Джим-кнопка и Лукас-машинист
В розовом свете утренней зари перед мальчиком расстилались окрестности, полные красоты и очарования. Ничего даже немного похожего на это он еще никогда не видел. Даже на картинках.
– Нет, – немного погодя сказал Джим самому себе, – это, наверное, не взаправду.
Просто мне снится, что я здесь стою и все это вижу.
И он снова быстро улегся и закрыл глаза, чтобы досмотреть этот сон. Но с закрытыми глазами ничего не было видно. Значит, никакой это не сон. Он опять встал, выглянул наружу, и окрестности появились опять. Там росли чудесные деревья и цветы причудливых оттенков и форм. Однако самым странным оказалось то, что все они, похоже, были прозрачными, как цветное стекло. Перед окошком, в которое смотрел Джим, стояло очень толстое и очень старое дерево, такое могучее, что трое взрослых не смогли бы зараз обхватить его. Однако все, что находилось дальше, можно было увидеть сквозь дерево, словно сквозь стенку аквариума. Дерево было нежно-фиолетового цвета, и поэтому все позади него выглядело нежно-фиолетовым. Легкий туман стелился над лугами, тут и там извивались речки, а над ними качались изящные узкие фарфоровые мостики. У некоторых мостиков были причудливые крыши, и с них свешивались тысячи маленьких серебряных колокольчиков, сверкавших в лучах утренней зари. На многих деревьях и цветах висели такие же серебряные колокольчики, и когда над окрестностями проносился легкий ветерок, отовсюду, как в раю, тут же раздавались нежные многоголосные перезвоны.
Огромные бабочки с мерцающими крыльями стремительно носились между цветами, а крошечные птички длинными изогнутыми клювиками пили мед и росинки из цветочных чашечек. Птички были размером не больше шмеля. (Они называются колибри. Это самые маленькие птички на свете, словно сделанные из чистого золота и драгоценных камней.) А в самой дали, у горизонта уходили вершинами высоко в облака могучие горы. Горы были покрыты красно-белым орнаментом. Издали он напоминал гигантские узоры в школьной тетрадке дитя-великана.
Джим смотрел и смотрел, от удивления позабыв закрыть рот.
– Да-а, – вдруг услышал он голос Лукаса, – вид у тебя довольно нелепый, старина.
Кстати, с добрым утром, Джим!
И он от души зевнул.
– Ой, Лукас! – запинаясь, заговорил Джим, не отрывая взгляда от окна. – Там, снаружи… какое там все прозрачное и… и…
– Как это «прозрачное»? – спросил Лукас, зевнув еще раз. – Вода, насколько мне известно, всегда прозрачная. А то, что ее все время много, потихоньку начинает надоедать. Хотел бы я знать, когда мы, наконец, куда-нибудь приплывем?
– Да при чем здесь вода! – от волнения Джим почти кричал.– Я же про деревья!
– Деревья? – переспросил Лукас и с хрустом потянулся.
– Ты, наверное, все еще спишь, Джим. В море деревья не растут, а уж прозрачные – и подавно!
– Да не в море! – завопил Джим, теряя всякое терпение.– Там снаружи земля и деревья, и цветы, и мосты, и горы…
Он ухватил Лукаса за руку и в волнении попытался подтянуть его к окошку.
– Ну, ну, ну, – заворчал Лукас, вставая. Однако, завидя в окне сказочную местность, надолго умолк. Наконец, у него получилось сказать: – Черт возьми!
И снова замер, захваченный увиденным.
– Что же это за страна такая? – наконец прервал молчание Джим.
– Эти диковинные деревья… – пробормотал Лукас задумчиво, – эти серебряные колокольчики, эти качающиеся узкие мостики из фарфора… – И вдруг он закричил:
– Не будь я Лукас-машинист, если это не страна Миндалия! Иди сюда, Джим!
Помогай! Нужно вытащить Эмму на берег.
Друзья выбрались наружу и стали толкать Эмму на сушу.
Справившись с делом, они сперва уселись на берегу и не спеша позавтракали. Когда последние морские огурцы из их запасов были доедены, Лукас закурил носогрейку.
– А куда мы теперь поедем? – поинтересовался Джим.
– Лучше всего будет, – рассудил Лукас, – если мы для начала отправимся в Пинь.
Насколько я знаю, так называется столица Миндалии. Посмотрим, может, нам удастся поговорить с его царским величеством.
– А чего ты от него хочешь? – удивился Джим.
– Я хочу спросить, не понадобятся ли ему один локомотив и два машиниста. Может, как раз сейчас они ему позарез нужны. Тогда мы сможем здесь остаться, понимаешь?
Страна-то, кажется, ничего себе.
Итак, они взялись за работу и сделали Эмму опять сухопутной. Сперва убрали мачту и парус, потом вытащили из всех щелей смолу и паклю и открыли дверь. В довершение этого друзья наполнили Эммин котел водой, а тендер – сушняком, который в изобилии валялся на берегу.
Потом они развели огонь под эмминым котлом. На поверку оказалось, что прозрачые дрова горят так же здорово, как уголь. Когда вода в котле хорошенько закипела, они тронулись в путь. Славная старушка Эмма чувствовала себя гораздо лучше, чем в океане, потому что вода все-таки не совсем ее стихия.
Через некоторое время друзья добрались до широкой дороги, по которой ехать было быстро и удобно. Само собой разумеется, проезжать по маленькому фарфоровому мостику друзья не рискнули, ведь каждому известно, что фарфор
– штука хрупкая и не очень привычная к тому, чтобы по нему разъезжали локомотивы.
Им повезло: дорога не виляла вправо-влево, а вела прямо в Пинь – столицу страны Миндалии. Сначала они все время ехали в сторону горизонта, над которым возвышались красно-бело-полосатые горы. Но приблизительно через пять с половиной часов пути Джим забрался на крышу локомотива, чтобы осмотреться, и увидел вдалеке нечто, похожее на бесчисленное скопление больших палаток. Палатки эти сверкали на солнце, как металл. Джим сообщил Лукасу про палатки, на что тот ответил:
– Это золотые крыши Пиня. Стало быть, мы на верном пути.
И уже через полчаса они добрались до города.
Глава шестая, в которой большая желтая голова чинит друзьям препятствия
В Пине было страсть как много людей, и все – сплошные миндальцы. Джим, еще ни разу не видевший столько народу зараз, чувствовал себя неуютно. У всех миндальцев были миндалевидные глаза, косички и большие круглые шляпы. Каждый миндалец вел за руку миндальца поменьше, тот, что поменьше, вел другого, еще поменьше, и так до самого маленького, размером с горошинку. Вел ли самый маленький другого, меньше себя, Джим разглядеть не смог – для этого ему понадобилось бы увеличительное стекло.
Это были миндальцы со своими детьми, детками и внучатками. (У всех миндальцев очень много детей и внучат.) Улица ими кишмя кишела, они оживленно болтали и жестикулировали, так что у Джима закружилась голова.
В городе стояли тысячи домов, у каждого дома было много-премного этажей, и у каждого этажа была своя, выступавшая вперед крыша из золота, похожая на зонтик.
Из каждого окна свешивались флажки и цветные фонарики, а на боковых уличках от дома к дому тянулись сотни веревок для белья. На них жители сушили свою выстиранную одежду. Миндальцы – очень чистоплотный народ. Они никогда не надевают грязного, и даже самые маленькие, те, что не больше горошинки, ежедневно устраивают стирку и развешивают белье на веревочках не толще обыкновенной нитки.
Эмме пришлось очень осторожно прокладывать себе дорогу в этой огромной толпе людей, чтобы никого ненароком не задавить. Эмма ужасно волновалась, это было слышно по ее пыхтенью. Она все время тутукала и свистела, чтобы дети и внучата уходили с дороги. Бедная Эмма совсем запыхалась.
Наконец, они добрались до главной площади перед царским дворцом. Лукас нажал на рычаг – Эмма остановилась и с огромным вздохом облегчения выпустила пар.
От страха миндальцы бросились врассыпную. Они никогда не видели локомотивов и приняли Эмму за чудовище, которое направляет на людей свое горячее дыхание, чтобы убить, а потом съесть на завтрак. Лукас неспешно закурил трубку и сказал Джиму:
– Ну. пошли, паренек! Поглядим, дома ли царь Миндальский.