Машина Любви

— Какие чувства вы испытывали к ней? — спросил доктор Гоулд. Робин вздрогнул.
— Такие, словно я очутился в постели с парнем или с кем-то еще, с кем не должен был спать. Я сказал ей напрямик, что нахожу ее очаровательной, но что сама мысль заниматься с ней любовью вызывает у меня отвращение, и мне кажется, что у меня ничего не получится с ней. И тем не менее она мне нравится. Может, даже больше, чем все женщины, которых я знал. Но физически она меня не привлекает. Почему она оказывает на меня такое воздействие?
— Может, в тот вечер вы что-то особое выпили? Например, напиток, к которому не привыкли?
— Нет, водку. Я всегда пью только водку.
— Вы были влюблены когда-нибудь? Робин пожал плечами.
— Я привязывался к некоторым девушкам, но мне всегда было легко расставаться с ними. Возьмем, к примеру, Аманду. Это была потрясающая девушка, и наши отношения мне казались великолепными. Однако, по словам Джерри, я принес ей много зла. Но я никогда не отдавал себе в этом отчет. Я бросил ее лишь потому, что она пыталась привязать меня. Впрочем, я не порвал с ней по-настоящему. Мы стали реже встречаться, но я никогда не осознавал, что с самого начала заставлял ее страдать.
— Действительно никогда?
— Никогда.
— И однако вы осознали, что заставили страдать Мэгги?
— Да, — согласился Робин. — И именно это меня тревожит. Поэтому я и пришел к вам. Теперь ваша очередь, Арчи.
— Расскажите о вашей матери, Робин. Какая она?
— Ради Бога, избавьте меня от этих фрейдистских теорий. У меня было счастливое детство. Китти в молодости была блондинкой — свежей и красивой.
— А отец?
— Потрясающий мужик! Коренастый и мускулистый. У меня есть еще милая младшая сестра. В моем детстве все было просто и ясно. Мы только теряем время.
— Хорошо. Отец, мать, сестра, нормальные отношения. Тогда давайте поищем таинственную брюнетку. Няня? Школьная учительница?
— Моя первая учительница была горбатой, няню я не помню. Еще в доме были какие-то слуги…
— Между вами и сестрой не было соперничества?
— Нет. Я был старшим братом, защитником, а она — уменьшенной копией моей матери: светловолосая, белокожая и румяная.
— Вы похожи на Китти?
— У меня такие же голубые глаза. Волосы темные, как у отца, хотя теперь они чертовски быстро седеют.
— Давайте вернемся к периоду до рождения Лизы. Какие у вас самые ранние воспоминания?
— Материнская школа.
— А раньше?
— Ничего.
— И однако вы должны хоть что-то помнить. Может, какой-то разговор или просьбу? Робин щелкнул пальцами.
— Да, я вспоминаю один разговор, точнее, одну фразу, но я не знаю, кто ее говорил: «Мужчины не плачут. Если ты плачешь, значит, ты не мужчина, а ребенок». Эта фраза меня очень впечатлила, потому что с тех пор я никогда не плакал.
— Никогда не плакали?
— Во всяком случае, я не помню. Разве что в кино у меня, бывает, защиплет в горле. Но в личной жизни — никогда.
— Робин, это ненормально — ничего не помнить из раннего детства. Это намеренная забывчивость.
— Арчи, клянусь Богом, я ничего не скрываю. Может, у меня плохая память?
— Робин, я хотел бы попробовать на вас гипноз.
— Вы с ума сошли! Послушайте, доктор, я прошел войну, в меня стреляли. Я побывал в таких переделках, что впору было свихнуться. Но я остался цел и невредим. Я пришел к вам, чтобы получить конкретный ответ на конкретный вопрос. Вы мне его не дали. Прекрасно. Признайте свое поражение и не пытайтесь отыграться, задавая вопросы типа: шлепала ли меня няня в детстве за то, что я сломал игрушку? Может, такое и случалось, и, может быть, даже у нее были черные волосы, зеленые глаза и пышная грудь. Ну и что?
— Робин, вы знаете, где меня найти, если решите последовать моему совету. Робин улыбнулся.
— Спасибо. Но мне кажется, что будет проще и дешевле удрать, если я снова встречу брюнетку с зелеными глазами.
Робин закрыл дверь и исчез в ночи. Доктор Гоулд просмотрел сделанные записи и положил их в папку. Он не будет их выбрасывать. Робин Стоун еще придет.
Робин взглянул на результаты февральского опроса. Наконец-то служба информации превратилась в серьезного конкурента для других программ. Он изучил отзыв на свой проект о летающих тарелках. Архивная служба дала некоторые дополнительные материалы, которые привели его в восторг. Теперь он сможет сделать потрясающую передачу!
На следующий день Робин пошел к Дантону Миллеру, чтобы сказать о своем намерении отдать «Мысли вслух» Энди, который займется этой передачей в следующем сезоне. Как ни странно, Дан не стал ему возражать.
— Значит, вы больше не будете появляться на экране? — улыбаясь спросил он. — Вашим поклонникам это не понравится.
— Я собираюсь сделать новую информационную программу, которая будет выходить раз в месяц, — объяснил Робин. — Я буду выбирать сюжеты, за которые никто другой не имеет желания браться. Вот мой первый проект.
Робин вручил Дану папку с материалами о летающих тарелках.
Дан внимательно прочел их.
— Это подойдет для воскресенья. Детям будет очень интересно, но такое зрелище не для вечера.
— А я думаю, что именно для вечера. Вы же прекрасно понимаете, что если мы поставим передачу во время бейсбольного матча по другим каналам, то это будет полный провал.
— Если вы хотите записывать весь этот фантастический бред — это ваше дело, — с улыбкой произнес Дан. — Но ему не место в рамках моих программ.
Робин протянул руку, снял телефонную трубку и спросил у секретарши:
— Не могли бы вы позвать Грегори Остина? Скажите ему, что Робин Стоун и Дантон Миллер хотели бы его видеть, как только у него появится свободная минутка.
Дан побледнел. Но тут же взял себя в руки и попытался улыбнуться.
— Вы действуете через мою голову, — спокойно произнес он, давая понять, что разговор закончен.
— Но не за вашей спиной.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга, как вдруг зазвонил телефон. Дан снял трубку, и секретарша Грегори сказала, что мистер Остин примет их немедленно.
Робин поднялся.
— Вы идете? Дан нахмурился.
— Кажется, у меня нет выбора. Но если вы желаете вырыть себе могилу, то я не буду возражать.
Дан удобно устроился в кресле, слушая, как Робин излагает свой план о летающих тарелках Грегори. Когда он закончил, Грегори повернулся к Дану.
— Если я правильно понимаю, вы — против? Дан улыбнулся и, скрестив руки, заговорил:
— Робин хочет в следующем сезоне постоянно делать передачу такого рода и ежемесячно выпускать ее в эфир.
Грегори вопросительно взглянул на Робина.
— Летающие тарелки каждый месяц? Робин рассмеялся.
— Да нет же, черт побери! Я думал о передаче в стиле анкет журнала «Лайф». Каждая будет посвящена конкретной проблеме: тарелкам, политике, — неважно чему, лишь бы это вызывало интерес и было кстати. Мы можем даже покопаться в личной жизни какого-нибудь теледеятеля. Например, Кристи Лэйна. Публика постоянно требует сведений о нем.
Имя Кристи Лэйна пробудило беспокойство в глазах Грегори. Он повернулся к Дану.
— Кстати, подумал ли кто-нибудь о том, чтобы заключить с ним долгосрочный контракт?
— Мы уже начали переговоры, — ответил Дан. — Клиф Дорн говорит, что они никак не могут договориться по вопросу оплаты. Кристи просит гораздо больше, чем мы можем ему предложить.
Секретарша Грегори неслышно вошла в кабинет и сообщила, что звонит миссис Остин. Грегори встал.
— Я поговорю с ней в соседней комнате. Дан и Робин остались одни. Дан первым нарушил молчание. Он похлопал Робина по колену.
— Надеюсь, что это послужит вам уроком. Вы — директор службы информации, а я — директор телевещания. Я работаю один и не ищу себе компаньонов. Не вмешивайтесь в составление программ, Робин.
— У меня и в мыслях этого не было, но как директор службы информации я готовлю информационную передачу, которая, по моему мнению, должна пойти. И вы обязаны выделить мне эфирное время. Если вы откажетесь, я буду вынужден…