Гибель замка Рэндол

– Ну почему ты мне не веришь? – вскричал маг. – Чем мне поклясться, какие гарантии предоставить?
– Никаких клятв! – Рэндол предупреждающе поднял руку. – Я верю без клятв и гарантий. Я всегда верю, когда мне лгут так убеждённо. Но письма у меня нет. Хочешь, я тоже чем-нибудь поклянусь?
– Всегда уважал тех, кто идёт на виселицу с шуткой на устах. Только висельнику проще: один раз повертелся в петле – и дело с концом. У тебя так не получится. Хочешь я расскажу, что ждёт тебя, если мы не договоримся?
– Это я знаю и так. Прежде всего, я повешу тебя, едва ты лишишься силы. Мне уже сейчас любопытно, будешь ли ты шутить в эту минуту.
– Ах, мечты, мечты! – покивал волшебник. – Как жаль, что им не суждено сбыться. Будь уверен, письмо я найду и получу, для этого есть сложный, но верный способ. В принципе я уже сейчас знаю, где оно, но мне надо быть уверенным абсолютно. Два оставшихся дня мне придётся прожить в полном ничтожестве, словно какому-то человечишке, но письмо всё равно окажется в моих руках. И если это случится без твоей помощи, то нынешнее положение покажется тебе верхом счастья. Думаешь, мне больше нечем наказать тебя? Так смотри! До сих пор твои сыновья умирали относительно быстро и безболезненно. А ведь насильственная смерть бывает очень утончённой. Каково тебе придётся, когда ты увидишь размазанные по стенам внутренности? Кстати, сгореть на медленном огне – что может быть естественней на пожаре? Но и это ещё не всё. Ты забыл про леди Рэндол. Её страдания, а вместе с тем и твои, тоже можно усугубить. Скажем, отдать её в самый дешёвый и грязный бордель. Да, ей уже не пятнадцать лет, но она хороша собой, кроме того, у неё имеется титул. Французы говорят, что герцогине не бывает больше сорока, а прекрасной Беатрис и до сорока ещё далеко, так что она вполне сгодится для притона. Что касается её безумия, то оно лишь добавит похоти ворам и бродягам, жаждущим необычных любовных утех.
– Я понимаю, – очень тихо ответил Рэндол, – Тебе хочется, чтобы я попытался тебя убить или хотя бы ударил. Тогда у тебя появится возможность применить в отношении меня магию. Так вот, у тебя не появится этой возможности. Ещё два дня я буду кроток, как священник бедного прихода. Поверь, у меня хватит на это силы, ошибки я не сделаю. А вот ты только что сделал ошибку. Все твои заявления, будто ты собирался исправить содеянное – ложь! Правда в том, что ты заранее сладострастно изобретал, как усугубить мучения. Так что, уходи. Разговора у нас не выйдет.
– Да, произнёс Эхоу, поднимаясь с кресла, – сегодня у нас разговора не получится. Он получится завтра. А сегодня я полюбуюсь, каким новым способом сдохнут твои пащенки.
Рэндол, переменившись в лице, вскочил на ноги. Казалось, сейчас он всё-таки ударит Эхоу, расплескав усмешку россыпью кровавых брызг. Колдун, ухмыляясь, глядел в лицо лорда и ждал. Но, словно спохватившись в последнюю секунду, Рэндол саданул не по роже врага, а по костяку виверны, стоявшему в углу. Хрустнули скреплённые медной проволокой кости, череп, нависавший над головой чародея, рухнул, словно убитый столетие назад монстр вздумал пожрать мага или, по меньшей мере, отгрызть ему голову. Нечленораздельно рыча, Эхоу попытался содрать со своего черепа череп болотного дракона.
– Ай-я-яй! – с фальшивым сокрушением в голосе произнёс Рэндол. – Какая досадная случайность! Но тебе такая обновка идёт. Можно сказать, внутренняя суть наружу проступила. Кстати, ты помнишь, что зубы виверны сохраняют яд даже после вываривания? Так что я не советовал бы так резко дёргать череп. Ещё поцарапаешься, а потом будешь говорить, что я пытался тебя прикончить прежде времени… Да не хрипи так, я же сказал, что два дня буду кроток. И учти, ты наверняка заговорён против неприятных случайностей, а заодно и яда виверны, но у меня дома твоё колдовство временно бессильно. Эй, куда ты?.. Верни череп! Он денег стоит, воровать нехорошо! – Рэндол свистнул и на прощание закричал: – Держи вора!
Потом на его лицо сошло выражение усталой муки. Пока враг был рядом, у Рэндола доставало сил на бесшабашно-издевательский тон, а теперь предстояло думать о вечере, который неуклонно приближался. Нужно придумывать способ спасать детей без малейшей надежды спасти их… вариантов очень много и каждый из них исключает другие. Можно соорудить лестницу, которая достанет до третьего этажа, – она подломится, едва дети ступят на неё. Можно привезти с болота сто телег влажного мха – он не спасёт. Можно встретить эфемерное возрождение замка, сидя на стене в уцелевшем оконном проёме, чтобы на треть сократить путь в детскую… Да мало ли что ещё можно! – но следом произойдёт что-нибудь непредусмотренное, и оно погубит детей.
Иной стратег скажет: "А стоит ли так стараться? Ясно ведь, что хоть в лепёшку расшибись, но ещё две ночи мальчики будут погибать. Всё определит третья ночь, когда будет решаться судьба чародея. Возможно, чёрный маг погибнет, хотя не исключено, что Эхоу добьётся своей цели, и тогда уже ничто не будет иметь смысла. В любом случае, две ближайшие ночи дёргаться бесполезно.
А теперь попробуйте сидеть и, не дёргаясь, рассеянно слушать крики погибающих детей. Человек на такое не способен, для этого нужно быть сродни магу Эхоу.
Перепуганный народ в окрестных селениях ждал, что за провинность сеньора и на их головы падут всевозможные кары, однако, не смея ослушаться, мужчины принялись спешно сколачивать осадную лестницу. Отчаянный парень Том Брэдли, готовый подраться на дубинках хоть с самим чёртом, полный день возил мох с болота, где эти самые черти водились, и раскидывал его толстым слоем под окнами.
Конечно, Рэндол не надеялся обмануть колдовскую силу проклятия, но всё же… – а что ещё оставалось? – всё же надеялся вопреки всему.
Удар колокола за полчаса до полуночи он встретил, сидя на выкрошенном подоконнике своего кабинета, выгадав таким образом несколько секунд по сравнению с прошлой ночью, когда он лез в это окно с земли по приставленной лестнице.
Дополнительные секунды никого не сумели спасти. Как странно!
Рэндол ждал, что с утра явится Эхоу, опять будет что-то говорить: грозить и улещать, но колдун не появился.
"Может быть, сдох, – выразил надежду Босуэл. – С ядом виверны даже магам шутить не стоит."
Рэндол покивал незамысловатой фантазии слуги, но продолжал готовиться к ежевечернему аутодафе. Внезапное озарение, подсказавшее мысль опрокинуть остов ядовитого гада на голову врага – это хорошо, но не следует слишком много требовать от внезапных озарений. Они слишком часто приносят разочарования.
То, что Эхоу не погиб, стало ясно за полчаса до полуночи. В положенное время замок родился из руин, вспыхнул и вновь в руины обратился. Чудовищная осадная лестница из-за неумелых действий собравшейся толпы опрокинулась и разлетелась на части.
Рэндол ожидал чего-то подобного, поэтому сам он заранее влез на подоконник второго этажа, откуда руководил неудачным подъёмом осадной дуры, а когда вместо закопчённого провала объявился его собственный кабинет, целый и невредимый, с деловыми бумагами разбросанными по столу и недочитанной книгой, лежащей вверх корешком на диване, Рэндол соскочил в комнату и побежал к детям, предоставив помощникам самим совершать все ошибки при установке лестницы.
И хотя, казалось, всё прошло как задумано, злое колдовство обманулось и было растрачено на бессмысленное разрушение ненужной лестницы, детей всё равно вытащить не удалось. Как странно!
Эхоу объявился на следующий день утром. Вид у него был потрёпанный, но торжествующий.
– Ну что, мой милый лорд, – объявил он, столкнувшись с Рэндолом у входа в башню, – наступил твой последний денёк. Уже завтра в твоей жизни кое-что изменится. Основательно я займусь тобой попозже, первыми на очереди стоят некоторые из бывших соперников-магов, но поскольку полночь я собираюсь встретить здесь, то самый первый подарок от моего всемогущества достанется тебе.
– Да, это замечательный подарок – возможность вздёрнуть тебя на одной из этих лип, – согласился Рэндол, кивнув в сторону дороги, – обсаженной старыми деревьями. – Смею полагать, что позавчерашний обрывок верёвки тебя выдержит.