Атласная змея
— Вот и я, — сказал он, — что вам от меня нужно?
— Наконец-то, ты решился послушаться меня, — отвечал Изгнанник, — возьми этого человека и отнеси его в твою хижину; главным образом, старайся трясти его как можно меньше; повторяю тебе, что он ранен и очень серьезно.
— Вот еще! Что же мне теперь сиделкой сделаться, что ли?
Черт бы побрал этого негодяя… Странные у вас бывают иногда мысли, хозяин!
Несмотря на это, Змея повиновался, но вдруг он вскрикнул от удивления и, вместо того, чтобы удалиться со своею ношей, остановился неподвижно.
— Э! — вскричал он, — кого же это, однако, нам черт принес?
— Значит, ты его узнал?
— Клянусь Богом! Надо быть слепым, чтобы не узнать его даже в таком, нельзя сказать, чтобы особенно блестящем виде.
— Ты и теперь будешь упрекать меня за то, что я его спас?
— Кто же его знает? Может быть, вы сделали хорошо, а может быть, и дурно! В прежние времена он был очень и очень плохим товарищем; я довольно-таки долго пожил с ним и успел подметить все особенности его скверного характера!
— Все-таки давай сначала вылечим его, а там видно будет.
— Это верно, — сказал Змея с печальною улыбкой — мы сумеем в любую минуту отделаться от него, если он станет нам мешать, я беру это на себя!
— Разумеется! Хотя не знаю почему, но мне кажется, что нам не придется прибегать к этому. Он еще нам пригодится, ты увидишь!
— Это уж ваше дело. А теперь?
— Неси его в хижину и постарайся хорошенько заботиться о нем! — приказал Изгнанник, спрыгивая с лошади на землю. — Никогда не надо делать дело наполовину.
— Но, — возразил опять Змея, — присутствие здесь этого человека расстраивает все наши планы.
Жан-Поль улыбнулся со странным выражением и, положив тихонько руку на плечо своего товарища, сказал ему:
— Делай то, что я тебе говорю, и не беспокойся об остальном; я беру на себя ответственность за все, что может случиться. Не бойся ничего.
— Если так, то мне больше не о чем говорить, — ответил Змея, делая утвердительный жест.
Затем, поправив как следует свою ношу, Змея направился к себе в хижину той же дорогой сквозь лианы.
Изгнанник смело последовал за ним, ведя свою лошадь на поводу.
Люди и животное шли по этому лабиринту с закрытыми глазами.
Немного погодя они очутились в обширном зеленом зале. закрытом со всех сторон стенами из лиан. Лианы эти были так перепутаны и пересекались таким густым колючим кустарником, что, как только Изгнанник соединил ветви, раздвинутые Змеей, самому опытному глазу стало невозможно проникнуть сквозь эту громадную лиственную завесу, которая, казалось, выросла таким образом здесь вполне естественно и составляла часть остального леса.
В центре зеленой залы величественно возвышался гигантский ствол magney, о котором мы говорили выше. Внутренность ствола этого дерева была совершенно пуста. Колоссальное дерево питалось только одними деревянистыми волокнами коры, причем оно, по-видимому, нимало не страдало от этой громадной пустоты, вырытой в нем веками и даже в самом его основании.
Змея воспользовался этим открытием, сделанным им случайно, и извлек из него самую полезную сторону для того, чтобы устроить в этом дупле свое жилище и поместиться в нем самому с лошадью так же удобно, как если бы это была настоящая хижина.
Мало того, он ухитрился даже пробить окна в этом странном жилище и сделал дверь из одного куска коры, герметически закрывавшего отверстие.
Жилище было разделено на две равные части посредством перегородки.
Правая сторона, предоставленная хозяину, заключала в себе постель, сундук, два стула, два табурета и стол.
Левая сторона служила конюшней; в ней свободно могли помещаться две лошади, а иногда здесь стояло и по четыре лошади сразу. Несколько штук кур жили, как умели, бок о бок с лошадьми.
Хозяин этого таинственного жилища стряпал на воздухе, под навесом, верх которого служил чердаком для подножного корма и чуланом для хранения овощей и т. п.
Несколько охапок травы, валявшихся в самом темном углу хижины и покрытых овечьими и медвежьими шкурами, дали возможность устроить постель, на которую тотчас же положили раненого.
Он уже был не в обмороке, а спал. Слабость, причиненная потерей крови, погрузила его в глубокий сон, почти летаргический.
Изгнанник и Змея, положив капитана на импровизированную постель, сами сели за стол и, поставив на него горшок с сидром, закурили трубки.
— Значит, вас задержала случайная встреча с этим негодяем? — спросил Змея, протягивая свой стакан, чтобы чокнуться с хозяином.
— Отчасти это, а отчасти и кое-что другое, товарищ, — отвечал Жан-Поль, чокаясь своим стаканом о стакан своего собеседника. — В колонии довольно шумно в настоящую минуту.
— Вы мне это говорили, но я все-таки понять не могу, какое нам до всего этого дело и насколько может касаться нас то, что делается в колонии.
— Потом ты это поймешь, — продолжал Изгнанник с насмешливой улыбкой, — если, конечно, ты расположен служить мне и дальше, как служил до сих пор.
— Неужели вы в этом еще сомневаетесь, хозяин? — спросил Змея с видимым волнением. — Клянусь святой Анной из Орэ, — добавил он, благоговейно поднося руку к шляпе, — я ваш душой и телом, хозяин, я ваша собственность, ваша вещь, я, словом, весь ваш. Не говорите же так со мной, это мне очень больно слышать, а вы ведь знаете, что я иногда брыкаюсь…
— Постой, постой, успокойся, я не хотел оскорблять тебя, — сказал Изгнанник, — я тебя знаю и ценю.
— В добрый час! — продолжал Змея, сдерживая волнение. — Я знаю, что я негодяй, изгнанный из общества, которое хорошо сделало, отвергнув такую паршивую овцу, как я; у меня, к несчастью, много пороков, я совершил много преступлений и за мной нет ни одного доброго дела, чтобы бросить его на весы. Все это правда, но у меня есть одна добродетель: моя испытанная преданность вам! Не сомневайтесь же в ней, умоляю вас, если не хотите, чтобы я выкинул какую-нибудь отчаянную штуку!
— Ну, ну! Ты стараешься казаться гораздо хуже, чем на самом деле; я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.
— Нет, я только говорю правду про самого себя, я — вонючее животное, ядовитая тварь, все что хотите. Я ненавижу всех людей без исключения, и они воздают мне за это сторицей и имеют полное право поступать таким образом; но я люблю вас, но не за то, что вы десять раз спасали мне жизнь… Что это для меня? Меньше чем ничего.