Рыжее знамя упрямства

А Игорь продолжал рассказывать. Он уже совсем не стеснялся, не сбивался, говорил отчетливо, и шум грозы не мешал слушателям.
Потом, гораздо позже, Словко прочитает эту историю в альманахе "Лиловая клякса" – со всеми деталями, красками и подробностями. Да и "устный вариант" он услышит не сразу, не только здесь, а в разные дни. Но ему потом всегда будет казаться, что всю эту повесть о ребячьих планетах и Ковчеге он узнал именно в дощатом ангаре, когда по железной крыше неутомимо лупил грозовой июльский ливень. И когда рядом тихонько дышал и осторожно возился Рыжик, стараясь поудобнее устроить на коленях мокрого лисенка Берендея…
Игорь говорил о том, как ребята прилетели наконец на планету Дракуэль.
…Но сначала о самой планете.
Там росли густые теплые травы, они цвели множеством разных цветов. Были там рощи и леса, было даже небольшое море, был горный хребет выстой с восьмиэтажный дом, но основную поверхность Дракуэли покрывали луга. Водилось в лесах и травах множество мелких птиц и животных, а хищников там не было.
Главными жителями лугов были дракозы…
– Драконы? – конечно же переспросил кто-то из внимательных слушателей.
– Ну вот, сразу "драконы". Я же сказал – "дра-козы". Помесь небольших травоядных драконов и диких коз. Очень мирные животные, ласковые даже. Они совсем как обычные козы с длинной белой шерстью, но еще у них есть перепончатые крылья. Дракозы живут небольшими стадами. Они то пасутся в травах, то летают над цветами, как… ну, эти… птеродактили… И у них очень вкусное, питательное молоко. Даже слегка волшебное…
А представитель человеческой расы был на Дракуэли только один. То есть одна. Очень пожилая дама по имени Сирротина Маркеловна Эскалоп. (Имейте в виду: "Сир-ротина", с двумя "р"). Она вовсе не тяготилась одиночеством, хотя иногда и жаловалась дракозам "сирротское" существование. На Дракуэль она попала в очень давние годы, и как это случилось, рассказывать, пожалуй не надо. Дело было связано с любовной историей и сердечной драмой. Распространяться о таких делах не стоит – получится вроде сплетни…
Целыми днями Сирротина Маркеловна сидела под соломенным навесом в просторном каменном кресле и размышляла о смысле жизни. Не своей, а вообще… По вечерам к ней прибегала дракоза Туся, Сирротина Меркурьвна доила ее и потом пила молоко из большой эмалированной миски. Молоко служило просто лакомством, потому что можно было обходиться совсем без пищи: энергию организму давали на Дракуэли живительные лучи звезды Примус…
У Туси был детеныш, маленький говорящий дракозленок Гриша. Он любил Сирротину Маркеловну, но огорчался, что она редко подымается с кресла и совсем не любит бегать и скакать среди скал. Спрашивал: отчего это?
Сирротина Маркеловна поправляла на темени седой узел прически, попрочнее надевала очки без стекол (они были просто для солидности) и терпеливо разъясняла резвому Грише:
– Голубчик, я занимаюсь философией. А философы – люди солидные, им прыгать и кувыркаться не к лицу.
Гриша (кувыркнувшись через голову с чуть заметными рожками) спрашивал, что такое философия.
Сирротина Маркеловна разъясняла, что это очень важная наука. Она возникла в бесконечно давние века на легендарной планете Земля. Там ее придумали люди, которые именовались "гревние дреки". ("Да не древние греки, а именно гревниедреки , так их называла Сирротина, я-то причем…") Об этих «дреках» сведений почти не сохранилось. Но похоже, что они, несмотря на склонность к философии, не отличались мудростью. Известно, что ими однажды был зачем-то построен громадный деревянный дра-конь, который назывался «троячный». Из этого можно сделать вывод, что в школьные годы все они были троечниками…
Случалось, что Сирротине Маркеловне все же надоедали философские мысли и каменное кресло. К тому же требовалась подзарядка от лучей Примуса. Тогда она бродила по Дракуэли, собирала букеты и мурлыкала под нос любимый старинный романс: "Белой какации гроздья пушистые…" ("Именно какации, так ей запомнилось с прежних времен. Грише она объясняла, что "какация" – это бахрома с белыми шариками, которой украшались пушистые платки во времена ее, Сирротины, молодости".)
У подножья горного хребта виднелись каменные развалины. Сирротина Маркеловна была уверена, что это остатки храма какой-то исчезнувшей цивилизации. Дама-философ разгребала тростью осколки ракушечника. Ей казалось, что здесь можно отыскать древнюю глиняную чашу с таинственной надписью. И если налить в эту чашу волшебное дракозье молоко, а потом заглянуть туда, как в зеркало, откроется смысл жизни… Но чаша не находилась. Сирротина Маркеловна, продолжая мурлыкать про "какацию", возвращалась под навес. Торопиться ей было некуда…
Первый раз ребята с Дзымбы прилетели на Дракуэль через неделю после того, как откопали Ковчег. И потом бывали здесь часто. С дракозами они быстро подружились, а про Сирротину Маркеловну долго ничего не знали. Ковчег всегда опускался на северном полушарии, а Сирротина жила на южном и в дальние края забредала не часто.
Ребята здесь отыскали ровное поле с низкой и мягкой травкой – ну, прямо как на стадионе. А по краям поля висели на сучьях готовые мячи. Дело в том, что здесь росли удивительные деревья – с хитро изогнутыми стволами, с большими, как сковородки листьями и громадными, как арбуз, плодами. У этих "арбузов" была плотная, словно кожа, оболочка. Плоды часто лопались, выбрасывали семена, а потом заклеивались изнутри липким соком. Воздух внутри у них расширялся от жарких лучей Примуса, шары надувались, делались тугими. Срывай с веток и гоняй сколько хочешь!..
Ребята придумали игру – вроде футбола, только с несколькими мячами, которые можно гонять и руками, и ногами. Сперва играли своей компанией. Но скоро побывали в гостях у Гиги, на Белилинде, познакомились там с ребятами-фонарщиками, стали прилетать на Дракуэль с ними, и тогда игры сделались многолюдными, шумными и очень азартными. Случалось, что играли с утра до вечера, всю светлую часть дракуэлевых длинных суток. И вот что интересно! Никто не уставал, не хотел ни есть, ни пить, потому что лучи Примуса, проходя через атмосферу Дракуэли, всех заряжали бодростью хоть на какое время… Примус был здесь не совсем похож на земное солнце. Он расплывался в небе, как желтая медуза, и шевелил лучами щупальцами…
– Словко, ты сочинил бы про все про это песенку, – вдруг попросил Игорь, прервав рассказ. – Пригодится. Пускай не для сценария, а для повести в "Кляксе"…
– Запросто, – отозвался Словко. Помолчал с полминуты и выдал:
– Вот…
На планете Дракуэли
Мы играли две недели
И не пили, и не ели,
И желанья нет.
Примус – желтая медуза,
Мы ему подставим пузо —
И сытней, чем кукуруза,
Теплый солнца свет…
– То что надо! – одобрил Игорь. А многие поаплодировали, вздыбивши парусину. Гроза одобрительно порокотала…
– В общем, все там было прекрасно, – продолжал Игорь. – Солнечно и весело. Дракозы хлопали футболистам крыльями и ждали перерыва между таймами. Потому что в такие перерывы Нотка играл для них всякие танцы. На Дракуэли росла высокая трава с трубчатыми стеблями, из которых Нотка делал замечательные дудки. А дракозы любили танцевать. Они кружились, как балерины, и совсем не боялись Шарика, который гавкал на них из травы…
– Что за Шарик? – подозрительно спросил Матвей Рязанцев (и Словко подумал, что он похож на Лёпу из сказки).
– Ох, я забыл! – спохватился Игорь. – Надо рассказать про Шарика, а то дальше будет непонятно…