На вторых ролях, или Экзамен по спасению принцессы (СИ)

— Пока не доешь, никуда не пойдешь, — сказал он.
Я скосила глаза на тарелку. Там оставалась еще парочка кусков.
— Дайте, я сама, — просьба больше походила на хныканье.
— Нет, — мне показалось, он усмехнулся. — Так интереснее.
Я разозлилась. Силой заставил меня есть, вероятнее всего, оставил синяки на руках, унизил, и еще наслаждается! Когда мужчина в очередной раз поднес кусочек мяса к моим губам я как следует укусила его за палец.
— Понравилось, мяско, да? — тихо рассмеялся он мне прямо в ухо, отчего я вздрогнула.
Шею обдало холодом.
— А если укушу я? — прошептал он, прикасаясь губами к коже…
Я затихла, осмысливая ощущения…
— Что это? — он поднял мои волосы. — Откуда шрамы?
Я дернулась.
— Не трогайте меня! Пустите! Я орать буду! Не смейте! Мама вам устроит вознаграждение!
И, к собственному удивлению, я почувствовала долгожданную свободу. Отползла к какому-то камню и подтянула колени к груди.
— Так все-таки? — спросил он, начиная собирать рюкзак.
Я угрюмо молчала, понимая, что не смогу ему ничего сделать. По крайней мере, сейчас. Даже уйти не могу. Во-первых, догонит, а во-вторых, дороги не знаю.
— Решила со мной не разговаривать? — хмыкнул Вирне. — Тоже неплохо. Вставай, мы выходим. К вечеру дойдем до границы, ночевать будем уже в Империи.
Я поднялась, вытирая слезы и одергивая платье.
— Ну? Я жду, — только через полминуты до меня дошло, что Вирне ждет, чтобы взять меня на руки.
— Нет уж! — я задрала нос. — Сама пойду. Не смейте ко мне прикасаться!
Он хмыкнул, но ничего не сказал. Просто пошел вперед, не оглядываясь.
Я пожалела о своем решении уже через десяток-другой метров. Исцарапала все ноги, разбила коленку и наставила кучу синяков. Уж о комарах можно было и не упоминать. Но гордость мешала проситься к нему, а от воспоминаний о завтраке сводило челюсть. Потому я упорно тащилась в нескольких метрах от мужчины, ругая на чем свет стоит Арлангора, забравшего всю обувь, маму, отправившую за мной этого идиота и себя, за то, что до сих пор не могла сдерживаться, когда прикасались к моей шее…
Несколько раз я порывалась попросить его сделать остановку или снова взять меня на руки. Но не могла и жутко злилась, убеждая себя, что злюсь не на собственную гордость, а на его грубость. Наверное, я вела себя глупо, отказываясь от мяса, но…Стоп. Он же все равно собирался меня нести! От пары дней голодания я не умру, а в пути все равно не требуется от меня каких-либо усилий. Значит, всего лишь играл, заставляя меня делать то, что ему хочется?!
Я вспомнила легкое прикосновение сухих горячих губ к шее и вздохнула. С собой можно было быть честной: чувство, возникшее в этот момент, было мне незнакомо. Очень теплое и приятное, и в то же время какое-то пугающее. И сердце забилось, еще до того, как я вспомнила о шрамах. Я давно не позволяла никому прикасаться ни к шее, ни к спине. Даже маме. Всегда все делала сама: и платья застегивала, и мазями натиралась. Не терпела ничьих прикосновений. А теперь — поняла я это, конечно, спустя время — готова была кошкой выгибаться и мурлыкать, чтобы еще раз почувствовать это касание.
— Привал, — Вирне вдруг резко остановился и бросил рюкзак на траву.
Мы как раз проходили милую поляну с разноцветными цветами, растущими по периметру. Мелькнула мысль, что надо бы поискать грибов в округе, или, на худой конец, ягод, но я уже растянулась на теплой траве, с удовольствием прислушиваясь к ощущениями. Ноги постепенно отдыхали, спина переставала болеть.
— Дурные обе, — раздался голос мужчины. — И мамаша, и дочка. Идиотки две эгоцентричные.
Почему-то стало обидно.
— Не оскорбляйте мою мать!
— А то что? Будешь верещать всю дорогу? Нормальная мать не вырастила бы такого ребенка. И лучше бы за ним следила.
Колено вдруг обожгло дикой болью. Я заорала и вскочила, пытаясь отодвинуться. Но сильные руки не дали, вцепившись в мои бедра и удерживая на месте.
— Вы чего?! — слезы выступили на глазах от жжения.
— Когда ты успела свалиться? — вопрос был явно риторическим. — Упрямая дурная девка.
— Не обзывайтесь, — я подула на ссадину. — Больно же.
— Больно, — согласился мужчина. — Это я еще до твоих царапин и заноз не дошел. Сейчас вытаскивать буду.
— Ой! — я снова попыталась было отползти.
— Спокойно. Хочешь без ноги остаться? Не дергайся.
— Больно же.
— Что ты как маленькая? — рассердился Вирне. — Боли пустяковой боишься.
— Ага, это не вам кожу со спины с мясом отдирали, — я вновь принялась себя жалеть. — Боль у него пустяковая.
— И кто ж с тобой такое творил? — спросил он, продолжая промывать и обрабатывать разбитую коленку.
— Папа, кто ж еще. Мне еще в детстве руки связывали, чтобы не расчесывала.
— Сейчас бы тебя связать, — он пробормотал тихо, но я услышала и решила тему не развивать.
— И что, так сильно болела?
— Да, — я вздохнула.
— И шрамы от этого остались?
— От этого.
— Да ладно. У меня вон тоже вся спина в шрамах. Коленка не такая страшная, как казалась. До свадьбы, может, и не заживет, но в целом ходить будешь, может, даже быстро. Теперь ляг, пожалуйста на живот, я у тебя занозы повытаскиваю и царапины промою.
— А когда мы перейдем границу? — спросила я, чтобы хоть как-то отвлечься от боли. — Чего вы там делаете?!
— Занозы выковыриваю. Не дергайся, а то рука дрогнет, останешься без пальцев. К границе подойдем вечером, вечером же перейдем и заночуем. Спать, увы, придется под открытым небом.
— А нас не найдут там?
— Нет. Не найдут. Зато уже к обеду выйдем к таверне и там остановимся. Ну, а дальше — проще. Лошадей наймем и уже к обеду будешь дома.
— Скорей бы, — вздохнула я. — А нельзя к обеду выйти к таверне, там поесть и до вечера вернуться?
Он помедлил, прежде чем ответить.
— Нет, нельзя.
— А почему? — я закусила губу от резкой боли, пронзившей коленку, когда я неудачно дернулась.
— Просто нельзя. Не шевелись, а?
— Как мы пройдем через границу, если здесь магия не действует? — задумалась я.
— Просто. Сначала пройду я и быстро сниму все заклятья, потом ты. Никто даже понять ничего не успеет.
— А если успеют?
— А если успеют, то все равно никого не найдут. Мы будем на территории Империи, вооруженные и с силами. Пускай там с твоей мамашей разбираются, чего она полезла к ним.
— Почему вы так не любите мою мать?
Вирне тем временем закончил мучить мои ноги и уселся неподалеку.
— Да люблю я ее, люблю. Вот прям сейчас бы и любил.
Я скривилась.
— Слушайте, в том, что у вас с мамой происходило, я-то не виновата. Может, вежливее будете?
— Я куда более вежлив, чем обычно, — буркнул мужчина. — Я тебя даже накормил.
— Силой!
— И на руках нес.
— Потому что вытащили меня из замка без обуви!
— А ты что, немая была?! — рассердился он. — Сказать не могла?!
— Я посмотрю, много ли вы скажете, когда вас вот так вот напугают.
— Леарис, молчи. Еще пять минут и идем. И не вздумай мне упираться, верхом поедешь. А иначе подвешу вниз головой, поняла?
— Вот всегда вы так! Никакого внимания к моим желаниям.
— Солнышко, к желаниям женщины я прислушиваюсь только в одном месте, и тебе туда еще рано.
— В пенсионном управлении? — хмыкнула я. — Да, пожалуй, повременю.
— Будешь огрызаться, я тебя отшлепаю.
— А вас потом отшлепает папа.
— Я думал, он девушек предпочитает…
Я аж воздухом подавилась.
— Ну вы…
И отвернулась, чтобы не видеть этой едкой ухмылки.
Его слова о маме заставили меня задуматься. А не было ли у них часом романа? Об истории любви мамы и папы я знаю многое и не сомневаюсь, что они до сих пор любят друг друга. Но почему-то я никогда не задумывалась, могла ли мама любить кого-то еще. Кроме, разумеется, принца Фара, но тот не в счет, потому что умер до маминой свадьбы.
Интересно, а если бы он не погиб, я, быть может, была бы его дочерью, а не дочерью Кэдерна? Или меня вообще не было бы?