Метаморфозы вампиров-2
В этот миг и обозначилась сила, преобразующая мысленный образ в реальность. Так, глядя в окно поезда на перрон, понимаешь вдруг, что на него можно ступить, всего-навсего открыв дверь. И решившись ее открыть, он вновь ощутил во всем теле покалывание, словно кровь приливала в затекшую конечность. Почти тут же тело сковала немота, какая охватывает при пробуждении от кошмара. Только на этот раз он не сопротивлялся (нет надобности: пусть довершают каджеки) и с холодным любопытством мог наблюдать за всем со стороны. «Запомни то, что усвоил в долине Джираг, — донесся голос К-10, уже откуда-то издали. — Пока не страшишься, тебе нечего бояться».
Немота исчезла абсолютно внезапно, словно он из наглухо запертой комнаты шагнул на продуваемую ветром улицу.
Секунда, и воздух превратился в тягучий, словно дыхание вулкана, поток зноя, а свет слепил так, что пришлось, зажмурившись, прикрыть ладонями глаза — от одной лишь его неистовости замирало дыхание. Проглянув меж пальцев, он увидел, что находится на черной равнине за городом, а сернистый запах исходит из трещин в обугленной земле. В медно-зеленом небе безжалостно полыхало синеватое светило. Собрав волю в кулак, Карлсен освоился глазами с жестким светом, невольно супя из-за этого лицо.
Сероватая крапчатая дорога, на которой он стоял, была гладка как мрамор: горячо, но в принципе терпимо. А вот черная земля по обе ее стороны так и пышет жаром, как духовка. Сойти хоть на секунду, и ступни моментально будут в волдырях.
Черная равнина тянулась примерно на пятьдесят миль к югу и оторочена была горами, знакомыми уже по виду. Высота такая, что верхняя часть укрыта в облаках: цвет варьируется от тускло красного до бурого и черного, с желтыми прожилками серы. По ту сторону этого хребта располагается, видимо, Хешмар. Сама равнина не сказать чтобы голая: кое— где встречаются темные, кривые деревья с пурпурной листвой — до ближайшего вон, буквально сотня ярдов. Хотя представить невозможно, как могут жить корни в этой исходящей жаром земле.
В противоположном направлении, милях в пяти, в переливчатом мареве миражом подрагивали черные стены Гавунды, отражающие свет так, словно сделаны из асбеста. За ними высились трубчатые громады небоскребов, стоящие порознь и слитно. Однако город смотрелся не так, как прежде. Гребиры, видимо, решили, что цветовая гамма слишком уж монотонна, и оживили ее прямоугольниками и узкими треугольниками едко желтого цвета, отчего создавался некий эффект зловещести, все равно, что окраска ядовитого паука. И тем не менее, при взгляде на него возникал почему-то невольный восторг.
Надо же, в такой дали очутиться от города. Сотня миль, не меньше, и жара такая изнурительная. Но делать нечего, надо добираться. Хорошо еще, что свободен от физической своей оболочки.
Поравнявшись с деревом, стоящим футах в двадцати от дороги, Карлсен остановился его рассмотреть. Интересно, что за листва: действительно пурпурные листья, или плоды, или и то и другое? Хотя разобрать было невозможно. Текучий воздух искажал изображение: видимость как сквозь водяные струи. Лужица черной тени под ветвями смотрелась чарующе соблазнительно, даром, что корни схожи были с изогнутыми когтями хищной птицы. От дерева сочился специфический въедливый запах (припомнилось из детства: примерно так пахнут жуки, если раздавить). Хотя и такая тень во благо, пока не схлынет полуденный зной. Укрыться от злого косматого солнца, и то радость.
Наклонившись, он на пробу приложил ладонь к черной почве и тут же отдернул. Не земля, а утюг: даже пальцы побелели. Тем не менее, растет же в ней дерево, так что в тени все равно должно быть прохладнее. Были б сандалии, то и рискнул бы подойти, но чтобы босиком — речи нет.
Сузив глаза, Карлсен вгляделся пристальнее — на секунду он готов был поклясться, что дерево сместилось чуть ближе. Но текучий воздух мешал, видимо, из-за него и показалось. Что до листьев, то в таком мареве они безусловно будут трепетать. Тем не менее, на его зачарованных глазах пурпурная листва снова всколыхнулась, и ствол как будто бы двинулся. Нет, не может быть: корни змеисто вживились в грунт уже на новом месте — эдакие узловатые пальцы деревянного великана.
Отвлекло заунывное гудение (что-то вроде большого комара), Карлсен завел руку, чтобы прихлопнуть. Поздно: сзади в шею уже впилось, да остро так. Хлопнув, он накрыл мохнатое насекомое размером со шмеля. С сердитым жужжанием оно вырвалось из пальцев и было таково. Через пару секунд зажгло так, будто под кожу впрыснули жидкого огня, Карлсен с присвистом втянул сквозь зубы воздух. Из места укуса засочилась кровь. Спустя мгновение он взглянул на дерево, и волосы встали дыбом. На этот раз ошибки не было: от него оно находилось уже в десятке футов.
Запоздало сообразив о возможной опасности, — хотя какая, казалось бы, опасность может исходить от дерева с пурпурной листвой, — Карлсен отвел от него взгляд (удивительно, но это удалось не сразу) и быстрым шагом двинулся в сторону города. Боль от укуса при этом разлилась до копчика, словно позвонки при ходьбе сухо терлись друг о друга. Ноги вдруг отяжелели, словно шел он во сне, и глаза начало ломить. Оглянувшись, он увидел, что дерево на месте тоже не стоит: различалось змеистое движение вонзающихся в землю корней.
Он как мог подгонял себя, усилием воли одолевая ватную слабость, и неотрывно глядел при этом на город: сколько еще осталось? На миг показалось, что там, где серая лента дороги подходит к городской стене и втягивается под высокую арку, происходит какое-то движение. Не веря обманчивому мареву, Карлсен приостановился и обе руки поставил козырьком. Навстречу проворно скользило что-то блестящее. Непонятно, что испытывать, тревогу или облегчение.
Оглянулся на дерево: движется, — Корни, поочередно выбираясь из земли, удлинялись и, словно костлявые пальцы, опять вживлялись когтями, протаскивая дерево вперед. Темп был не быстрее улитки, угнаться не угонится никогда, и все равно что-то отталкивающее было в этих змеистых движениях корней. Пристально, с зачарованным отвращением следя за деревом, он вдруг поймал себя на мысли: уж не гипнотическое ли это воздействие? Или просто боль расплавленным свинцом продолжает разливаться по спине, действуя на восприятие?
Он вздрогнул от неожиданности, когда правое запястье вдруг сжало словно тисками. На него ястребиным взором смотрел высоченный гребир, еще один сидел в прозрачной сигарообразной капсуле, стоящей в нескольких футах — уменьшенный вариант того обтекаемого цилиндра, что он видел тогда на причале в Хешмаре. Секунда, и Карлсена, подняв под мышки словно ребенка, усадили на сиденье рядом с водителем. Из сиденья пружинисто выскочили прозрачные ленты и, проворно обвив пояс и грудь, надежно приторочили к спинке.
Поднявший его гребир сам забирался на заднее сиденье. Карлсен, насколько позволяла спинка кресла, оглянулся назад и увидел, что пурпурное дерево, выкарабкавшись уже на дорогу, с удивительной прытью приближается и находится уже совсем близко. Настолько, что можно разглядеть пурпурную «листву» — тонкие хлыстики-щупальца в несколько футов длиной, которые, стягиваясь, образовывали что-то вроде груш. Боковая дверца, замыкаясь, отсекла один кончик, и тот, упав на пол, некоторое время извивался. Стоило дверце закрыться, и сонную одурь как рукой сняло. Теперь совершенно понятно: дерево нагнетало какую-то гипнотическую силу. Невероятно, что его тянуло отдохнуть в этой тени и не было заметно вкрадчивого коварства этих движений. В отличие от капланы, подавлявшей галимой силой воли, дерево пыталось заманить в ловушку, навязав мысль о своей безобидности.
— Спасибо, — произнес Карлсен, поняв, что гребиры спасли ему жизнь. А они и ухом не повели.
Капсула рванулась с такой внезапностью, что его вжало в спинку сиденья. Ни шелеста шин, ни шума двигателя: видимо, или воздушная подушка, или глайдер. Местность через считанные секунды слилась в рябь — скорость совершенно никчемная на открытой равнине. Спинка кресла, прижимаясь, лишь усиливала боль в спине, и Карлсен с трудом сдерживался, чтобы не застонать. По крайней мере, в кабине было прохладно. Он искоса посмотрел на водителя: лицо с хищным профилем было бесстрастно. Одет во все черное, вплоть до перчаток. Продолговатый череп явно выдавал в нем толана, равно как зеленоватая кожа и уши без мочек. Тонкие губы и мелкие, глубоко посаженные глаза придавали ему сходство с черепахой. Как-то странно было мириться с отсутствием в капсуле руля и тем, что в прозрачном корпусе совершенно отсутствовал двигатель. Видимо, скорость нагнеталась неким прямым мысленным воздействием, вроде слогового процессора, с которого, собственно, и началась эта причудливая цепь событий.