Оперативное вторжение

– Нет и еще раз нет, – повторил он. – Я не хочу сотворить своими же руками провокацию. У этого Кабаева есть какая-нибудь связь?
– Откуда?.. Сам-то по виду ничего, а вот его подчиненные – последний хрен без соли доедают.
– Ладно, отдышись немного и возвращайся назад. Рассредоточь своих людей там, где есть связь. А там, где невозможно поддерживать связь, они не нужны. Просто толпа глухонемых, лишенная оперативности, согласен?
Полковник не счел нужным отвечать. Он уже увел своих людей туда, где есть связь. Дураку понятно.
– Спасибо, что поставил в известность, – запоздало поблагодарил его генерал.
Полковник Дамаскин ушел. Он посчитал лишним докладывать о том, что разрешил спортсменам небольшими группами – по пять-шесть человек – покидать вагон. Напротив находилась бетонная коробка, где, кроме какого-то хлама, ничего не было. Там стоял удушливый запах фекалий и мусора, который в это здание периодически таскали уборщицы. Ни один бомж не выдержит там больше пяти минут, был уверен полковник милиции.
Так вот, солдаты небольшими группами ходили туда в туалет. Равно как и сами милиционеры – но не надолго: рисоваться там большой и, говоря словами генерал-полковника Кудряшова, «глухонемой милицейской толпой» рискованно. Не уступая генералу в наблюдательности, полковник легко определил, что, выходя из вагона с восточной стороны, солдаты не попадали под оптику снайперских винтовок террористов. По большому счету спортсменов можно было и эвакуировать, но то «глобальный» вопрос, который Дамаскин поставил в соответствующих инстанциях. «Нужды» солдат он посчитал возможным решить самостоятельно и ни с кем не советуясь.
* * *
Дисциплина в подразделении Андрея Кабаева была строгой, если не сказать «жесткой». Все спортсмены беспрекословно выполняли распоряжения командира. Это была сплоченная профессиональная боевая единица. Когда в конце ноября 1994 года, «сразу после очередного заседания Совета безопасности в Кремле, в Генштабе началась странная суета», будущим солдатам было десять-двенадцать лет.
Но среди спортсменов этого взвода находились и те, кто ложился под танки федеральных войск, препятствуя их вторжению в мятежную республику. Те, кто добивал раненых солдат, водил своих собак к трупам и смотрел, как они отрывают от них куски мяса. Уже тогда они потеряли человеческий облик. Кто виноват – говорить поздно и, наверное, необязательно. Вот Павел Грачев еще не рассказал, как в Кремле ему выкручивали руки, «требуя быстрого разгрома дудаевской армии и наведения конституционного порядка в Чечне». Засекреченная информация обнародованию вначале не подлежала потому, что Ельцин был действующим президентом, позже – просто потому, что он жив.
В начале второй кампании большинство будущих спортсменов вошли в состав бандформирований и «мочили» русских в горах. Потом родился приказ о формировании чеченских спортивных рот на базе СКА. Однажды центральная российская газета разродилась шокирующей статьей о беспределе «армейцев»: насилуют местных девчат, оскверняют памятники погибшим на Северном Кавказе и прочее. Только никто не подумал о том, что они – самая настоящая диверсионная группа, классически внедрившаяся на территорию чужого государства.
В 13-й армии в свое время был полк связи, через который «проходили секреты государственной важности». Его охрану осуществлял 296-й отдельный разведывательный батальон спецназа. Точнее, три роты этого батальона. А четвертая, урезанная до взвода, была укомплектована настоящими профессионалами и расквартирована совсем в другом месте. Ее назначение – диверсии за рубежом. Диверсанты должны представлять местность, на которой им предстоит действовать. Чтобы выезжать за рубеж для выполнения заданий, они были объединены в спортивную команду общества Центрального спортивного клуба армии. Таких команд было много в военных округах и флотах, и каждая отвечала за свою страну. Разумеется, изучали язык. И задачи перед ними ставились неслабые, вплоть до устранения военной «верхушки» и лидеров государств.
И с этим чеченским взводом смерти то же самое. Никакой разницы.
Еще ничего не зная о личностях террористов, захвативших вокзал, генерал Кудряшов здраво рассуждал: вторжение Басаева в Дагестан – игрушки. Начало очередного витка противостояния начиналось из глубины России. Важно не то, чем все это закончится, полагал генерал, а то, что это началось. По большому же счету это продолжение: взрывы домов с мирными жителями – захват заложников на Дубровке – теракты в электричке и Московском метро. Теперь же по всем «революционным» правилам – захват вокзала, стратегически важного объекта, «ворот города». Интересно, где находятся «ворота» страны? Где-то совсем рядом, рукой подать, судя по всему.
Позже Кудряшов припомнит эпохальную фразу: чеченцы должны служить в Российской армии. Она теряла свою значимость в примечании: на территории Чечни. Ну да, это чтобы не было скучно федеральным войскам, 42-й дивизии – в частности. И как раз «позже-то» и скрипнет зубами: указ о комплектовании «чеченских спортивных рот» был создан как раз для того, чтобы российское население не захирело. Собственно, в продолжение эпохальной фразы, которая разрослась и приняла окончательный смысл.
Потом он успокоится – найдет утешение. И вспомнит, где главные ворота страны. Они всегда были универсальными, в них можно въехать как на танке, так и на белом коне.
 
19
Лейтенант милиции с наполовину поэтической фамилией Пушкарев уже дважды видел этого коренастого и неуклюжего малого с черными глазами. Военная форма на нем сидела, как на сдутой резиновой кукле для сексуальных утех. Но первое, что бросилось в глаза офицеру милиции, – это характерно надвинутая на глаза шапка, закрывающая и брови, и половину ушей. Как у наркомана, быстренько сравнил милиционер, зная, что у наркуш постоянно мерзнут уши, пальцы. В общем, из наблюдений лейтенанта следовало: солдат – наркоман.
Пятница. Крайний день. Для Пушкарева – в глобальном масштабе: на завтра было запланировано торжественное событие с «долгоиграющими» последствиями – его бракосочетание с девушкой по имени Оксана. Предстоящий брак Пушкарев считал до некоторой степени мезальянсом: без пяти минут тесть фактически не дал согласия (хотя Пушкарев его особо и не спрашивал), но противился изо всех сил: симбиоз «зять-мусор» его не устраивал в корне.
– Эй, воин! – лейтенант окликнул солдата, в третий раз оказавшегося поблизости. Настроение ни к черту, на работу выгнали, как быка на пастбище. Окончательно испортил торжественное настроение теракт на вокзале. Завтра прохожие будут провожать праздничный кортеж, украшенный разноцветными лентами, косыми взглядами. Коллеги по УВД уже косятся: погибли сослуживцы, траур внутри управления внутренних дел в частности и МВД в целом. Хоть плачь, хоть смейся. Впору отменять свадьбу.
Пушкарев бросил взгляд на часы: домой уже пора. Полковник Дамаскин отпустил лейтенанта со злобной присказкой: «Проверь, сколько там нассали спортсмены, и вали примерять свадебный костюм». Как раз по пути: мимо технической станции, сразу за которой открывался кольцеобразный автомобильный подход, и на дорогу, пересекающую поселок железнодорожников. А там любая машина попутная. Побыстрее бы приехать в отдел, скинуть автомат и – домой.
– Эй, воин! Хватит мотаться туда-сюда. Вам было русским голосом сказано: ходить группами по пять-шесть человек. Ты случайно не косяки палишь в одиночку? А ну, иди сюда. Шевели лаптей! – лейтенант замерз. Пальцы ног вообще ничего не чувствовали. Руки в шерстяных перчатках еще ничего, их можно попеременно засовывать в карманы форменного серо-синего бушлата с броской желтой надписью на спине: МИЛИЦИЯ. Ноги в карман даже при всей врожденной изворотливости не засунешь. – Ну-ка покажи, что у тебя в карманах, – начал привычно докапываться Пушкарев. До столба мог докопаться, а до этой прямостоячей «шпалы» – легко; кавказские черты солдата при его приближении проступали все отчетливее. Вот Пушкарев различил (когда «шпала» поправила шапку), что уши у него сломаны («Борец?» – спросил он себя), поэтому натянул шапку на глаза? Солдат-наркоман-спортсмен. Дикий, на сей раз – профессиональный симбиоз, рожденный в голове лейтенанта. Не хватало еще одного определения, которое все расставило бы по местам.