Клоун

Я издал в ответ лишь какой-то совершенно нечленораздельный звук.
– Ты сидишь, словно парализованный, так что я даже побаиваюсь приближаться к тебе, как бы не напугать.
– Я все еще не могу придти в себя, – пытался я объяснить свое состояние.
Я допил бокал и не спеша поставил его на столик. Благодаря этому разумному поступку я развязал себе руки в буквальном смысле слова. Я поднялся с кресла и направился к кушетке. Изабель внимательно смотрела на меня своими зелеными глазами. Я взял ее на руки и понес в спальню. Когда я бросил ее на кровать, она слабо вскрикнула.
– Прости меня, дорогая, – сказал я, снимая с себя куртку, – я совсем забыл, что твоя голова не выносит сотрясений.
– А ты не тратишь слишком много слов на женщину, Эл, – сказала она. – Но зато ты, наверное, силен в другом?
Минут через сорок она сладко зевнула и стала поудобнее устраиваться на кровати.
– Знаешь, что я хочу сказать тебе, Эл? – спросила она.
– Мои силы в настоящий момент полностью иссякли, – быстро сказал я в ответ. – Но «иссякший» любовник все-таки намного лучше слюнявого романтика, – добавил я. – И любая женщина во всех случаях предпочтет первого. Правильно?
– Правильно. – Она слегка опять зевнула. – Именно это я и хотела тебе сказать.
 
6
– Ведь вечером мы договорились выехать в десять. К этому самому Эндерсону… – Она недоуменно пожала плечами. – Уже пять минут двенадцатого, а мы все еще торчим здесь.
– Но ведь ты должна была съездить домой, чтобы переодеться, – напомнил я.
– Конечно! А что же мне оставалось делать? – запальчиво ответила она. – Или ты серьезно полагаешь, что я могла отправиться в пустыню с одной ленточкой на шее?
– Но ведь ты проторчала у себя дома ровно полчаса, – заметил я. – Потратить столько времени только на то, чтобы надеть этот идиотский брючный костюм.
– Во-первых, он не идиотский, – ответила она. – А во-вторых, разве настоящий джентльмен ждет свою даму с секундомером в руках?
– Иногда приходится, – сказал я. – Кстати, если ты способна логически мыслить, сообщаю: вчера мне понадобилось работать над тобой семнадцать минут и двадцать восемь секунд.
– Если ты будешь продолжать в том же духе, я выплесну на тебя свой кофе, – пообещала она.
– Ты же сама начала этот разговор. Да, кстати! А кто из нас вдобавок ко всему все утро трезвонил без устали по телефону?
– Семнадцать минут и двадцать восемь секунд, – повторила она задумчиво. – Это хорошо или плохо?
Она выжидательно и в то же время серьезно посмотрела на меня.
– Если ориентироваться на «Шкалу вожделений Эла Уиллера», то твоя степень возбудимости находится где-то между нулем и единицей, – с удовольствием сказал я.
– Спасибо за галантный комплимент, – сухо ответила она. – А согласно шкале Изабель Мерман, твой потенциал вообще можно охарактеризовать только с минусовым знаком. И вообще телефонные звонки были твоей идеей! Я так до сих пор и не понимаю, зачем мне нужно было звонить всем этим людям и сообщать им, что я отправляюсь с тобой в гости к Эндерсону?
– Я думал, что кое-кого это может серьезно заинтересовать, – ответил я. – Но ты мне даже еще и не сказала, как они все отреагировали на это? Давай, выкладывай!
– Янос отнесся к этому очень недоверчиво. Нина сразу повесила трубку, никак не прокомментировав мое сообщение. Дэвид Шепли заметил, что я, наверное, совсем опустилась, а бедняга Джордж Риверс был так смущен, что издал в ответ лишь какое-то хрюканье.
– Этого Шепли, по-моему, никак нельзя отнести к категории джентльменов, – сказал я.
– Но ты мне так и не объяснил, зачем это было нужно.
– Простая мера предосторожности. Ведь мы можем заблудиться. Или потерпеть аварию, например.
– Все-таки у тебя не все дома, – сказала она ласково. – Да и мне не мешало бы провериться у психиатра. На всякий случай. Ведь нормальный человек вряд ли бы решился ехать в пустыню вместе с сумасшедшим. А я почему-то согласилась.
– Придержи-ка лучше язычок и допивай свой кофе, – буркнул я. – Иначе мы действительно провозимся до вечера.
От развилки, находившейся по ту сторону Бад-Маунтин, начинаются две дороги. Одна дорога ведет к зеленой долине с густыми апельсиновыми рощами, другая – непосредственно к пустыне. Вначале она выглядит вполне прилично – гладкая и бетонированная. Но уже через три мили постепенно превращается в проселочную дорогу, которая извивается, словно змея, петляет и сама, наверное, не знает, куда она ведет.
Проехав около часа по этой милой дорожке, я почувствовал, что устал смертельно. Солнце жгло немилосердно, приходилось постоянно вытирать пот со лба. Ко всему прочему, местность была такая, что остановить взгляд было не на чем. Изабель смирненько сидела рядом со мной. В споем белом льняном костюме она выглядела удивительно свежей. Может быть, весь фокус заключался в широкополой шляпе, которая была на ней?
– По-моему, до сих пор мы так и не встретили ни одного крота, – заметил я с ехидством.
– Нет зверей – найдем людей, – спокойно ответила она.
– Нужно быть действительно сумасшедшим, чтобы добровольно жить в такой душегубке.
– А что будет, если мы его так и не найдем? – Она повернулась в мою сторону. – Или не встретим по дороге ни одного человека? Так и будем все ехать и ехать, пока не кончится бензин? А потом что? Сядем среди пустыни и будем ждать чьей-то помощи или….
– И, в конце концов, какое-нибудь забытое племя индейцев, совсем дикое племя, снимет с нас скальпы, – закончил я ее мысль. – Есть у нас, правда, и другой выход. Если не встретим здесь ни одной живой души, постараемся добраться до Окриджа.
– До… Окриджа?
– Да, это такая маленькая железнодорожная станция. Она находится приблизительно в трехстах милях отсюда. Там, конечно, не отдохнешь, как следует, после такой дороги, но есть какая-то гостиница и ресторанчик, так что мы будем спасены.
– Чудесно! – раздраженно сказала она. – Блестящая перспектива! Во всяком случае, я теперь знаю, что умру не от жажды и голода, а от скуки. Зачахну посреди пустыни в твоем обществе.
Минут через двадцать на горизонте появился какой-то барак. Покрытая гофрированным железом крыша сверкала на солнце. Когда мы подъехали ближе, я увидел вывеску, которая предлагала купить бензин и холодные напитки.
Я остановил машину возле барака, и мы вошли внутрь. Распив с Изабель две бутылки лимонада, я спросил у хозяина, не знает ли он, где тут живет Эндерсон.
– Разумеется, знаю, – охотно ответил он. – Приблизительно в тридцати милях отсюда. Сначала вы должны ехать дальше по этой дороге, но будьте очень внимательны, чтобы не проглядеть маленькое ответвление направо. Там нет никаких указателей, потому что Эндерсон… – Он флегматично пожал плечами. – …Понимаете, он не любит, когда нарушают его одиночество.
Хижина Эндерсона находилась от узкой боковой дороги приблизительно в полутора милях. Кое-как мы добрались до нее на машине. Я выключил мотор и вышел, чтобы размять ноги. Звенящая жара и мертвая тишина – больше ничего.
– Подожди меня, – сказал я Изабель, – пойду проверю, дома он или нет.
– Я пойду с тобой, – решительно заявила Изабель. – В крышу вмонтирован водяной охладитель. Внутри, похоже, намного прохладнее, чем здесь, на солнце.
Три деревянные ступеньки вели на широкую веранду. Я постучал в дверь. Никакого ответа.
– Наверное, отправился за покупками, – насмешливо сказала Изабель. – Если нам очень повезет, то дня через два он вернется.
– Что ж, и подождем, не зря же мы проделали такой длинный путь, – ответил я. – Судя по всему, охладитель не выключен, так что обойду дом вокруг и посмотрю, нельзя ли как-нибудь проникнуть в него.
– Разве так можно? – спросила она с невинной физиономией. – Или полиции все можно?
Я обошел дом вокруг и увидел черный ход. Чуть коснувшись дверной ручки, я понял, что дверь не заперта на замок. Кухонька оказалась удивительно чистой, но в ней было так же душно, как и на улице. Значит, кондиционер все-таки не работал. Я недовольно поморщился, почувствовав в душном воздухе какие-то зловонные запахи…