Бабушкин внук и его братья

Бабушка со мной соглашалась, но говорила, что привыкнем.
– Лишь бы не ломался лифт.
К счастью, лифт работал нормально. Мне он понравился, не то что папин самолет.
Были у новой квартиры и еще кое-какие хорошие стороны. Например, электроплита. Не надо бабушке по десять раз на дню вздрагивать: выключен ли газ? И центральное отопление – тоже здорово! Конечно, плохо без уютных печек, зато никакой возни с дровами. И воду для ванны не надо греть в колонке, открыл кран – и пожалуйста! Ржавая газовая колонка в старом доме часто ломалась. Взрослые предпочитали ходить в ближнюю баню, где были «номера». А для меня бабушка грела воду на плите. И мыла меня в ванне, как малое дитя. Аж до десяти лет, пока я не начал отбрыкиваться. Не то чтобы я очень стеснялся, но отец сказал однажды:
– Он же не младенец, сколько можно играть с ним, как с пупсиком…
Комнаты были полупустые, ничего лишнего. Кое-какую мебель отец раздобыл у друзей. Стол, шкаф и табуретки привезли из садового домика. Спали на раскладушках (в фирме «Альбатрос» дали их папе бесплатно). Зато уютно, как в старом доме, тикали высокие стенные часы, которые (если верить бабушке) появились на свет еще при жизни Пушкина.
Тикали они, тикали и натикали время, когда надо собираться в школу.
К счастью, в садовом домике сохранилась моя прошлогодняя школьная форма. Бабушка увезла ее туда в начале лета, чтобы у меня была «спецодежда для сельхозработ». Но по причине жаркой погоды спецодежда тогда не понадобилась, а теперь пригодилась.
Конечно, костюм оказался маловат, особенно в длину. Бабушка чудом каким-то нарастила рукава, распустила внизу штанины, использовав весь подгиб. Почистила, погладила.
Все равно брюки были коротковаты. Но, если приспустить их под курткой, то сойдет. Все равно другого ничего не было.
Получив пенсию, бабушка купила мне две белые рубашки и черный галстучек. Я содрогнулся.
– В новую школу надо идти в приличном виде, – сообщила бабушка. – Хотя бы в первый день…
Я покорился.
 
ПРИКЛЮЧЕНИЯ В ДЕНЬ ЗНАНИЙ
Но первого сентября в школу я не пошел.
Ночью у меня нестерпимо заныл зуб. А утром оказалось, что левая щека значительно круглее правой.
– Идем в поликлинику! – категорически решила бабушка. – До обеда успеем. Ведь у вас занятия с двух часов.
Я обомлел. До той поры у зубного врача я не лечился ни разу.
– Не хочу!
– Как не стыдно!
– Ты же знаешь, что я трус!
– А если случится воспаление челюсти и сепсис? Тебе известно, сколько людей умерло от такого заражения?
Мне это не было известно. Бабушке, наверно, тоже. И все-таки я сник. Бабушка знала, чем меня взять. Всякой инфекции и смертельных заболеваний я боялся не меньше, чем хулиганов и самолетной болтанки.
– Надень сразу школьный костюм. Возможно, потом будет некогда.
На трамвае мы поехали в центр, потому что на учете в поликлинике я стоял еще по старому адресу. Трамвая ждали долго, ехали чуть не час. А надутая тетка в регистратуре сказала:
– Без медицинского полиса на прием не записываем.
Полис у меня был, не сгорел. Но, конечно же, мы его забыли.
– Вы же видите, мальчик с острой болью! – вознегодовала бабушка.
– Мальчик с болью, а я с инструкцией. Идите к главному врачу.
Главный врач был, естественно, на совещании. Видимо, обсуждали вопросы о борьбе с бюрократизмом в обслуживании пациентов.
Бабушка разменяла последнюю крупную ассигнацию, и мы помчались за полисом на такси. А потом обратно. Бабушка сказала, что на эти деньги мне можно было бы купить половину новых брюк – левую или правую, на выбор. Я на это не откликнулся – зуб разболелся так, что солнце казалось фиолетовым.
Когда вернулись в поликлинику, была уже половина двенадцатого. Оказалось, что врач ушла на перерыв и появится только через час. Ой, ма-ма-а!..
– Если невтерпеж, идите во взрослую поликлинику, там примут с сильной болью. Это недалеко.
Ничего себе недалеко! За пять кварталов!
В зубе и щеке бесновались горящие точки, которые я привык видеть в небе.
Наконец пришли, отыскали. В регистратуре очень симпатичная девушка сказала, что пожалуйста, но лечащий врач будет лишь после двух, а сейчас работает только хирург. Чтобы удалять…
Ага, знаем мы это «удалять»! Щипцами…
Бабушка взглянула на меня с горьким состраданием. И за плечо развернула к двери.
– Идем.
– Куда еще-то? – простонал я.
– Последний шанс.
И через квартал привела меня к двери с вывеской «Детская и взрослая стоматология».
– Это платная лечебница. Но делать нечего…
В платной лечебнице все пошло быстро.
– Пожалуйста, на второй этаж, в первый кабинет.
Видимо, с перепугу зуб перестал болеть. Совершенно перестал. Только, если тронуть языком, чувствовалось. Но назад пути не было.
В первом кабинете оказались два врача – женщина и мужчина. Женщина сказала:
– Игорь Васильевич, взгляните, что у мальчика… – И вышла.
Игорь Васильевич был приземистый, полный, разговорчивый.
– Устраивайся, дитя мое…
Я взгромоздился на узкое кресло и беспомощно откинулся в нем. Ноги далеко вылезли из школьных штанин.
– Раствори пасть, отрок… Та-ак. Картина ясна. Что же ты, друг мой, этак запустил свой клык?
– Не болел же…
– Ну, ладно… Здесь два варианта. Или лечить, или сразу долой. Но с лечением будет много возни. И едва ли пломба удержится долго. Зуб на последнем издыхании. И ходить сюда придется не раз…
В такую-то даль!
– А что… – начал я жалобно и устыдился неоконченного вопроса.
– Что больнее?
– Что дороже? – с остатком мужества сказал я.
– Пломба не в пример дороже. Раз в десять.
И он назвал число, от которого я чуть не катапультировался в окно вместе с креслом.
– Дергайте!..
– Вот речь не мальчика, но мужа… Потерпи чуток, сейчас будет самое неприятное. Зато остальное – пустяки…
Что? Укол? Ну, это пусть. Это все же не щипцы… Ай! – в десну ощутимо кольнуло.
– Теперь надо подождать несколько минут. Или в коридоре, или можно здесь. Все равно никого больше нет.
– Лучше здесь.
Я стал ждать и смотреть в окно. И незаметно двигал ногами, чтобы приспустить задравшиеся штанины. За окном дробно стучали пневматические молотки – дробили асфальт. Игорь Васильевич закрыл форточку.
– С утра барабанят. Будто по затылку.
Я вспомнил недавнюю телепередачу и поддержал разговор. Чтобы доктор не думал, будто «отрок» совсем сомлел.
– Как автоматы в горящих точках.
– В горячих…
–Ну, все равно. В «горящих», по-моему, правильнее.
– Да?.. Возможно… Как твоя нижняя челюсть?
– Будто задубела… Так и надо, да?
– Так и надо.
Тут меня укусил новый страх.
– Скажите, а шприц… он был одноразовый?
– Вполне одноразовый и совершенно стерильный. СПИДа опасаешься?
Как он догадался? От стыда я на миг весь задубел, как челюсть. Игорь Васильевич подошел, взял со стеклянной тумбочки блестящие щипцы. Я резко озяб. Даже ноги покрылись гусиной кожей.
– Боишься? – понимающе спросил он.
Я сказал с отчаянной честностью:
– Естественно. Кто этого не боится…
– Открой пошире… И подожди бояться, это еще не сейчас, я только примеряюсь… Смотри! – и показал зажатый в щипцах длинный зуб с черной дырищей.
– Это… мой, что ли?
– Ну, не мой же… Сплюнь.
Я плюнул в блестящую чашку розовой слюной.
– Вы… прямо артист своего дела. – Я таял от счастья.
– Бесспорно. Теперь слушай совет: старайся никогда не бояться раньше времени. «Гамлета» не читал еще?
– Фильм смотрел. Со Смоктуновским. А еще в гимназии отрывок ставили на сцене. На английском языке…
– Ага, образованное дитя… Помнишь в его знаменитом «Быть или не быть» такие слова:
Так трусами нас делает раздумье,
И так решимости природный цвет