свалке», – мысленно предположил Сенин.
Врач приставил к его лицу маску на длинном шланге.
– А ну, вдохни сильно несколько раз.
Сенин послушался. В голове как-то сразу посвежело, мышцы по всему телу заметно напряглись.
– Легче?
– Я... мне не сделали какую-то прививку, – смог выговорить Сенин. – Санитар сказал, нет сыворотки. Большая партия переселенцев. Он сказал... сказал, чтобы я здесь привился.
– Ну, и что же ты?
– Суматоха, – Сенин попытался виновато улыбнуться.
– Суматоха... – передразнил его врач. – Ничего, зато теперь никакой суматохи тебе не будет. Недельки эдак две...
– Две?! – Сенин попытался подняться. – Я не могу... это важно...
– А кто тебя спрашивает? Да и куда торопиться? Следующий транспорт раньше чем через месяц отсюда не уйдет.
– Черт... – Сенин свалился на подушку.
– Не падай духом, парень. Вылечим. И не таких лечили. Рыбья чесотка – дело, конечно, нехорошее. Симптомы неприятные. Но ты, думаю, не расклеишься, а?
– Передайте моим, что старшим назначен Карелов. И еще... – Он скосил глаза на углы, где из щелей свисали клоки «мочалки». – Можно вот это убрать?
– Да можно, – пожал плечами врач. – А что, так сильно мешает?
Сенин снова начал терять силы. Врач заметил это и, что-то пробормотав, вышел за дверь.
«Спать, – думал Сенин. – Спать, только спать... Завтра поднимусь. Конечно. Отдохну и обязательно встану...»
* * *Но ни завтра, ни послезавтра Сенин не встал. Зато сполна ощутил, что означает термин «неприятные симптомы».
Он не мог заснуть. Вернее мог, но на полчаса или час. Просыпаясь, он был неспособен ни на чем сосредоточиться. На него наваливалась то усталость, то беспокойство, то жажда подняться и двигаться. От этого он уставал еще больше, и хотел спать, но снова просыпался с больной головой и неспокойными нервами. Это была мука.
В голове его словно варилась каша. Он не мог закончить ни одной мысли, не мог толком ответить ни на один вопрос. Иногда получалось только «да», «нет» и «не знаю».
На третий день он понял, почему болезнь назвали рыбьей чесоткой. Зуд появился сначала в подмышках, потом перешел на бока. Сенин чувствовал себя абсолютно разбитым, и даже чесаться у него не было сил. Но когда он все же дотягивался до ребер и принимался скрести их, на пальцах оставались матовые чешуйки, похожие на рыбьи.
Через день кожа начала шелушиться на животе, на спине, на шее. Она потрескалась, и еще больше стала напоминать рыбью чешую. Хуже всего, что от ногтей оставались ноющие ссадины.
Трижды в день Сенину протирали все тело желтым раствором с резким аммиачным запахом – ни дать ни взять, застарелая моча. Кожа от него начинала гореть, но зуд ненадолго проходил. Одновременно ему делали инъекции – каждые два часа, днем и ночью.
Сначала врач занимался этим сам. Потом перепоручил помощникам. Оказалось, с последней партией поселенцев прибыла целая семья врачей – супруги Голберг и две их дочери – Стелла и Кармен. Сестрам было лет по восемнадцать-двадцать. Они очень старательно ухаживали за Сениным, и ему было неудобно, что он предстает перед ними в таком виде – беспомощный, изуродованный болезнью, с сумасшедшими глазами и бессвязной речью.
Заходили и его парни, сначала каждый день, потом реже. Спрашивали, не надо ли чего. Того, что ему было надо, у них не было. Сенину хотелось собрать силы, ногтями содрать с себя больную шелушащуюся шкуру, которая не давала ему сна и покоя, и отрастить новую. Но это, увы, невозможно. Только медленное лечение уколами и вонючим раствором, запах которого уже не выветривался из мозгов.
Пару раз зашла Ангелина. Чтобы порадовать, показала файлы с первыми протоколами допроса. Прочитать Сенин их был не в состоянии, но и так знал, что это кучка бесполезных записей, от которых никакого толку не будет. Хочешь сделать хорошо – делай сам.
Кажется, прошла целая вечность, когда к Сенину вошел врач с распечаткой результатов анализов и оценивающе посмотрел на пациента.
– Думаю, лечение завершено, – сказал он.
– Завершено? – Сенину было трудно удерживать смысл разговора, словно в уши ему кричали еще с десяток собеседников. – Я что-то не чувствую себя здоровым.
– Медикаментозное лечение завершено, – повторил врач. – Остался уход и реабилитация.
– Надолго?
– Ну, может, еще неделя. После этого ты сможешь самостоятельно совершать небольшие прогулки.
– Черт, – процедил Сенин.
– Мы обработали территорию свалки, – сказал врач. – Там, действительно, расплодилось немало заразы.
– Все-таки свалка, – проговорил Сенин. – Я незадолго до этого влез рукой в «мочалку»... ту, что у вас тут растет везде. Думал, это от нее.
– Глупости, – усмехнулся врач. – Далась вам всем эта «мочалка»... Советую обратиться к отчетам первых экспедиций, думаю, там твоя болезнь и эта «мочалка» значатся на разных страницах. Кстати, ты упорно искал нашего биотехника. Так вот, он, кажется, нашелся.
Бурлящая в голове каша не дала Сенину сразу уловить смысл сказанного. Он, конечно, вспомнил и встречу на свалке, и несостоявшийся тайный разговор... Казалось, все это было в другой жизни, и теперь не имеет никакого значения.
– Нашелся? Что значит, нашелся? Где нашелся?