Синдикат «Громовержец»

– Бошку пробей. Не жалко.
– Я думал, ты способы какие-нибудь знаешь, – разочарованно вздохнул Мося. – Мне тут сказали кое-какие способы, но пока не знаю, что пробовать.
– Какие еще способы? – Вообще-то Кирилла это не очень интересовало, но разговор как-то тек и позволял проводить время.
– Способы есть. К примеру, курить чай.
– Чай? Это зачем?
– А от чая весь желтеешь. Как больной. Он на печень как-то действует. Что-то такое от него бывает... на «це». Цитрус?
– А может, цирроз?
– О, точно. Но это ж не страшно? Это ж лучше, чем два года мучиться? Легкая ведь болезнь?
– Ерунда, а не болезнь, – согласился Кирилл. – Только водку пить нельзя. И есть только с ложечки. И в туалет ходить через трубочку. А так – фигня...
– Ну вот. А еще – спичка, знаешь? Надо наточить спичку, поковыряться в зубах и в ногу ее воткнуть. Нога пухнет, а никто не догадается, от чего.
– Это знаю. Бабай рассказывал. У них на поселении один мужик себе так сделал, чтоб на работу не ходить. Подействовало – три месяца мучился, орал по ночам. Потом ногу, кажется, отрезали.
– Отрезали ногу? – Мося задумался. – Может, спичка была плохая?
Школьники тем временем уже закончили драться и теперь в соревновательном порядке отжимались от земли. Один куда-то побежал. Очевидно, наскребли мелочи еще на бутылку.
– Колбасный способ знаешь? – таинственно проговорил Мося. – Берешь кусок вареной колбасы грамм на пятьсот, завязываешь в целлофановый кулек – и на теплую печку. Она за неделю такая становится... ну, как бы зелененькая. Главное, дождаться, чтоб кулек сам лопнул.
– И что потом? – хмыкнул Кирилл. – Жрешь ее – и кишки вылазят?
– Не, жрать нежелательно. Сок из нее выжимаешь и мажешь руки, живот, шею. На коже такие белые пузыри вскакивают. Протыкаешь – гной льется. Но не больно. Вот так придешь на комиссию – и там все охренеют.
– М-да... Если сам раньше не охренеешь, – признался Кирилл. – Лучше б ты, Мося, про другое думал. Тебе до армии еще, как до Северного полюса. Еще не доживешь. Нажрешься какой-нибудь зеленой колбасы – и привет.
В этот момент снова послышались шаги. Мося беспокойно завертел головой и вдруг встал.
– Смотри, – удивленно проронил он.
Среди поломанных и изрезанных яблонь гордо вышагивал маленький Бивень, преувеличенно широко размахивая руками. Его узкие глаза бегали по сторонам, в зубах торчала сигарета.
У Кирилла вдруг заколотилось сердце. Он боялся, конечно, не Бивня. Он боялся причины, которая заставила того прийти сюда.
Бивень остановился в нескольких шагах, сурово отшвырнул окурок.
– Кира! – громко сказал он. – Я тебя еле нашел. Дрын забиваеть тебе стрелу. Через час под памятником. Будеть разбор вопросов, ну, ты знаешь...
И он замолчал, страшно гордый своей важной дипломатической миссией. Потом, обкусив с руки пару болячек, хитро добавил:
– Подмывайся.
– Ничего себе... – с дрожью в голосе проговорил Мося, когда Бивень величественно удалился. – Чего они, а?
– Ничего, – хмуро ответил Кирилл. Ему ни капли не хотелось ввязывать кого-либо в свои неприятности. Тем более от Моси в этом не было бы никакого толку.
– Бить будут, да?
– Не знаю... Может, и будут.
– И ты пойдешь?
– Нет, блин, колбасы тухлой наемся и скажу, что заболел, – со злостью выпалил Кирилл. Он закурил и в сердцах забросил спичку далеко в траву. – И вообще, отвали...
– Слушай... – Мося был необычайно взволнован. – Может, давай это... Я пацанов позову с Гимназии.
– Мои дела, – покачал головой Кирилл. Но, хорошенько подумав, он добавил: – Вообще, ладно. Дуй на Гимназию, скажи, где я. Но пусть только никто не лезет в разговор. Пусть просто побудут... на всякий случай.
– На какой... какой случай? – Мося часто-часто заморгал.
– На такой, – отрезал Кирилл. – До больницы меня донести, если что. Все, вали к пацанам.
Мося умчался сразу. Кирилл же посидел еще некоторое время, размышляя, не сунуть ли ему под майку какую-нибудь арматурину. Потом сказал себе: «Была не была» – и отправился к памятнику.
Дрын и вся его банда были уже на месте. Они поднялись со скамеек и от нетерпения выдвинулись на несколько шагов навстречу Кириллу.
– Надо же, – сказал Бивень, укусив себя за руку, – один идеть, без бабы. А то опять пришлось бы отпустить.
– Храбрый, наверно, – хмыкнул Поршень, глядя на Кирилла из-за чужих спин. – А ведь я говорил... Он и тогда один был, и сейчас. Я говорил, Гимназия за него не подписалась.
– Что ж ты, козел, делаешь? – проговорил Дрын, по обыкновению ухмыляясь. – Не в падлу было черные бабки ныкать? На покойников собрали, а ты, сука, хапнул.
– Я ничего не хапнул, – тихо, но напряженно произнес Кирилл. Но его пока не собирались выслушивать.
– Ты нас кинуть хотел, да? – продолжал Дрын. – Молодец, классно кинул. Пацаны, между прочим, последнее отдавали. Вано колеса от мопеда продал, Шерсть – из бабкиной пенсии принес... А ты, ублюдок, пришел такой с честными глазами... Девочке бедной помочь... Хорошо хапнул, молодец.
– Умный... – многозначительно похвалили из толпы.
– Я не хапал, – процедил Кирилл, и его кулаки непроизвольно сжались.
– А кто ж тогда? – с издевательским добродушием усмехнулся Дрын. – Большие пацаны отняли, да?
– Нет, не большие. Маленькие... Вот он у меня все забрал, – Кирилл ткнул пальцем в Поршня. – И сказал, что сам отдаст.
– Что-о?! – возмущение Поршня было столь же колоссальным, сколь и неподдельным. – Ты это на меня?.. На меня?..
– Дрын, он наших пацанов парафинит, – злобно воскликнул Бивень, подпрыгнув на месте от нетерпения. – Дай я ему чавку выставлю!
– Обожди. Потом выставишь, еще будет время, – взгляд Дрына стал тяжелым. – У тебя еще хватает хамства на ребят парафин гнать? За это отдельно получишь. За брехню, за кидалово, за деньги – за все получишь.
– Я не брал деньги! – почти закричал Кирилл. – Поршень пришел ко мне домой и все забрал. Сказал, сам отдаст.
– Дрын, я ж говорил, – затараторил Поршень, свирепо вращая глазами. – Такие козлы только на Гимназии бывают. Сам схавал – на других катит...
– Осядь, – с железным спокойствием проговорил Дрын. – Я и сам знаю, что наши такое никогда не сделают. А ты, Кира, обоснуй-ка свой тухлый базар. Докажешь, что Поршень у тебя был?
Кирилл открыл рот, но запнулся. Доказывать было нечем. В принципе, мать видела, как Поршень приходил... Но ее вмешивать нельзя. Последнее дело за мамочкой и папочкой прятаться.
– А ты докажешь, что это я взял? – буркнул он.
– А хрен ли тут доказывать? – ухмыльнулся Дрын, сверкнув зубами. – Деньги ты взял, все видели. И хана. Больше этих денег никто не видел и не слышал. В том числе и Машка.
– Конечно, она не слышала, потому что я ей не говорил, – невпопад пробормотал Кирилл.
– Это точно, не говорил, – прозвучало злорадное шипение Поршня. – Он вообще никому не говорил. Ребята спрашивали – на Гимназии вообще про деньги не слыхали. Он все сам сочинил...
Кирилл готов был взорваться от ненависти и возмущения. Так бы и сорвался с места, снес бы череп этой лживой сволочи Поршню.
– Ну, кажется, разобрали вопрос, – подвел итог Дрын. – Все понятно. Что, Кира? Свое, конечно, получишь, и много. Но если ты пацан, то деньги должен до Машки донести. Не знаю, где ты их брать будешь, твои проблемы... И все равно, всей твоей Гимназии – звездец. Будем долбить всех, кого увидим. По-страшному, понял? До полусмерти.
– За что? – процедил Кирилл.
– За тебя, милый. И всем будем говорить, что за тебя. И Машке дадим раскладочку, какой ты добренький и честный оказался. Чтоб она знала... Сейчас отпускаем, иди... Но по улицам больше не шарься – можешь заболеть.
– Я не брал деньги, – с упорством обреченного повторил Кирилл. – Поршень забрал.
– Ну ты достал! – взорвался Поршень. – Дрын, ну сколько он будет на меня эту парашу лить?
– Дайте я ему вломлю! – простонал Бивень, прыгая на месте. – Он и вправду достал.