Друзья и любовники
— Все дело в том, мэм, что его трудно держать в узде. Вы, надеюсь, понимаете, о чем я? Вот и сейчас он, скорее всего, устраивает оргии в бассейне со своими девицами. Меня он заставляет делать всю работу, а сам только и заботится о том, чтобы поддерживать имидж плейбоя.
Мадлен, чтобы не прыснуть со смеху, зажала рот рукой.
— Вы здесь работаете? — спросила блондинка.
— Да, мэм, как мул, а этот человек не платит мне зарплату.
— Но нельзя же такое оставлять безнаказанным! Нужно подать на него в суд.
— Это было бы хорошо, мэм, но я сам должен ему большую сумму денег.
— Вы должны… ему? — Глаза туристки стали еще больше. — За что?
— Это как бы небольшой кредит. Ну, например, аренда этой лошади.
Блондинка пришла в ужас, а Мадлен едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться.
— Он заставляет рабочих платить за аренду лошадей… своих собственных лошадей, с тем чтобы они обслуживали его же скот! — возмутилась блондинка.
— Скот, надо сказать, приносит ему не так уж много, и поэтому, очевидно, он всячески исхитряется добывать деньги любым другим способом. Нетрудно понять, отчего он богатеет, если посчитать, сколько у нас скопилось не выплаченных ему карточных долгов…
— Карточных долгов?
— Да, к сожалению, мэм, — продолжал как ни в чем не бывало Джон. — Он спаивает нас каждую пятницу после работы и обманом вовлекает в игру. Я, слава Богу, должен ему меньше, чем другие, часть я уже выплатил, и мне осталось еще немногим более двадцати тысяч долларов.
— Бог мой! — испуганно воскликнула туристка.
Джон добродушно покачал головой. — Могло быть и хуже, — заверил он ее.
— Куда уж хуже!
Джон совсем разошелся:
— Он мог бы заставить меня ночевать в палатке с парнями. А тут змеи водятся в десять футов длиной, здоровые, с мою ногу. — Он шлепнул себя по широкому бедру, обтянутому холщовыми штанами. — Так и не нашлось хорошего ружья пристрелить этих гадов — поэтому только и остается, что приручить их, но ко мне змеи не так привыкают, как к другим парням, потому-то Большой Джон и разрешил мне ночевать в доме.
У блондинки возникли подозрения.
— Змеи в десять футов длиной? — недоверчиво переспросила она. — Уж не техасские ли это байки?
— Нет, что вы, мэм, я вру, только когда мне Большой Джон велит, когда налоговые инспектора задают вопросы о его поездках в Европу и о тридцати иждивенцах, которые, как он утверждает, его незаконные дети. Вы только представьте себе, мэм, его младшей дочери уже двадцать лет.
Блондинка вдруг расхохоталась. Она смеялась так, что по щекам у нее катились слезы. Спутница ее тоже начала смеяться, а что касается Мадлен, то она наконец перестала сдерживаться и присоединилась к общему хохоту.
— Благодарю за краткий биографический очерк, мистер Дуранго, — проговорила блондинка сквозь смех. — В следующий раз, когда я прочитаю о вас в каком-нибудь журнале, я буду среди немногих избранных, кто знает, что вы за негодяй. Брать с рабочих арендную плату за лошадей!..
Он усмехнулся.
— Я иногда об этом подумываю. — Он достал бумажник и протянул ей визитную карточку. — У меня всегда найдется работа для хорошего адвоката. Если соскучитесь без дела, позвоните. — Он подмигнул ей. — Дорогая, вы так чертовски молоды, вам еще рано на покой.
Мадлен была готова расцеловать его, увидев, как вспыхнуло лицо пожилой женщины.
— Спасибо, — сказала та прочувствованно. — А теперь расскажите, как нам добраться до Хьюстона.
После того как туристки уехали, Джон вскочил на лошадь и подождал, пока сядет Мадлен. Затем он спокойно зажег сигарету и направился к амбару, где лучшие быки жили истинно по-королевски, с кондиционером и отоплением в зимнее время.
— Эй, негодяй! — шутливо окликнула его Мадлен, пытаясь вывести его из мрачного состояния, в которое он снова впал.
Но он даже не удостоил ее взглядом. Он по-прежнему был в ярости, а она не знала, как лучше объяснить ему свой поступок, который и сама толком не могла понять.
— Расскажи, что за человек был твой отец? — неожиданно попросила она, поравнявшись с ним.
Он внимательно поглядел на нее.
— С чего ты вдруг спрашиваешь? Она пожала плечами.
— Сама не знаю. Ты никогда о нем не говорил. И я… просто мне интересно.
Он сделал глубокую затяжку и задумчиво устремил глаза вдаль.
— Он был несгибаемый, жесткий. Очень организованный и целеустремленный. В детстве он был лишен всего и поэтому решил показать всему миру, что способен делать деньги не хуже других. Он служил на флоте до того, как купил Большую Сабину и начал бурить нефть. — Он горько ухмыльнулся. — Сначала отец нашел совсем немного, но мы все это скрупулезно выжали, купили еще земли. И тут нам повезло.
— А твоя мать? — спросила она осторожно.
— Она умерла, когда я родился.
— Прости, я не знала. — Мадлен уставилась на рыжие спины быков. — А ранчо назвали в честь битвы?
— Да, битвы в ущелье Сабина, где родился мой отец. Когда в 1863 году во время Гражданской войны войска сторонников федерации пытались войти в Техас через это ущелье, два лейтенанта, Ричард Доулинг и Н. Г. Смит, защищали тамошнюю крепость, имея всего шесть пушек и сорок два солдата. И оборонялись они так успешно, что никто больше уже не пытался пробраться через это ущелье.
— Я не сомневаюсь, что твоему отцу понравилась бы эта история. Я права? — Она улыбнулась ему.
— Эти чудаки? — Он задумался. — Пожалуй, что да. Единственное, что ему не нравилось, так это отцовство. Первые двадцать лет моей жизни он только и делал, что винил меня в смерти матери. Так что никакой трагедии не было, когда он пошел служить и оставил меня у дяди.
Она с любопытством смотрела на его четкий профиль. Ей хотелось знать, что за обстоятельства сделали из него такого человека, каким он был.
Он спешился, поставил ногу в высоком сапоге на нижнюю перекладину забора и, облокотившись о верхнюю, стал смотреть, как неуклюже топчется на своем одиноком пастбище крупный племенной бык.
Мадлен тоже слезла с лошади и присоединилась к нему. Каким большим и сильным он вырос, снова удивилась она, думая об одиноком мальчике, каким, очевидно, он был. Она рада была встать поближе к нему, оправдываясь перед собой тем, что стало свежо, а от Джона всегда исходило тепло. Она окинула его взглядом, снизу вверх — от длинных сильных ног до широкого кожаного пояса на тонкой талии, массивной груди и мускулистых рук. Руки его, темные из-за волосков, что густо покрывали все тело, были удивительно красивые — широкие, загорелые, с длинными пальцами. Ногти всегда были тщательно подстрижены и безупречно чисты, несмотря на то что ему приходилось много трудиться на ранчо. Он носил лишь тонкие золотые часы, никаких колец.
— Ты что, решила взяться за кисть? — бросил он раздраженно. — По-моему, за столько времени мой портрет уже должен был бы отпечататься в твоей памяти.
Она перевела взгляд на быка.
— Я просто думала, — сказала она.
— Думала о чем? Об очередной жертве преступления?
Это была первая капель в леднике, который он возвел вокруг себя. И она ответила ему робкой улыбкой.
— Не совсем. Думала, какие гнусные орудия мне могут для этого понадобиться, и о кое-каких деталях, весьма устрашающих.
Он тихо рассмеялся и наклонил голову, чтобы зажечь сигарету.
— А в кого на этот раз всадят топор? Она бросила на него быстрый взгляд.
— Я подумывала, а не убить ли мне самого сыщика?
— Твои поклонники повесят тебя на первом же суку.
Он поглядел на ее слегка растрепанные рыже-золотые волосы, горящие щеки и огоньки в зеленых глазах. Зрачки его сузились.
— Ты так мало похожа на убийцу… — пробормотал он.
Она дерзко улыбнулась.
— Я всегда любила детективы, — возразила она. — Следить, как распутываются преступления. Я хотела идти работать в полицию, но в журнале было дел невпроворот.
— Не скучаешь по ним? — В вопросе звучало живое участие.
— Ты имеешь в виду репортерскую деятельность? — Она задумалась, вспоминая то время, когда была единственным репортером и фотографом еженедельника в маленьком провинциальном городишке. — Не знаю. Иногда мне кажется, все бы отдала, чтобы только вернуться обратно. Все было так просто по сравнению с тем, что я делаю сейчас. Мне не нужно было сочинять новости, надо было только сообщать о них.