Гибель замка Рэндол
– Не пугай, – усмехнулся Эхоу. – Твой блеф на меня не подействует. Конечно, вначале я переволновался. Письмо конклава – не шутка, оно пострашнее магических битв. Но где они могут спрятать его?.. – спрятать так, чтобы я не мог туда добраться? Единственный вариант – отдать его тебе. Ты сильный человек, и у тебя есть серьёзная причина меня ненавидеть. Поэтому я и появился у тебя в первый же день. Мне не удалось ни уговорить тебя, ни запугать, но это и не важно. Меня интересовало другое: у тебя письмо или это ложных ход моих противников? К несчастью, в первый день именно этого я и не узнал. Применять магию я не мог, а ты оставался для меня загадкой. Ты сказал, что письма у тебя нет, но всё в твоём поведении просто кричало, что письмо есть. Я знаю, ты никогда не лжёшь, но ложь в глаза врагу – не враньё, а военная хитрость. Вот и гадай… Да, ты заставил меня поволноваться, и ты за это больно заплатишь. А вдруг письма не было вообще, и я напрасно трачу время и силы, в то время, как остальные маги готовятся к войне? Я попытался прощупать конклав, но они закрылись от меня намертво. Пока у них ещё есть такая возможность. Это был сильный аргумент, что письма попросту не существует. Конклав блефует, пытаясь заставить меня пойти на попятный. Но если я разгадаю блеф, это будет означать мою немедленную победу! И я его разгадал! Что качаешь головой? Самое последнее дело – подыгрывать уже проигравшим. Слушай, как всё было. Есть лишь одно место, где письмо может храниться в безопасности – у тебя! Не надо выворачивать карманы, я просмотрел их в самый первый день и знаю, что там ничего нет. Но я опасался, что письмо хранится у тебя на груди… И не торопись расстёгивать камзол, на такую дешёвку я не клюну. Вытащить бумагу из-за пазухи – что может быть легче? А вот если оно вшито под кожу… тут вся моя магия была бы бессильна. По счастью, кроме магии есть ещё сила денег. Два десятка наёмников на всякий случай ожидают неподалёку, а вместе с ними несравненный мастер, палач вывезенный из сказочной Хивы. Дюйм за дюймом он содрал бы с тебя кожу, а ты при этом оставался бы жив и, значит, моё первое колдовство – сотворить с тобой нечто худшее смерти, осталось бы в силе. Признай, это изящный выход. И всё же, меня мучили сомнения. Сдирать с тебя кожу допустимо, только зная наверняка, что письмо там. Но всей моей магии не хватит, чтобы заглянуть в твою грудь. Мало ли, что на коже нет шрамов, скотина Максон способен на такое, и ему есть за что мне мстить. А ты слишком правдоподобно показал, что незнаком с Максоном. Значит, опять ложь! Вот как тут быть, а?
– Бедняга, – сказал Рэндол. – Мне почти жаль тебя. Стараясь перехитрить других, ты так заврался, что теперь не веришь даже самому себе. Где уж тебе совладать со всемогуществом?
– Ничего… – зловеще пропел Эхоу. – С этим я как-нибудь разберусь. А с письмом я уже разобрался. Не бойся, доблестный лорд, сегодня я не стану сдирать с тебя кожу, это весёлое занятие мы отложим на потом. А сегодня – живи. Я знаю, что письма под кожей нет. Я не мог применять колдовство в отношении тебя, это запрещает закон, с которым я покуда вынужден считаться. Но я сумел обойти его! Ведь никто не может запретить мне применять чары в отношении письма. Конечно, весь конклав занят сейчас тем, что противодействует мне, но если они написали письмо, их усилия ничтожны, а если письма нет, то пусть себе противодействуют сколько угодно! Так что я и сейчас сумел их обойти! Я ограничил себя во всём, став едва ли не равным жалкому человечишке. И когда силы скопилось достаточно много, я, в самую мрачную пору тьмы, в час по полуночи, направил ей на решение одного единственного вопроса…
– Где спрятано письмо, – скучным голосом подсказал Рэндол.
– Нет! Тысячу раз – нет! Здесь мне могли помешать, меня могли обмануть. Ответ мог быть двусмысленным, и я бы понапрасну растратил силы. Вопрос должен быть таким, о каком и помыслить не могли идиоты из конклава! Так вот, я спросил, а существует ли письмо вообще, где бы то ни было! Если письмо существует, то оно у тебя под шкурой, и мне останется только взять его. И что же оказалось? Письмо было написано, но с ним что-то случилось, потому что теперь его нет! Вообще! нигде! Его нет в природе! Это значит, что я уже победил. Мои враги растратили силу, а письма сохранить не сумели! Я уже победил, понимаешь, тупица?!
– Не надо так кричать, – заметил лорд. – Мы не на ярмарке, а ты не балаганный зазывала.
– Что ещё скажешь? – поинтересовался чародей. – У тебя неплохо получаются вежливые оскорбления. Продолжай. Весь сегодняшний день ты можешь меня оскорблять. Не скажу, что это пройдёт безнаказанно, но продолжай.
– Мне некогда тратить на такие глупости весь день. У меня есть более важные дела.
– Подвезти ещё десять телег мокрого мха, подготовить ещё одну просоленную верёвку!.. – подхватил чародей. – Старайся, старайся, любезный. Труд облагораживает. А я зайду вечерком поглядеть, как у тебя ничего не получится.
* * *На этот раз маг сдержал слово. За час до полуночи он уже стоял, по-хозяйски разглядывая руины замка. Рэндол, целый день лазавший среди развалин, не обращая внимания на объявившегося врага, продолжал что-то объяснять Босуэлу и Тому Брэдли.
– Брысь отсюда, – приказал Эхоу, подходя.
Том длинно сплюнул волшебнику под ноги, потом спросил у лорда:
– Дать ему в лоб, что ли?
– Погоди, ещё не время. Вот после полуночи – сколько угодно. Только не до смерти, а то обидно будет, если он так просто отделается.
– Это мы понимаем, – рассудительно ответствовал Том.
– Ладно, – сказал Эхоу, – гавкайте. До полуночи осталось всего ничего, и тогда вы начнёте не гавкать, а подвывать.
Рэндол повесил зажжённый фонарь на крюк, заранее вбитый в стену, потом они с Томом принялись устанавливать лестницу, по которой предстояло лезть на второй этаж. Обязательный и уже чуть ли не привычный ритуал.
– Эй, – крикнул Эхоу, – может быть слезешь? Постоим, полюбуемся, как будут жариться твои сопляки. Последний раз у тебя есть такая возможность – постоять рядом со мной на равных.
Рэндол, примостившись на торце стены, с силой толкнул приставную лестницу. Прочертив размашистую дугу, та грохнулась туда, где только что стоял волшебник. Отпрыгнувший Эхоу заметил презрительно:
– Не думал, что лорд Рэндол унизится до такой пошлости. Штука с виверной была хотя бы не лишена изящества, а это – чисто мужицкая выходка. Но я и её запишу в общий счёт. За каждый свой взгляд ты ответишь тысячекратно. А покуда – сиди там, как петух на насесте.
– Послушай, – обратился Рэндол, сверху вниз глядя на прохаживающегося Эхоу, – неужто могущество тебе нужно только для того, чтобы свирепо отомстить всякому, кто в предыдущей жизни посмел косо взглянуть на тебя? Тебе никогда не приходило в голову сотворить что-нибудь доброе?
– Бред! Добрым вы называете того, кто, обладая силой, добровольно пошёл к вам в услужение. Такое бывает только в сказках. Нельзя же быть настолько глупым! Прежде вы хотя бы богов придумывали как следует. Боги были могучи и бесчеловечны, карали и миловали без причины, исходя лишь из своего каприза. А теперь вы и бога придумали бездарно. Что может быть глупее всемогущего милосердия? Бог, пошедший в услужение к человекам, – надо же до такого додуматься!.. От меня вы подобного не дождётесь!
– Вот потому ты и не бог, – пробормотал Рэндол, – и никогда им не станешь…
Далее Рэндол не слушал и не отвечал. С колокольни деревенской церкви донёсся удар, возвещающий, что до полуночи осталось полчаса, и фамильный замок вознёсся к небу на все свои три этажа. Возникли стены и залы, дорогое убранство и каморки прислуги. Былое великолепие вернулось, чтобы через час рассыпаться в прах. Созидание и разрушение совершались одновременно, замок возник уже горящим; клубы дыма от нового пожара смешались с чадом пожара вчерашнего.
Рэндол спрыгнул с подоконника на несгоревший покуда наборный паркет кабинета, откуда он уже трижды начинал бессмысленный смертельный бег. Здесь всё было знакомо до последней мелочи: ореховый стол, служивший ещё отцу нынешнего лорда, малахитовый письменный прибор с бронзовыми чернильницей, песочницей и подставкой для перьев. Шкаф с любимыми книгами, которые снимаются с полка так часто, что всегда должны быть под рукой. Одна книга, раскрытая, вверх корешком лежала на диване: когда-то Рэндол не успел дочитать страницу, и теперь книге вечно предстоит быть недочитанной. На столе – незаконченные страницы дневника, послания столичных друзей и родни, на которые он не успел ответить, и среди них – одно письмо, написанное не им и адресованное не ему. Письмо, которого не было в самом первом пожаре, но которое три последних дня сгорало и воскресало вместе с замком Рэндол.