Три девочки-История одной квартиры]

– Хорошо, девочки, – просто сказала она, вставая, и, уходя, приветливо добавила: – В добрый час!
И вот снова, как тогда, щелкнул замок, в прихожей стукнула дверь, раздались шаги.
– Будем смотреть на него, – успела шепнуть Наташа, и дверь открылась. Доктор вошел в «классную» и остановился. Вид у него был растерянный и смущенный, но глаза светились. Левую руку он почему-то держал за спиной.
– Я получил письмо, девочки, – заговорил он негромко, – очень рад… Я очень, очень рад… – Он вдруг шагнул к столу и быстрым, неловким движением протянул руку сначала Наташе, потом Кате, потом Люсе. Девочки, красные, как пионы, повскакали с мест и так же неловко, молча, ответили ему на рукопожатие.
– Я… очень рад… – повторил он еще раз. – Вот… – он вынул из-за спины левую руку и, густо покраснев, сунул каждой девочке по две палочки эскимо.
Они, окончательно растерявшись, даже не поблагодарили, а доктор, гоже окончательно сконфуженный, скрылся за своей дверью.
Глава VI
Доктор и Тотик. Софья Михайловна и Яков Иванович. Мы знакомимся с братом Кати…
Забавно получалось теперь с доктором. Он уже не «бегал» от девочек, как однажды заметила Катя, но при встречах и он и они сильно смущались и расходились, растерянно улыбнувшись друг другу, но не произнося ни звука.
Как-то Леонтий Федорович слегка прихворнул. Болезнь была пустяковая, но вечером Софья Михайловна попросила доктора зайти и посмотреть мужа. Доктор выслушал больного, прописал лекарство и сразу собирался уходить, но Софья Михайловна остановила его:
– Постойте, доктор. Если у вас есть минутка, расскажите в двух словах о своей научной работе. Я ведь кое-что смыслю в медицине, и мне очень интересно.
– Да, и я не совсем безграмотен в этом деле, – прибавил Леонтий Федорович.
Доктор – не особенно охотно – снова сел к столу, на котором только что писал рецепт, и начал рассказывать. Сначала он говорил вяло и скупо, но когда Софья Михайловна и ее муж стали задавать вопросы и он увидел, что они действительно понимают и интересуются, – он увлекся и стал подробно развивать свою мысль. Наташа сидела тут же. Она ничего не понимала из того, что говорил доктор, но с интересом следила, как мама, продолжая разговор, незаметно подставила доктору стакан чаю и несколько бутербродов, и как он, увлеченный своим рассказом, сам того не замечая, выпил этот чай и съел бутерброды. Потом вдруг увидел перед собой пустой стакан и пустую тарелку и страшно смутился.
– Простите, – забормотал он, – я… я такой рассеянный, я, кажется, съел…
– Так я же затем их перед вами и поставила, – засмеялась Софья Михайловна, – и сейчас вам еще налью.
– Нет… нет… благодарю вас… – Доктор нахмурился и встал.
– Спасибо, доктор. Нам было очень интересно, – сказала Софья Михайловна. – Вы будете делиться с нами тем, как ваш труд двигается?
Доктор молча поклонился.
– И еще одна просьба, доктор, – заговорил Леонтий Федорович, – есть у нас дочка Наташа, ей уже тринадцатый год…
Наташа насторожилась: о чем это он?
– …а она до сих пор, видно, нуждается в соске, – продолжал Леонтий Федорович.
– Папка! Да ты что?! – Наташа покраснела до слез.
– А как же! Когда рисует или пишет, – как задумается, карандаш сосет. Так, может быть, вы ей соску пропишете. Как вы думаете, доктор?
Доктор засмеялся добродушно и ласково и посмотрел на девочку
– Наташа, карандаши очень вкусные, по-вашему?
Наташа, все еще краснея, поддержала шутку:
– Очень вкусные, доктор! Как шоколад!
– Ну, так, если они чистые, – сосите на здоровье, но… карандаши совсем чистыми не бывают.
Доктор еще раз поклонился и вышел, улыбаясь.
* * *
В начале августа Софья Михайловна с Наташей поехали за Тотиком и пригласили с собой Катю и Люсю.
Из Луги приехали среди дня, когда никого не было дома. В веселой суете разбирали вещи, клали по местам. Тотику открыли шкаф с игрушками, и он, сопя от удовольствия, по одной вынимал их и раскладывал на разостланном для него коврике.
Первой пришла домой Анна Николаевна и бурно ворвалась в «классную», где девочки разбирали корзину с бабушкиными «гостинцами».
Все уселись вокруг стола – и, как из рога изобилия, посыпались новости.
Через несколько минут пришел доктор и, против обыкновения, не скрылся сразу в своей комнате, а, поздоровавшись со всеми, тоже присел к столу.
– А Тотик стал совсем хорошо говорить и все буквы произносит, даже шипящие, только вместо "р" у него "л", – с гордостью говорила Наташа.
– Только – странная вещь, – сказала Софья Михайловна, – очевидно, его кто-то там напугал: он стал чужих мужчин боятся. Как увидит мужское лицо, – сейчас рёв! Просто не знаю, что делать.
В эту минуту в классную вбежал Тотик и остановился, увидев доктора.
 
– Здравствуйте, Тотик! Вы меня не знаете? – спросил доктор и протянул ему руку.
Тотик не двигался с места и молчал, не спуская с лица доктора внимательных глаз.
– Ну вот! Сейчас рёв будет! – шепнула его мать на ухо Анне Николаевне.
Но Тотик, ни слова не говоря, с деловым видом подошел к доктору и, упираясь ручонками в его протянутую руку, полез к нему на колени.
– Вот так так! – в недоумении произнесла мать.
Доктор, смущенно улыбаясь, обхватил маленькое тельце таким неловким движением, что обе матери засмеялись. Было ясно, что он в первый раз в жизни обнимает ребенка. А Тотик осторожно слез с колен доктора и, схватив его за руку, потянул за собой.
– Пойдем в мои иглушки иглать!
Доктор встал со стула и покорно пошел за Тотиком.
– Пойду посмотрю, что они там! – Наташа побежала в свою комнату.
Старый доктор сидел на ковре, широко расставив длинные ноги. Виду него был смущенный. В одной руке он сжимал бархатного мишку, в другой – пестрого паяца. Тотик, болтая без умолку, клал на протянутые ноги доктора одну за другой свои игрушки. Доктор, видимо, боялся шевельнуться, и все же игрушки соскальзывали и падали на пол. Тотик терпеливо поднимал их и клал обратно.
– Ты сиди смилно, а то иглушки падают, – говорил он, – а зайчика возьми в луку.