Меч над пропастью

Наконец свет Ракшаса померк, женщины запалили огонь под котлом – к счастью, с останками яхха, а шестеро мужчин уселись в круг рядом с уцелевшей повозкой. Кадранга сказал, махнув рукой в сторону погибших:
– Много мяса. Пропадет.
– Пропадет, – согласились два его воина. – Жаль!
Мясо обычно резали тонкими полосками и сушили на раскаленных камнях, но трупов было слишком много, четыре десятка. Плюс пара скакунов, которых еще не успели разделать.
– Киречи-Бу убит, – произнес Кадранга. – Останемся здесь, будем есть и сушить мясо. Потом вернемся в Очаг Белых Плащей.
– Нет, – возразил Тревельян. – Завтра, когда взойдет Ауккат, поедем в стан великого вождя.
– Поезжай, если хочешь, отродье ящерицы, – молвил Кадранга, презрительно выпятив губу.
– Все поедут и будут служить мне. – Ивар кивнул подручному шамана. – Ты видел. Скажи ему, Птис. И ты, Тентачи.
Глаза у них забегали – Кадранга мог свернуть шею Птису одной рукой, а другой вырвать сердце битсу-акка. Наконец, набравшись мужества, Птис пробормотал:
– Видел, ххе! Видел такое, от чего печень моя съежилась, а кровь стала жидкой! Казза убили Киречи-Бу и многих самок, когда пришел Айла и стал сражаться с ними. Его бы тоже прикончили, но явился с неба грозный дух, сам Демон Ветра Гхарр, прогнал разбойников и простер руку над Айлой. Так было!
– Было, клянусь Баахой! – поддержал Тентачи.
– Дух не только простер руку, но излечил мои раны, – добавил Тревельян и повернулся спиной к сидящим. – Смотрите, где их след? Даже шрамов не осталось! А били камнем и копьем!
Кадранга разинул пасть, загоготал, а с ним – и оба воина.
– Я не знаю, чем и как тебя били, приблудный. Ты врешь, и врут эти потомки хромого яхха! Даже Киречи-Бу, великий колдун, не мог вызвать демонов, а только слушал их голоса.
– Он не мог, а я могу. Демон Ветра дал мне силу, и теперь такого колдуна, как я, нет по ту и по эту сторону гор, – сообщил Тревельян и уставился на Кадрангу немигающим взглядом. – Говоришь, Киречи-Бу был великим колдуном? Как же он позволил разрезать свое брюхо и отрубить себе голову? Почему не превратил разбойников в червей или крыс? Почему не призвал Пена, Духа Котла, Потику, Духа Огня, Хатта, Духа Камней, и Гхарра, Духа Ветра? – Ивар выдержал паузу. – Не призвал, потому что духи его не слушали!
– А тебя, значит, слушают, – произнес Кадранга и потянулся к топору. – Сейчас проверим!
Прикоснувшись к импланту справа под ребрами, Тревельян нажал на него и превратился в хищника Четыре Лапы. Зверь был не очень велик, размером с земного леопарда, но обладал устрашающими клыками и когтями, чудовищной силой и невероятной подвижностью. Тварь была редкой и на континенте Хира водилась исключительно в горах. Обычно Четыре Лапы питался мелкими травоядными, но людьми отнюдь не брезговал.
Пять шас-га с испуганными воплями отшатнулись от Тревельяна. Кадранга выронил топор, воины бросили ножи, Птис обмочился и завыл, пуская изо рта слюну, а Тентачи уткнулся лицом в землю – так же, как самки, варившие мясо. Они застыли, парализованные ужасом. Пожалуй, воины смогли бы прикончить свирепого зверя, но лишь обычного, не оборотня. Оборотень внушал им гораздо больший страх.
Ивар вернулся к прежнему обличью и спросил:
– Хочешь стать ящерицей, Кадранга? Или пустынной змеей? Или крыса тебе больше нравится?
Старший воин склонился перед ним.
– Мы – твои слуги, Айла. Очаг начинается с вождя, Шест – с первого среди мужчин…  [23] Ты – наш вождь, Айла! Куда ты нас поведешь, туда мы пойдем, что дашь, то мы съедим.
– Я тебя слышу, – ответил Ивар ритуальной фразой. – Сегодня я дам вам мясо яхха. Ешьте его и ложитесь спать. Но Птис пусть останется. С ним разговор еще не закончен.
Тентачи, Кадранга и воины отползли к костру, стараясь не глядеть на Тревельяна – взгляд в упор считался у шас-га вызовом. Птис, пораженный страхом, негромко подвывал – помощник шамана разбирался в чудесах лучше воинов, и потому настоящее чудо поразило его до самой печенки. Ивару пришлось взять его за плечи и как следует встряхнуть.
– Ты можешь найти ущелье, куда мы должны повернуть? – спросил он. – Ты знаешь дорогу через горы? К этой… как ее… Спящей Воде?
– Посланцы Брата Двух Солнц открыли путь только Киречи-Бу, – промолвил Птис, дрожа всем телом. – Я буду служить тебе, Айла, и слушать твой голос, но дороги великого вождя мне неведомы. Может быть, он знает слово, такое слово, что горы расступаются перед ним… Может быть! Но когда посланец шептал в ухо Киречи-Бу, я не расслышал заклятия.
«Не врет, – подумал Ивар, – боится и потому не врет». Его лицо омрачилось, и Птис, уловив этот знак неудовольствия, припал к песку, бормоча:
– Мой лоб – у твоих подошв, хозяин…
– Твой нос – в твоей заднице! – рявкнул Тревельян и стукнул кулаком по земле. Дав выход гневу, он успокоился и приказал: – Иди к котлу и ешь. Придется мне снова вызвать демонов – думаю, Гхарра и Хатта. Гхарр летает высоко, а Хатт – повелитель камней и скал… Они укажут мне дорогу.
После красного заката, когда он улегся рядом со своим скакуном, прозвенели колокольцы и включился передатчик. Прижавшись щекой к шее трафора, Ивар слушал тихий голос Энджелы Престон – она говорила, что Кафингар вернулся, шептала слова благодарности, и были они как нежная мелодия после рева и рычания шас-га. Ивар ответил, сказал ей то, что она надеялась услышать: что Кафи – мужчина редких достоинств и отваги, настоящий рыцарь и герой. Еще сказал, чтобы прислали пленника, которого привез Инанту, – сегодня же, срочно, в эту ночь. Потом убедился, что маяк на флаере включен, и велел трафору разбудить его через четыре часа.
 
Глава 8. Набег
К чему дорога, если она не ведет к еде?
Пословица шас-га
Пять сотен вооруженных всадников двигались на восток по тракту, протянувшемуся вдоль Поднебесного Хребта. По левую руку от них гигантской стеной вставали горы, справа лежала пустыня, необозримое пространство серого песка, барханов и каменных россыпей, тонувшее в знойном желтоватом мареве. Пустыня казалась еще более бесплодной, жаркой и страшной, чем засушливая северная степь; здесь не было ни трав, ни кустов, ни водоемов и никаких признаков жизни, никакого движения, если не считать песчаных вихрей. Вершины дюн словно курились, ветер вздымал мелкую пыль, кружил ее в воздухе и временами бросал в лица всадникам. Они, привычные к ветру, песку и зною, не отворачивались; длинные космы свисавших до пояса волос служили защитой для глаз, ноздрей и рта.
В отряде были отборные воины из Очага Мечущих Камни. Люди этого племени, самого многочисленного и сильного в северных степях, славились искусством пращников; они умели швырять камни с помощью ремня, особой палки или просто руками. В отличие от стрел и дротиков камней повсюду хватало, и, если постараться, они ломали кости и разбивали головы с тем же успехом, что топоры и дубины. Большое преимущество! Тем более что о дубинах и топорах Мечущие тоже не забывали.
Дорога, по которой двигался отряд, шла от западного побережья Хиры до восточного, от страны пиратов ядугар до городов купцов туфан. Нужен был год, чтобы одолеть такое расстояние пешком, но на яххах это удалось бы сделать вчетверо быстрее. Разумеется, если не тащить с собой повозки, но и они не слишком тормозили воинство шас-га. Сейчас за колонной Мечущих Камни катились сорок телег на огромных колесах, и потому воины ехали неторопливо. Звенели бубенцы на рогах скакунов, громыхали камни в сумках, подвешенных к перевязям, перекликались впереди дозорные, тысячи ног топотали по плотной земле, иссушенной светилами и слежавшейся до твердости гранита. По обочинам дороги росла трава, у скалистой стены – погуще, а со стороны пустыни – совсем чахлая. Иногда из трещины в скалах струился ручей с горькой водой, пересекал дорогу и, рассыпавшись мелкими лужами, исчезал в песках. Здесь растительность была обильнее – кроме трав имелись колючие заросли, знакомые шас-га и звавшиеся у них кусты-торчком. У ручьев вставали над травой и зарослями стволы в три человеческих роста, вспарывали почву мощными корнями, тянули к небу ветви с мелкими розоватыми листьями. Удивительное зрелище для степняков – на севере такие большие деревья не росли.