Коллегия

– Но ведь ясно, что Хозяин на это не пойдет?
Доггинз сердито передернул плечами.
– Он старик мудрый, но, думаю, за всю свою жизнь так и не научился хоть сколько-то понимать раскоряк. Он наивно судит обо всех по меркам своей порядочности. – Доггинз заговорил тише, хотя это было вовсе необязательно.
– Между нами, я никак не возьму в толк, как при таком уме можно оставаться таким недотепой.
От этих слов Найла охватило безотчетное волнение. Ему неожиданно открылось, что в ряде случаев существует определенный предел, за которым чувственное восприятие Доггинза полностью притупляется. Такая своеобразная слепота – огромный плюс для слуги, поскольку сосредотачивает весь ум на выполнении сугубо практических задач. Но это означает и то, что он никогда не заподозрит о существовании мира, где деревья томно наслаждаются зыбкой лаской ветра, а цветы выбрасывают искры живой энергии.
Они поднялись на невысокий холм. Трава на противоположном его склоне была бурой, пожухшей, а дальше ее вообще не было – лишь черный выгоревший грунт. Это как раз и был участок, обработанный из жнеца. Метрах в двадцати вниз по склону виднелся вырост, напоминающий крупный валун; приглядевшись внимательней, Найл разобрал, что это опрокинутый на спину мертвый паук, застывший, поджав лапы к середине брюха. Подойдя вплотную, Найл постучал по трупу носком сандалии; обугленная плоть была тверда, как дерево.
Дальше метров сто они шли по спекшемуся коркой грунту. И вдруг неожиданно очутились на кромке откоса метров шести глубиной.
Откос тянулся в обе стороны на сотни метров. Найл вначале принял это за естественное образование.
Лишь различив оплавленные камни, понял, что это все работа жнеца.
От залпа земля расплавилась, словно лед под струёй кипятка. Впервые доподлинно стала ясна дьявольски разрушительная мощь этого оружия – просто ахнуть впору.
– Не удивительно, что они перед нами трепещут.
– Ты же знаешь, каковы раскоряки по натуре, – мрачно сказал Доггинз. – Думаешь, они нам не припомнят?
Край откоса тянулся вдаль. Потрясали уже одни размеры пораженного участка, самое меньшее – полмили в диаметре.
Довольно точно можно было определить и положение шара в тот момент, когда Доггинз нажал на спуск. Залп шарахнул по земле струёй адского брандспойта, выев в полумиле от эпицентра глубокую лощину. Затем заряд рассеялся в стороны, будто струя из шланга, нагромоздив вокруг стену из камней и вывороченного грунта. В районе эпицентра все было попросту выпарено, в то время как дальше предметы уберегла от разрушения сама сила залпа, разметав их в стороны, словно смерч листву. На этом участке, вперемешку с обломками камней и вырванными с корнем деревьями, виднелись паучьи трупы. В воздухе стоял неприятный запах разлагающейся плоти.
Оба молчали, идя вдоль границы выжженного участка. Не дающую покоя мысль высказал, в конце концов, Доггинз. Кивнув в сторону виднеющейся на горизонте панорамы паучьего города, он задумчиво проронил:
– Один жнец, и за минуту от всего этого осталось бы ровное место.
– А заодно и от всех жителей. Доггинз глянул искоса.
– Хочешь сказать, они того стоят?
– Нет. Там среди них и моя семья.
– Да ну тебя, я же просто так… – поспешил сказать Доггинз. – Просто на ум взбрело…
Неожиданно Найл поскользнулся на чем-то мягком.
Оказывается, он всмятку раздавил сандалией небольшой грибголовоног. Тьфу, пакость!
Тут оба впервые обнаружили, что вокруг со всех направлений сползаются десятки этих существ-слизней. Одно из них потянулось Найлу к лодыжке и высунуло серое щупальце, пытаясь взобраться по ноге. Он пинком отбросил существо.
– Странно, откуда они взялись?
– Мертвечина манит, – рассудил Доггинз. И вправду, метрах в тридцати валялся дохлый паук, из вспоротого брюха которого топорщились разбухшие кишки; плоть торопливо поглощали орды крохотных головоногов, напоминающие личинок.
Найл пинком отшвырнул пытающийся взобраться по ноге гриб. Они осмотрительно обогнули дохлятину, и головоноги, похоже, утратили к ним интерес. Приближаясь к месту, откуда начинался обход, Найл приостановился возле каменно-твердого трупа, застывшего на спине: глазам померещилось, что он чуть шевельнулся, будто кто пытался его перевернуть. Секунду спустя толчок повторился, заставив обоих заинтересованно остановиться. Труп различимо подергивался. Тут уже оба вгляделись внимательно, и в этот момент на брюхе образовалась язва. Язва медленно распалась, и спустя несколько секунд из брюха наружу появился головоног, волоча за собой кусок требухи. Доггинз брезгливо сморщился и двинулся было прочь, но Найл вдруг сказал:
– Погоди-ка.
Он медленно обошел вокруг опаленного трупа, стараясь реже дышать из-за несносного смрада. Доггинз взглянул на Найла как на сумасшедшего:
– Чего ты дурью маешься?
– Мне непонятно, как он забрался внутрь.
Он с силой пихнул труп ногой, и тот наполовину перевернулся; спина отливала горелым деревом.
– Через рот, наверное?
– Не может быть.
Найл указал пальцем – челюсти существа были плотно сомкнуты в гримасе предсмертной муки.
– Тогда через другую дырку, – усмехнулся Доггинз. Найла внезапно будто кольнуло; промелькнувшая мысль показалась настолько нелепой, что неловко было и высказывать.
– Не знаю, может ли такое быть. А не превращаются ли пауки в головоногов?
– Да ну, скажешь тоже.
Сдерживая отвращение, Найл заглянул в отверстое брюхо.
Оказывается, хлопотливое движение создавалось за счет того, что в потрохах кишмя кишели тысячи крохотных созданьиц-живчиков. Приглядевшись внимательней, Найл сообразил, что это те же головоножки, только крохотные. Некоторые, покрупнее, нападали на тех, что мельче, и, очевидно, их пожирали. При этом росли агрессоры так быстро, что прибывали в размерах буквально на глазах.
Самый крупный из головоногов рвался вперед по спинам своих собратьев одержимой бестией, создавая проход в серых кишках; следом лихорадочно спешило сонмище головоногов помельче. Не прошло и пяти минут, как предводитель набрал величину почти с ладонь.
– Ты гляди, – хмыкнул Найл, – лопают друг дружку, будто дождевые капли.
– Ну и что? – спросил Доггинз, пожав плечами.
– Выходит, они однородны по своему составу.
Гриб-каннибал стал, пучась, выпрастываться из паучьего брюха; Найл с Доггинзом следили с отвращением и странной зачарованностью. Головоног подполз к Доггинзу вплотную и сделал попытку взобраться на обутую в сандалию ногу. Тот свирепо его пнул, но нога увязла в студенистом теле, и гриб пристал к ступне.
Пришлось соскребать другой ногой. Но на наглеца это не подействовало, лез себе как ни в чем не бывало. Найла разобрал смех.
– Да ты лучше не пинай, а прикажи ему уйти. Пусти в ход медальон.
– Как?
– Смотри сюда. Поверни его этой стороной внутрь, сосредоточься. Затем пустишь в ход другую сторону – энергия распространится наружу. Медальон для того и существует.
Доггинз неуверенно повернул зеркальную часть.
– Вот. А теперь, сосредоточься и действуй» как тогда с клейковидными мушками.
Доггинз уставился на гриб; меж бровями пролегла складка.
– Похоже не действует, – сокрушенно покачал он головой.
– Нет, просто надо немного иначе. Сплоти энергию внутри себя. Затем направляй наружу.
Доггинз снова насупился, на физиономии выписался злой азарт. Ясно было, что он не осознает еще потенциала медальона.
Вместо того, чтобы использовать потаенную энергию сердца и солнечного сплетения, он грубо давил силой мозга, будто палил из бластера – ни дать, ни взять надрывно кричащий человек.
Головоног все так же пытался взобраться по ноге, и Доггинз невольно отступил на шаг. И тут гриб внезапно замер. Затем опять попытался двинуться, вытягивая ложноножки, но Доггинз снова насупился, и гриб вначале остановился, а затем пошел на попятную.
– Невероятно! – воскликнул Доггинз, изумленно поведя головой из стороны в сторону.