Синдикат «Громовержец»

– А чо? Доставили с удобством, а он недоволен...
– Ты!.. – он сделал шаг вперед, но, бросив взгляд на бойцов, притормозил.
– Ладно, не сикай, – с добродушной снисходительностью проговорил Пакля. – Иди сюда, они тебя не обидят.
Пельмень неуверенно приблизился, готовый в любой момент удрать. При этом он прошел не между бойцами, а обогнул их, сделав приличный крюк.
– Страшно? – понимающе усмехнулся Пакля.
– Ну... неприятно, – пробормотал Пельмень. – Неожиданно просто.
– Нормально, нормально... – покровительственно проговорил Пакля. – Видал, какие у нас теперь друзья?
– Друзья? А я чего-то не понял...
– А тебе и не надо, жирный. Главное, я понял. Они все делают, что я им говорю, ясно? Захочу – обратно тебя унесут, хочешь? А захочу – порвут пополам.
Пельмень едва не расплакался, он сейчас все принимал всерьез.
– Ты что?! – зашептал он. – Ты что говоришь? Они ж тебя самого за такие слова порвут. Тише!
– Чего тише? – развязно сказал Пакля. – Я у них главный, понял?
Однако Пельмень не понимал, как недоделанный Пакля может быть у кого-то главным. Тот вскочил, сжимая шлем под мышкой, и встал между бойцами, как хрупкое божество среди суровых апостолов.
– Эти два болвана будут и прыгать, и плавать, и летать, если я скажу. Вот! – и он с размаху отвесил одному хорошего пинка. Боец даже не сморгнул.
– Понял? – торжествующе расхохотался Пакля. – Они – мои ребята.
– Я бы тебя за такое убил, – сокрушенно вздохнул Пельмень. – Они что, совсем дебилы, да?
– Вообще-то, да, – согласился Пакля и отошел в сторонку, разглядывая «своих ребят» со стороны. – Но по-моему, они какие-то зомби. Сам погляди: стоят, глазья лупят... Скажешь идти – идут, нет – стоят.
– Или роботы? – предположил Пельмень. – Видишь, какие похожие?
– Нет, они живые. От них какой-то тухлотой волокет, чуешь? Немножко, но есть. Я вот думаю: может, они и мыться сами не умеют? Может, это тоже им приказать надо?
– Если живые – тогда близнецы. Очень уж одинаковые.
Приятели немного помолчали, продолжая разглядывать бойцов-близнецов. Пельмень, как обычно, пребывал во власти тревожных предчувствий. Больше всего ему хотелось сейчас вернуться к «селедкам» и все забыть.
– Таких дел можем наворочать, – мечтательно проговорил Пакля. – Чего хочешь, то и будет. Чего ты хочешь, Пельмень?
– Не знаю. Ничего не хочу. Все у меня есть.
– Ни хрена у тебя нет! А хочешь машину? Вот прямо сейчас, прикажу – и пригонят. А бабу хочешь? Верку-Отличницу, а? Они приведут.
– Так прямо и приведут? – недоверчиво буркнул Пельмень.
– А что? Но я сейчас хотел опробовать, как эти ребята стреляют, – поделился Пакля. – Давай, может, отойдем в лесочек. Автоматики-то – вот они.
– Ты что? – Пельмень просто переменился в лице. – А если они по нам и опробуют? Слушай, Пакля, откуда они вообще взялись? Может, они нас специально заманивают? Ты хоть спрашивал, кто они? Могут они хоть говорить?
– Говорят они плоховато. Почти ничего не говорят. Мы вот через эту штуку с ними общаемся, – он похлопал по шлему. – Я какую-нибудь мысль напрягу, а они слышат. Даже не надо рот открывать. А откуда они, я так и не понял. Какой-то боевой отряд... Ну, пошли до лесочка. Постреляем...
Пельменя пришлось толкать, поскольку сам он идти боялся. Через несколько шагов он вдруг воскликнул:
– Стой! Там змея!
– Где? – изумился Пакля, выглянув вперед. И тут же его морщинистое лицо еще больше сморщилось от смеха.
– Змея! – выдавил он, корчась и хватаясь за живот. – Ну ты дал! Иди, понюхай эту змею.
В самом деле, на этот раз Пельмень крупно промахнулся. Впереди лежала, свернувшись кольцами, кучка фекалий. Кто-то навалил ее прямо на тропинке.
– Змея! – продолжал давиться Пакля. – Кучи говна испугался! Ну ты клоун...
Вдруг он перестал заливаться и придал лицу плутоватое выражение.
– Ты вроде не верил, что они меня слушаются и уважают? А вот смотри... – подозвав одного из близнецов, Пакля указал на кучку. – Жри говно! – приказал он. – И чтоб с улыбкой!
Улыбаться боец не стал, но в остальном послушался. К неизмеримому ужасу Пельменя, он наклонился, влез в кучу пальцами и сунул их себе в рот.
– Вот! – Пакля мелко рассмеялся.
– Меня сейчас вырвет, – безжизненно выдавил Пельмень.
– Ничего не вырвет. Привыкай. А захочу – они и тебя заставят котяхи жрать. Понял? Ну пошли, пошли... Шучу я.
* * *
На спортплощадке за общежитием училища механизаторов редко бывало многолюдно. Тем более летом, когда занятия по физкультуре проводить не с кем.
Турники, лестницы, брусья дошли до такого печального состояния, что напоминали скорее следы вымершей цивилизации, нежели символы спорта и здорового образа жизни. Обычно к этим ржавым кособоким конструкциям привязывали пасущихся коров местные жители. И лишь изредка здесь раздавалось человеческое разноголосье.
Сегодня, вопреки традициям, на площадке было оживленно. Несколько школьников, разжившись где-то тремя бутылками портвейна, устроили себе пикник. Не привыкшие к алкоголю, они очень быстро возбудились, завелись и теперь громко кричали, прыгали, затевали какие-то споры. Их звонкие голоса отчетливо доносились до Кирилла, сидевшего в полном одиночестве на другом конце площадки.
Он устроился на трухлявой скамейке под яблонями, где его никто не мог видеть. Сегодня он вышел, как всегда, из дома, чтобы поболтаться по городу, и вдруг понял, что уже не может просто и беззаботно ходить туда-сюда. Он испытал странное чувство, словно все на него смотрят и все про него знают. Кирилл шел по улице и прямо-таки чувствовал взгляды на спине. Вообще-то, на самом деле всем было на него плевать. У всех доставало своих проблем. Но история с деньгами, в которую влип Кирилл, являлась для него такой масштабной катастрофой, что казалось, в нее втянут весь город.
В конце концов, он нашел место, где можно побыть одному, и спрятался там. Школьники его не видели. Они в настоящий момент ползали по спортивным снарядам и демонстрировали физическую форму. Одни подтягивались, другие выполняли подъем-переворот и «склепку», третьи просто кувыркались. Иногда опускались на землю, чтобы принять стопочку, после чего снова лезли заниматься физкультурой. В юном возрасте алкоголь способен какое-то время придавать людям и силы, и бодрость.
В уединении Кирилл чувствовал себя безопасно и отстраненно от всего мира. Поэтому он слегка вздрогнул, когда услышал позади себя шаги. Но это был всего лишь Мося, который, видимо, тоже не искал шумного общества. Иначе пошел бы на Гимназию, а не сюда.
– О, привет, – грустно сказал Мося. – А Хряща нет?
– Нету, – ответил Кирилл. – Иди, не бойся.
– А я и не боюсь. Я так.
Лицо Моси украшал аккуратный по форме, сочный синяк. В прошлый раз на Гимназии он упустил-таки кошку с недописанным словцом на боку. Хрящ так расстроился, что от души сунул однокласснику кулаком. И обещал дать еще.
– Сидишь? – проговорил Мося, устраиваясь рядом. – А они чего?
Вопрос относился к школьникам. Те уже оставили спортивные упражнения и, выпив весь портвейн, с звонкими криками били кого-то из своих.
– Отдыхают люди, – вяло проговорил Кирилл.
Они помолчали некоторое время. Мося уловил в собеседнике какую-то напряженность и даже заерзал на месте.
– Кира, – сказал он, – а как ты будешь от армии косить?
– Не знаю, – Кирилл пожал плечами. – Я вроде не собирался.
– И чего, пойдешь, что ли, в строй?
– А что делать-то?
– Не-е... – Мося вздохнул. – Мне туда не надо. Я косить буду.
– Под дурика?
– Это вряд ли.
– А чего? Давай под дурика. У тебя хорошо получится.
– Не-е... Под дурика – это надо приколы всякие показывать. Слюни там пускать или в трусы налить.
– И налей! Первый раз, что ли?
– Не, там надо конкретно все показывать. Чуть не так – расколят. Надо, чтоб по-настоящему. Ногу, к примеру, сломать. Но ногу жалко.