Гражданин О (СИ)

— Правда глаза колет, — усмехнулась и продолжила укладывать ему волосы, поглядывая в зеркало, чтобы на лету оценить результат.
— Георгий с работой не спит, так что твои фантазии — всего лишь фантазии. Расскажи лучше, что жене подарить. Она в больнице, нужно ее чем-то порадовать. Ты же девочка?
Все оставшееся время Света, попавшая в свою стихию, распиналась о кремах и шампунях, а Олесь терпел издевательства над своим лицом и волосами.
Прическа повторяла предыдущую с той только разницей, что теперь волосы выглядели шелковыми и мягкими, как в рекламе "Пантина". Олесь хотел их растрепать, но Света шикнула на него — лак, мол, нельзя. Потом долго замазывала круги под глазами — остатки фингала. И материлась похуже грузчика, когда добралась до спины. Последствия драки удалось скрыть, но Светочка серьезным тоном сообщила Гоше, что за такое требуется доплата. «Шрамы украшают мужчину», — ответил Гордеев.
Бронзой все же покрыла, сказав, что Наталья смуглая, нужно, чтобы они гармонично смотрелись.
А потом началась съемка.
На этот раз было проще: каждая модель трусов требовалась в трех ракурсах на Олесиной попе, и где-то на пятой паре он уже сам становился в нужную позу, выставлял ногу и распрямлял плечи.
Светочка суетилась, ощущая свою бесполезность: сбегала в магазин, притащила каких-то салатов и сок, заставила их сделать перерыв, потом сообщила Гоше, что ему следует слегка осветлить волосы ("Так, чтоб рыжинка была, тебе пойдет"), но, несмотря на ее подбадривания и перекуры, к вечеру Олесь вымотался так, будто вагоны разгружал. Оказалось, что работа модели не такая уж простая: плечи затекли, спина ныла, резко заболел синяк.
А потом приехала Наталья: высокая черноволосая девушка азиатского типа, надменная и холодная, как вобла. Олесю она сразу не понравилась, Гоша тоже встретил ее довольно холодно. А Светочка расцвела и утащила ее красить, пока Гоша отснимал последние кадры.
— Хорошо, Олесь, — сказал он, неприятно морщась: голос Натальи был нарочито громким.
Она как раз рассказывала Светочке, что работать приходится уже чуть ли не по ночам.
Олесь резонно подумал, что она и работает по ночам, но озвучивать не стал.
— Сучка, — прошептал Гоша, подойдя ближе и якобы показывая отснятые кадры. — Фотогеничная сучка. Сейчас она будет всех учить, готовься.
— Мне похрен, — прошептал Олесь, глядя на его губы.
— Перестань, — Гоша хмыкнул.
— Я легенду блюду, — отозвался Олесь. — Наточка расскажет Мите, и он поверит.
Георгий провел пальцами по его щеке.
— Наточка… надо будет взять на вооружение.
— Возьми, — проговорил Олесь и поймал его взгляд.
— Это удар ниже пояса.
— Какой ты отзывчивый.
— Я не…
Гоша не договорил — придвинулся ближе, но не поцеловал, просто посмотрел очень внимательно. После долгой паузы, когда Олесь ждал хоть чего-нибудь, кроме флирта, сказал:
— Ты изменился. Я даже не знаю, что именно другое, но ты как-то иначе себя ведешь. Увереннее, наверное.
Спасибо форуму, подумал Олесь.
— Учусь, — сказал вслух и приподнял бровь.
— Чему именно?
— Жить в свое удовольствие... Там еще трусы снимать нужно? Или это последние были?
— Снимай трусы, — хмыкнул Гоша. — Нет, еще две пары. Это быстро, минут десять, и сможем сходить перекурить.
Остаток сессии Гоша отснял молча, а Олесь радовался, что приходится стоять преимущественно спиной: даже отсветы вспышек от ламп ослепляли, если бы нужно было лицо — он бы точно зрение потерял.
— Нам еще минимум полчаса, — сообщила Света, когда он зашел за халатом, который уже резонно считал своим и принес с собой, рассчитывая снова забрать после съемки.
Наташа сидела голая, прикрыв грудь махровым полотенцем, и смотрела сквозь Олеся, не замечая. Фигура у нее была отличная, особенно ноги — просто бесконечные.
Олесь представил, каково ее трахать, и даже почувствовал шевеление чуть ниже пояса. Это означало, что он не окончательный гей. И радовало, конечно.
На улице Гоша сообщил, что все эти трусы можно забрать себе.
— У меня разным шмотьем со съемок шкаф забит. И не только шмотьем. Жалко, что ювелирщики после предметки свое добро не оставляют, — протянул пачку и кивнул: — Бери.
— Да я взял сегодня, — Олесь долго не мог прикурить, а когда затянулся, понял, что именно этого ему и не хватало. А еще массажа спины.
Он так и сказал. Очень буднично — дескать, сейчас бы массаж не помешал.
— Сомневаюсь, что Наточка это поймет, — ответил Гоша.
То есть, согласился, что массаж возможен.
— Сложная у нас работа, — вздохнул Олесь. — Я вот что не понимаю: на кой хрен в рекламе мужских трусов женщина?
— Пф-ф, что тебе непонятно? Мачо доморощенный видит фото мужика в трусах, что он думает?
— Пидорас какой.
— Именно. А прибавить красивую девку с рукой под резинкой, что получается?
— Я в этих трусах неотразим, — послушно ответил Олесь и только пару минут спустя понял: — Бля, она мне в трусы будет лезть?
— И ползать по тебе, — кивнул Гоша. — Митя попросил больше секса.
— Дрочер.
— Заказчик, — ухмыльнулся Гордеев.
Следующие три часа Олесь изображал статую, пока Наталья его обнимала, целовала, лезла в трусы, да, и кривила лицо, как только Гоша опускал фотоаппарат.
Единственное, что она сказала Олесю за все время съемки — это что сессия без стилиста отстой по умолчанию. Все остальное время она молчала и профессионально выгибалась.
В финале Гоша поменял фон на черный и попросил их поцеловаться на камеру. Олесь искренне испугался, что эта сучка откусит ему язык, если он вдруг что-нибудь сделает не так. В итоге ничего хорошего не вышло: Гоша выключил лампы и сообщил, что секса не чувствует, что поцелуй картонный, и что Наталья гораздо лучше смотрится сама. Она улыбнулась впервые за вечер и удалилась переодеваться.
— Я домой? — спросил Олесь, чувствуя легкое разочарование.
Пусть эта работа была тяжелой, но считать себя моделью оказалось приятно. И у него даже начало что-то получаться. За исключением поцелуя. Но Наталья ему не нравилась, а изображать страсть, не ощущая ничего похожего, не получалось.
— Нет. Мне твое прекрасное тело еще снимать для портфолио, ты забыл? — Гоша даже не смотрел на него, но ощущение причастности к заговору воодушевило.
— А, да, — он набросил халат пошел открывать окно, чтобы покурить на подоконнике.
Гоша присоединился. Минут через десять Светочка пришла прощаться.
— Мальчики, вы прекрасны, — улыбнулась она. — Потрясно вместе смотритесь.
Олесь воспользовался моментом и приобнял Гошу за плечи.
— Спасибо, Светуль.
— Позер, — фыркнул Гоша.
После Светочки из коридора послышался голос Натальи. Гоша вздохнул и пошел провожать, бросив на Олеся взгляд "божемойкаконадостала".
Олесь вышел следом, поулыбался Наталье, чтобы на прощанье услышать что-то вроде "увидимся".
Ну и хрен с ней. Фифа. Пусть вот Митя с ней и мучается.
Гоша прошел в гримерную и открыл дверцу холодильника. Ничего, кроме выпивки, там не было. Разумеется.
— Спасибо, что остался, — сказал, разливая по стаканам джин с тоником.
Олесь даже залюбовался движениями Гордеева: очень эротично у него получалось. Сначала тот насыпал лед в стаканы — доверху, достал бутылки, подождал, когда лед чуть-чуть подтает, а потом высыпал его в раковину. Налил джина, щедро, не на два пальца, разбавил тоником.
— Профессионал, — восхищенно подытожил Олесь.
— Я два года барменом проработал. На заре своей карьеры.
Они взяли стаканы, и Гоша подмигнул:
— На брудершафт?
Эх, была-не была, решил Олесь: выпил, поставил стакан на стол и потянулся навстречу, собираясь обойтись поцелуем в щеку. Но Гоша хлопнул своим стаканом об пол, обхватил Олеся за шею, притянул ближе и сразу же раскрыл языком его губы.
Это нихрена не был брудершафт, потому как в его поцелуе чувствовался настолько животный голод, что ноги тут же стали ватными.