Коллегия

Растение подняло жука до макушки ближайшего стебля. На этот раз Найл смотрел так внимательно, что успел различить.
Головка стебля раскрылась, обнажив нечто, напоминающее два ряда белых отточенных зубов.
Ус закинул жука в открытый зев движением, подобным хлесткому удару плетью. Зев мгновенно захлопнулся, хотя заметное колыхание зеленой кожи показывало, что жук отчаянно силится высвободиться.
Затем ус снова безвольно обвис, и все растение застыло так неподвижно, что трудно было и заподозрить его в способности к охоте.
– Ты думаешь, ему по силам было бы сладить с двухметровой сороконожкой? – с сомнением спросил Найл.
– Вполне. Оно как-то на моих глазах умыкнуло здоровенную крысу.
– А для человека оно, часом, не опасно? – решил еще раз уточнить Найл.
– Может быть, в Дельте. Только не здесь.
– А в Дельте почему?
– Там они успевают вымахать раза в четыре крупнее.
– Из-за чего?
Симеон пожал плечами.
– Почва, наверное. Местность там так и кишит жизнью, как гнилой сыр червями. Природа словно с ума сошла. – Он любовно похлопал по стволу растения. – Но когда свыкнешься, поймешь, что это приятные создания.
Когда Симеон ушел, Найл приблизился к растению и остановился рядом. Потребовалось усилие, чтобы не вздрогнуть, когда змеевидные головы развернулись в его сторону, а усы вытянулись и вкрадчиво прикоснулись к ноге. Странное ощущение, будто бы тебя обнюхивает какое-то любопытное животное.
Через несколько минут растение, похоже, утратило к Найлу интерес и опять застыло неподвижно. А когда Найл, протянув руку, провел пальцем по одной из головок, та будто притиснулась к его ладони. Было в этом движении нечто, глубоко ошеломившее и встревожившее Найла, хотя непонятно, что навеяло эту тревогу.
От раздумий отвлек сухой шорох кованых колес по гравию. Из окна стала видна повозка, которую везли четверо колесничих. Вот они размашистой рысью вбежали на площадь и остановились напротив Зала собраний.
В повозке сидели двое: женщина в черном одеянии старшей служительницы и светлобородый мужчина в желтой тунике слуги жуков. На глазах у Найла пассажиры выбрались из повозки, взошли по ступеням и исчезли внутри помещения.
Колесничие укатили повозку в тень и сели на ступени, утирая пот со лба.
Найл вышел из дома через боковой вход и пошел по лужайке навстречу сидящим. Подойдя поближе, с радостью признал в одном из колесничих Массига. Массиг тоже сразу узнал Найла и вскочил на ноги, раскрыв рот от изумления.
– Ты вот, оказывается, где? Я думал, тебя нет в живых!
– Жив, как видишь, – рассмеялся Найл. – И от кого же ты слышал о моей гибели?
– От одного из колесничих. Он сказал, ты погиб вместе с управителем.
– Так Каззак мертв?
– Да, он погиб при взрыве.
На Найла неожиданно нахлынула грусть. Несмотря на некоторое недоверие, Каззак всегда вызывал у него симпатию.
Они вместе сели на ступени.
– Что за бородача ты привез? – поинтересовался Найл.
– Это Манефон, старший помощник. Он приплыл нынче утром на корабле, груженном порохом.
– Пауки не пытались его задержать? – спросил Найл, понизив голос.
– Задержать? – Массиг был искренне поражен таким вопросом. – С какой стати? Найл пожал плечами.
– Жуки, судя по всему, думают, что пауки хотят учинить заваруху.
– Первый раз слышу, – покачал головой Массиг.
– Пауки после взрыва не свихнулись от бешенства?
– Бешенства? – Было видно, что его слова для Массига – полная неразбериха. – С чего вдруг? Это же просто досадная случайность. – Он поглядел на Найла как-то странно. – Так ведь?
– Конечно, так, – поспешил согласиться Найл. В этот момент, к счастью, их прервала своим появлением вышедшая из здания девушка; она несла поднос с прохладительными напитками для колесничих. Пока Массиг жадно, крупными глотками пил из глиняного кувшина фруктовый сок, Найл, улучив момент, незаметно улизнул.
Он ступил в прохладный полумрак парадной Зала. Там полно было людей и жуков, спешащих по своим делам. Когда Найл стоял, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку, кто-то хлопнул его по плечу. Оказалось, Милон.
– Привет, Найл. Ты чуть опоздал на собрание, оно только вот закончилось.
– И как там все сложилось?
Милон подался вперед и негромко сообщил:
– Они пошли на попятную, как я и ожидал.
– Почему?
– Пошли разговоры, что Билдо выживают из города. А он нынче, знаешь, для многих герой. Поэтому половина молодежи заявила, что если уйдет он, то и она отправится вместе с ним. Так что коллегия задумалась всерьез…
– И что ожидается теперь?
– Не знаю. Зависит от Билдо. Почему бы тебе самому его не расспросить – вон он стоит.
В дальнем конце парадной со светлобородым незнакомцем увлеченно беседовал Доггинз. Завидев Найла, он оборвал разговор на полуслове.
– Мы тут как раз о тебе говорим. Это Манефон, мой помощник по зарядам.
Найл сомкнулся предплечьем с бородачом. Манефон оказался кряжистым, широкоплечим парнем с широким добродушным лицом, докрасна загорелым от солнца и ветра. Ручищи вон какие мускулистые. Найлу он тотчас же приглянулся.
– Манефон прибыл в порт сегодня утром. Его не было три недели.
– Тебе пауки никаких препон не ставили? – спросил Манефона Найл.
– И близко не было, – широко улыбнувшись, ответил тот. – Я и не заподозрил, что вообще что-нибудь произошло. Они дали мне бригаду под разгрузку, в город вон доставили на повозке. А начальник вдруг заявляет, что мы с ними вроде как воюем. Доггинз покачал головой.
– Я сам толком не пойму, что вокруг делается. Да и не считаю нужным присматриваться. – Он положил руку Манефону на плечо. – Ты ступай, отправь назад Массига. а затем сходи подкрепись. После этого подходи ко мне домой.
Когда вышли на солнечный свет, Найл увидел с полдюжины членов коллегии, в их числе и Пибуса с Корбином. Они стояли кружком, горячо споря меж собой.
Иголками кольнувшие враждебные взгляды дали безошибочно понять, что речь идет непосредственно о Найле с Доггинзом. Доггинз взял Найла под локоть.
– Пройтись не желаешь?
– Конечно, не откажусь.
Доггинз повел Найла в обход зала собраний, к дороге, ведущей в сторону карьера. Почти все встречные приветствовали Найла (видно, снискал себе популярность); знаки почтения выражали даже жуки. Сам же Доггинз отзывался с некоторой рассеянностью: его, очевидно, снедало беспокойство. Лишь когда они, миновав дома, оказались одни, он, наконец, заговорил:
– Все обстоит хуже, чем я думал. Пауки высылают двух своих на встречу с Хозяином и полным собранием коллегии. То есть, получается, они твердо намерены добиваться примирения.
– А это что, настолько уж плохо?
– Плохо? – Доггинз посмотрел с недоумением. – Да это же крах, черт побери! Это значит, они будут на нас давить, чтобы мы уничтожили жнецы!
– Почему ты так уверен?
– Это элементарно, здесь одно вытекает из другого. Они дали Манефону беспрепятственно пройти через порт. В паучьем городе он видел, что наделал взрыв – полквартала рабов снесено подчистую, – а ему сказали, что это просто досадная случайность. Никто даже заикнуться не пытался о том, что мы штурмовали казармы. То есть они пытаются показать, что готовы простить и обо всем забыть. Их посланники, несомненно, скажут: мол, все снова встало на свои места, поэтому давайте забудем распри.
– Может, они на самом деле хотят мира. – Найл подивился своим словам: ясно, что с языка сорвались случайно.
Доггинз фыркнул.
– Разумеется, хотят, на своих условиях. Они попытаются склонить Хозяина к тому, чтобы он велел уничтожить жнецы и выдать нас.
– Я-то им, может, и не нужен. Я вот только говорил с одним из гужевых и услышал от него, что меня там все считают убитым.
– Вот как! – Доггинз остро глянул на товарища. – Он сказал, почему?
– Сказал, что слышал это от одного из колесничих Каззака.
Доггинз нахмурился, прикусил губу.
– Интересно. Выходит, Повелитель действительно считал, что ему тогда удалось тебя задушить. Значит, он уверен в том, что жуки тебя не выдадут, и полон решимости разделаться каким угодно способом… Тогда, видно, и гадать нечего: главным его требованием будет уничтожить жнецы.