Шанна

— Вот, приятель, тебе одежда! А здесь еда. Ешь. Да умойся. Будь мужчиной, ты же не скотина.
Рюарк остановился и опустился на корточки с видом затравленного зверя.
— Я оставлю тебе все это, — проговорил Питни, раскладывая на столе принесенные пакеты, но, услышав яростное рычание и звон цепей, в ужасе отпрянул в сторону: Рюарк вскочил и одним взмахом смел все со стола.
— Вы думаете, что я приму эти подачки?
Рюарк ухватился за край стола. Цепь ошейника натянулась, не давая ему двинуться дальше.
— Подачки? — переспросил Питни. — Это условия вашей сделки. Хозяйка намерена выполнять свои обязательства.
Рюарк зарычал:
— Ее обязательства? Это просто попытка уйти от условий сделки. Обязательства ее совсем другие. — Голос его стал тихим, презрительным, и в нем зазвучали оскорбительные нотки. — Передайте вашей хозяйке, что она не успокоит свою совесть тем, что прислала с вами.
Питни, не выносивший оскорблений в адрес Шанны, повернулся, чтобы выйти из камеры.
— Да скажите ей, — вновь повысил голос Рюарк, — что, даже находясь в аду, я заставлю ее выполнить все условия.
Дверь захлопнулась. И тишину теперь нарушало лишь позвякивание цепей.
Переданные слугой слова Рюарка взбесили Шанну. В гневе она стала расхаживать взад и вперед по комнате. Питни терпеливо ждал конца этой бури.
— Ну что ж, я сделала все, что смогла. Больше мне до него нет дела. Еще несколько дней — и с этим будет покончено!
Питни неловкими пальцами мял свою треуголку.
— Этот парень, кажется, думает, что вы должны ему еще что-то.
Глаза Шанны вспыхнули.
— Наглец! Какое мне дело до того, что он думает! Скорее бы уж его повесили! Ведь он же переспал… — Она разом оборвала себя, залилась краской и отвернулась, чтобы скрыть это от Питни. — Я имею в виду… — продолжала она, — в конце концов, разве он не убил эту девушку?
Питни испустил глубокий вздох:
— Он ведет себя как сумасшедший. Не берет ничего в рот, кроме хлеба и воды.
— О, довольно! — воскликнула Шанна. — Я больше не хочу ничего слышать. И ничем не могу ему помочь. Разве не достаточно будет моей заботы о его похоронах? О, как мне хочется вернуться домой! Я ненавижу эту страну! — Она внезапно перестала мерить шагами комнату. — Еще до конца недели должна отплыть «Маргарет». Передайте капитану Дюпре, что мы хотим отправиться вместе с ним.
— Но, — возразил Питни, — ваш отец решил, что вы возвратитесь на «Хэмпстеде». Ведь «Маргарет» — совсем некомфортабельное судно…
— Я знаю. Это самый маленький из отцовских кораблей. Но «Хэмпстед» отправится лишь в декабре, а я хочу вернуться домой немедленно! — Шанна улыбнулась. — И если мистер Ролстон хочет предстать перед отцом одновременно со мной, то ему придется поторопиться. Кстати, тогда у него не останется времени на то, чтобы выяснять обстоятельства моего брака. И слава Богу!
После ухода Питни Шанна неожиданно почувствовала себя очень одинокой. Угрюмая и печальная, она уселась за секретер. Рюарк, такой, как его только что ей обрисовали — в лохмотьях, исхудавший, истерзанный, закованный в цепи и разъяренный, — являл собой резкий контраст с тем Рюарком, которого она видела на ступенях церкви. Что могло так изменить этого человека? Шанна вспомнила раздиравший душу крик из фургона и на секунду вообразила себя на месте Рюарка — избитой, униженной, запертой в тюрьму, приговоренной к смерти, отчаявшейся и преданной…
Из груди ее вырвался короткий стон. В каком-то озарении она почувствовала ту бессильную ярость, которую он должен был сейчас испытывать. Она прогнала эти ужасные мысли, боясь мучительных угрызений совести.
За окнами сияло солнце. Все дышало свежестью, необычной для Лондона в это время года. На голубом небе не было ни облачка. Но Шанна не замечала чудесного дня. Все ее внимание было сосредоточено на листе красного пергамента, на котором она старательно выводила свое новое имя:
Шанна Бошан
Шанна Траерн Бошан
Шанна Элизабет Бошан
— Миссис Бошан!
Шанна не сразу поняла, что к ней обращаются. Подняв глаза, она увидела на пороге комнаты служанку с охапкой одежды в руках.
— Эргюс?
— Я подумала, сударыня, что вы захотите, чтобы я упаковала одежду. Ее накопилось очень много. Может быть, оставить все это до вашего следующего приезда сюда?
— Нет, нет. Если это будет зависеть только от меня, я не скоро вернусь сюда. Уложи все.
Служанка, родом из Шотландии, поклонилась и с озабоченным видом спросила:
— Вам нездоровится, моя девочка? Может быть, надо немного отдохнуть?
Эргюс не переставала беспокоиться о Шанне с момента, когда та, явившись в сопровождении Питни, объявила всем домочадцам о своем замужестве и вдовстве.
— Я чувствую себя неплохо, Эргюс.
Шанна обмакнула перо в чернильницу.
— Еще до конца недели мы будем на борту «Маргарет», — добавила она. — Я понимаю, что это несколько поспешно, но мне хочется вернуться домой как можно скорее.
— Разумеется. И поступите правильно, так как вам необходимо быть с отцом, он вас утешит.
Шаги служанки стихли. Шанна снова коснулась пером пергамента. Мысли ее блуждали. Она покраснела, вспомнив янтарные глаза, взгляд которых проникал, казалось, в самую глубину ее души, и последнее объятие, на которое она сама согласилась.
Отложив перо, Шанна встала и машинально отерла руку о бархатное платье, словно расправляя какую-то складку, а может быть, стирая воспоминание о могучем теле, с такой страстью вдавившем ее в бархатное сиденье кареты. Она наклонилась над секретером и взяла лист, на котором выводила варианты своего имени, намереваясь его разорвать. Ее взгляд упал на машинально набросанный ею эскиз лица Рюарка. Прекрасные чувственные губы, однако, в их несколько жестком рисунке таилась усмешка, а глаза… Нет, ей не удалось воспроизвести его глаза. Даже большой художник вряд ли смог бы передать их выражение.
Злая сама на себя, Шанна пробормотала:
— Плут! Он ожидал от меня только возможности бежать из заключения. Хотел бежать и оставить меня одну. Да, именно этого он и хотел. И мне не о чем жалеть.
Успокаивая, таким образом, свою совесть, она решила больше о нем не думать.
Однако в памяти ее всплыли янтарные глаза, которые убеждали в обратном.
Несколько часов спустя вернулся Ролстон. Узнав об этом, Шанна досадливо поморщилась: она надеялась, что он появится не раньше казни Рюарка. Так или иначе, теперь ей придется изображать крайнюю скорбь после пережитого горя — смерти любимого мужа. Она охотно залилась бы перед ним слезами, но не чувствовала в себе таких способностей. Она вспомнила, что, когда Питни подносил к носу щепотку нюхательного табака из табакерки, на глазах у него появлялись слезы. Эта табакерка сейчас стояла на столе. Шанна открыла ее, взяла щепотку и сильно втянула воздух.
Ролстон тем временем отдавал слугам распоряжения о том, как поступить с привезенными им вещами.
— Господи! — простонала она, задохнувшись. Ей показалось, будто в горле у нее застрял кусок раскаленного железа.
Когда Джеймс Ролстон вошел в комнату, по щекам Шанны ручьем текли слезы, красные глаза свидетельствовали о долгих часах безудержных рыданий. Она громко шмыгнула носом, поднеся к нему платок. — Мадам? — проговорил, подходя к ней, Ролстон.
— О, это вы, Ролстон. Я не ожидала вас так скоро…
Он сухо ответил:
— Обстоятельства вынуждали меня поторопиться.
— Ах! Если бы вы приехали пораньше…
— Я находился на борту «Маргарет», грузил некоторые дорогие товары, снятые с судна, потерпевшего кораблекрушение. Там меня и застали удивительные новости. Вы приказали капитану Дюпре взять вас на борт. Кроме того, мне стало известно, что за время моего отсутствия вы вышли замуж и уже успели потерять своего мужа. Так ли это, или же француз что-то напутал?
Шанна вытерла слезы и подавила рыдание.
— Именно так все и есть.
— Мадам…
— Мадам Бошан. Рюарк Деверелл Бошан.