Журнал «Если», 1998 № 03

Но этим серым осенним днем смотреть на выставке было особенно не на что. Даже газовые фонари еще не зажгли. Стражи не наблюдалось, так, одни охранники с выставки, значит, не было и ученых, знающих Слово. А стало быть, ничего по-настоящему редкого и ценного. Так, машут крыльями две маленьких телеграфных башни, скучает возле зрительной трубы паренек — подмастерье оптика…
По ковру из желтых листьев, устилающему каменные дорожки, мы дошли до маленькой часовенки — двойной, сразу и Сестре, и Искупителю поставленной. Редко такие делаются. Рууд сразу повел меня к лику Искупителя, и это было правильно. Мы оба Господу через Сестру молимся, значит, сейчас важно Искупителю молитву вознести.
Служитель, похоже, принадлежащий к священникам Сестры, почтительно остановился в стороне, не рискуя мешать паладину. Мы молча помолились. Стоя на коленях, я смотрел на скорбный лик Искупителя, грубым вервием привязанного к святому столбу.
Вразуми!
Ты самому Господу — сын приемный, рядом с ним вставший. Редко я к тебе обращаюсь, строг ты к грешникам, уж легче через Сестру прощение попросить. Но вот теперь… может, укажешь путь? Что мне делать? Веру диким чернокожим нести? В монастыре укрыться?
Искупитель молчал. Неужели и ему не до меня?
Вразуми!
Наверное, на миг я взмолился так сильно, что в голове помутилось. Мне показалось, что я вижу… нет, не деревянную скульптуру, пусть и сработанную святым мастером и со всем возможным мастерством. Мне показалось, что я вижу Искупителя наяву. Показалось…
На миг.
Если это был ответ Искупителя — то я его не понял.
Брат Рууд закончил молитву, подошел к служителю. Они облобызались, поговорили минуту. Потом паладин направился к лику Сестры. Я еще постоял на коленях, пытаясь вызвать ушедшее ощущение… ощущение жизни, застывшее в мертвом дереве.
Нет. Больше ничего не было.
Отъехав немного, возницы свернули на неприметную лесную дорогу, и обогнув Брюссель, мы направились на юг. Как они собирались добираться до Рима — через Берн, или Париж, или более не заезжая в крупные города, — я не понял.
Быстро темнело. Вскоре возницы зажгли яркие карбидные фонари, но ход все равно пришлось сбавить. Не та дорога, что между Амстердамом и Брюсселем, не та…
— Брат Ильмар, скажи, каким тебе показался принц Маркус?
Я пожал плечами.
— Да ничего особенного. Мальчишка как мальчишка. Хотя нет, конечно, порода чувствуется. Умный, волевой, собранный… Упрямый.
Брат Рууд кивнул.
— Куда он мог податься? А, Ильмар?
— Мне неведомо. Я же ничего о нем не знаю, Рууд. Попался на пути… втравил в беду. Век бы его не видеть!
Карета вдруг стала тормозить. Святой паладин глянул в окно и вдруг дернулся, застыл.
— Беда, Ильмар, — тихо сказал он.
Я тоже приник к стеклу.
Впереди, в тусклом закатном свете, виднелась другая карета. Стояла она, преграждая путь, а для надежности еще и бревно через дорогу лежало. Рядом маячили силуэты — человек пять-шесть…
— Готовь свой пулевик, — резко сказал Рууд. — И моли Сестру о помощи…
Он распахнул дверь, спрыгнул. Пошел вперед. Кучеры тоже сошли, Двинулись с ним рядом. Я помедлил, прикидывая, не лучше ли выскользнуть через другую дверь и под прикрытием кареты в лес броситься… Мысли недостойные отбросил и выбрался следом, низко надвинув на лицо капюшон. Пулевик тяжело оттягивал карман.
Кто же это нас остановил, да еще так по-воровски? Неужели стража? Или простые лесные бандиты? Душегубцы-то пропустят, они гнева Сестры убоятся, не тронут святых братьев… Что?
На перекрывшей дорогу карете были церковные знаки — святой столб и епископская корона. Как и на нашей, только ниже — эмблема города Кельна.
И стояли перед каретой не смущенные солдаты, не насупленные стражники, не грязные душегубы. Стояли перед ней священники в желтых плащах. И один — в малиновом, с синей каймой.
Святой паладин.
Еще один!
Может, епископ обеспокоился о помощи? Передал — гелиографом или иными быстрыми путями — в Кельн… Да нет, как бы он успел. И зачем подмоге преграждать нам дорогу?
— Мир вам, братья, — приветствовал чужой паладин.
— И вам мир, — спокойно откликнулся брат Рууд.
— Милостью Искупителя мы встретились…
— Милостью Искупителя и Сестры.
Так!
Перед нами были священники не из храма Сестры, а из Церкви Искупителя. Конечно, разницы нет… одному Богу служат…
— Куда направляешься, брат?
Чужой паладин игнорировал всех, кроме брата Рууда. И его дюжие спутники стояли невозмутимо и безучастно.
— По святому делу.
— Далеко ли? Не нужна ли помощь в пути?
— Благодарю, брат, не нужна.
Может, так и разойдемся? Постояв, поговорив, обменявшись поцелуями и рукопожатиями?
— Дозволено ли мне спросить, брат, кто с тобой отправился в путь?
— Святые братья нашего храма. А сейчас помогите оттащить деревья, что случайно упали на дорогу, и сдвинуть к обочине вашу карету.
Я восхитился братом Руудом. Сейчас он вел себя так, как и должен вести настоящий мужчина перед лицом опасности. Без лишней бравады, но и без страха.
— Подожди, брат. Не случайно упали эти деревья, а волею Искупителя.
— Что же случилось, брат?
От этих бесконечных «братьев» уже в ушах звенело. Храни Господь от таких родственничков!
— Мы сами перегородили путь, чтобы не пропустить злодеев.
— И кто же эти злодеи?
— Беглый принц Маркус и каторжник, душегубец Ильмар Скользкий.
Что-то такое я и ожидал услышать. А на «душегубца» обиделся.
— Мне неведомо, где беглый принц Маркус, — вздохнул Рууд.
— Жаль. Но, может быть, нам стоит проверить вашу карету? Вдруг негодяи тайком пробрались внутрь?
В голосе паладина мелькнула насмешка.
— Проверьте, братья. Осторожность никогда не помешает, — спокойно рассудил Рууд.
Чужой паладин помолчал.
— Верю, что их там нет. Скажи, брат, а дозволено ли нам будет рассмотреть лица — твое и твоих спутников?
— Ты подозреваешь нас в укрывательстве преступников? Опомнись, брат! — голос Рууда зазвенел.
— Именем Искупителя, брат! Его правда во мне! Покажите лица!
— Именем Покровительницы! Ее правда во мне! Освободите путь!
Страшное и невозможное творилось на глухой дороге. Святой паладин Искупителя и святой паладин Сестры сошлись друг против друга, угрожали — именем единого Бога, которому Искупитель приходится сыном приемным, а Сестра, получается, приемной дочерью…
Потом чужой паладин поднял навстречу Рууду святой столб, что висел на его груди.
— Деревом, к которому Искупителя привязали, кровью его…
— Железом, которого Искупитель касался… — поднимая навстречу свой знак, ответил Рууд.
Опять ничья. У каждого — великий сан, дающийся для великих дел. У каждого в руках святыня, которой подчиняться надо. Это что же получается — Сестра с Искупителем спорит? Или сам Бог не знает, что ему делать?
— Брат…
Чужой паладин протянул руку. Коснулся плеча Рууда.
— Мы служим одному Богу. Искупитель и Сестра — два знамени веры, две опоры небесного престола…
— Ты говоришь истину, брат…
— Зачем лгать? Разве Искупителю и Покровительнице неведома истина? С тобой каторжник Ильмар, а возможно, и принц Маркус…
У меня вспотели ладони. Глянул я на лес, примерился, как в кусты кувыркнуться. Не найдут. По темноте — никак не найдут.
— Ты не во всем прав, брат. Со мной Ильмар, но со мной нет Маркуса. Я везу каторжника…
Какой же я каторжник! Я теперь святой миссионер!
— В Риме ему помогут вспомнить все, что наведет нас на след принца.
— Вряд ли вор что-то знает, — брезгливо произнес чужой паладин.
— Брат, найти и убить Маркуса — наш святой долг…
Вот это да!..
Я отступил на шаг. Чужой паладин бросил на меня короткий взгляд.
Им заповедано крови не проливать! Они ни мечей, ни пулевиков не носят! Как он может говорить об убийстве мальчишки! Как его язык в жабу не обратится!
И как Искупитель позволяет своему паладину о таком думать!