Домовенок Кузька и волшебные вещи

Долго ли, коротко ли они так бежали, и тут клубочек замер как вкопанный. Кузя от неожиданности даже пробежал несколько шагов и клубок за собой протащил. А тому — хоть бы хны, будто он и не бегал по тропкам-дорожкам никогда. Лежит себе на траве, будто только для того и нужен, чтобы шарфы и варежки из него вязать.
Кузя подергал клубок за веревочку, подергал и решил, что так тому и быть — нужно же когда-нибудь отдыхать. Осмотрелся Кузя вокруг — что за место выбрал его помощник для отдыха. Оглянулся — и обомлел. Оказалось, они в том самом страшном лесу, в который Кузю деревья не пускали. Только уже не на опушке они были, а в самой чаще, где деревья стоят обнявшись, и кроны их небо застилают.
— Ах, негодный клубок! — разозлился Кузенька. — Куда же ты меня завел — на погибель верную. Того и гляди из леса волк голодный выскочит или медведь косолапый выбежит. Кто же купца тогда пойдет искать?
Только проговорил так Кузя, как кусты затрещали, деревья зашатались, того и гляди на поляне кто-то страшный объявится. Присел Кузя, зажмурился. Страшно ему, а все одно интересно. Смотрит он одним глазом и диву дается. Что за чудо: лес расступился, шумит и трещит, ветки шатаются, а никого не видно. Будто бы ветер вдруг решил побаловать, домового попугать. И тут вдруг — трах-тарарах! Шмяк, бряк, бу-бух! Вывалился откуда ни возьмись мишка косолапый и на траву как упадет.
— Вот, — говорит, — незадача! И меня никто не видит, и я ничего не вижу!
Поднялся на задние лапы и давай колено потирать — видать, ушибся о пень трухлявый, что в траве стоял.
— Здравствуй, мишенька, — сказал вежливый домовенок. — Отчего ты кусты ломаешь да по траве валяешься? Разве тебе не надо мед у пчел отнимать?
— Мед? — облизнулся медведь. — Мед — это хорошо. Мед — это сладко. Да вот незадача — появилась у меня забава — людей да зверей в лесу пугать.
— Да уж, это у тебя хорошо получается, — поежился Кузька.
— Хорошо-то хорошо. Да только вот никто со мной дружить теперь не хочет. Говорят, неправильный ты медведь. Бурые медведи себя так не ведут. Бурых медведей издалека видно. А ты, хоть и большой, будто мышь, в траве хоронишься. А все шапка проклятая.
— Шапка? Это какая же?
— Да вон в траве валяется. Шел один мужичонка через лес, да шапку эту и обронил. Я возьми ее, да на себя и напяль. А шапка оказалась не простая, а с фокусом.
Тут мишка поднял из травы-муравы шапку, всю расшитую узорами и украшенную каменьями, напялил на голову и… пропал.
— Ну вот, — обиделся Кузя. — Ни тебе здрасте, ни тебе прощай. И вправду — странный какой-то медведь. Наши с тобой по три раза в день здороваются, не отвяжешься.
— Вот, — сказал тут медведь, снова появляясь ниоткуда перед домовенком. — И ты тоже обиделся. Теперь понимаешь, почему со мной никто дружить не хочет?
— Понимаю, — сказал Кузя. — И все из-за шапки?
— Из-за шапки.
— Так давай ее сюда.
Медведь так обрадовался, что его избавили от напасти, что даже предложил Кузю подвезти.
— Куда тебе? — спросил медведь, когда домовенок забрался на его мягкую спину.
— Я сам не знаю, — сказал Кузька. — Сперва мне клубочек дорогу показывал, а теперь он поломался. Расскажи-ка мне лучше, куда тот мужичонка пошел, что шапку обронил.
— А пошел он в сторону переправы через реку Звонкую. Там три дороги есть и три деревни. Вот в одну из деревень мужик и шел. Только в какую — не знаю.
— Вот и отвези меня к этой переправе, а там я уж сам разберусь, — сказал Кузька медведю.
Сказано — сделано. Повез Кузьку медведь сквозь лес густой, а лес сам по сторонам расступается, дорогу показывает. И вскоре заблестели сквозь листочки первые солнечные лучи, и показалась опушка.
— Здесь я тебя и оставлю, — прорычал медведь. — Негоже мне белому дню показываться.
Сказал он так и затрусил себе в лес по своим медвежьим делам. Вздохнул домовенок — жалко было с медведем расставаться. Большой он, сильный: с таким в лесу не страшно — никто не обидит. Но делать нечего — и медведя можно понять, соскучился по своим. Поэтому Кузенька унывать не стал: выбрался на песчаную дорожку и за клубком зашагал.
 
Глава 4
ЧУДЕСА В РЕШЕТЕ
Не успел Кузя пройти и сто шагов, как снова непонятное случилось. Послышался на дорожке свист, шум, взметнулся песок, будто ветром поднятый, и промчался мимо домовенка вихрь — чуть с ног не сшиб. Промчался вихрь, а вместе с вихрем — голос. Да такой перепуганный, что даже мороз по коже пробежал.
— Помоги… — прокричал голос и скрылся вдали вместе с вихрем.
— Что ж это делается? — покачал головой домовенок.
И только свист и крик затихли вдали, только Кузя собрался дальше идти, как снова — шум, свист да крик.
— Спаси…
— Ничего не понимаю, — пожал плечами Кузька, прислушиваясь, как где-то далеко затрещали кусты.
И в третий раз стал приближаться вихрь. Но на этот раз вдруг клубочек, что вел домовенка по стежке-дорожке, вдруг подпрыгнул, перевернулся, через дорожку перекатился и вокруг столетнего дуба пару раз ниткой обвился.
— Эй, ты чего? — испугался Кузя.
И не успел опомниться — бац! — как дернет его веревочкой! Кузя от неожиданности даже вниз головой на песок полетел — носом дорожку вспахал. Не успел домовенок испугаться да рассердиться, на него сверху что-то как шмякнется, как брякнется! Тяжелое такое, словно мешок с горохом. Лежит Кузенька ни жив ни мертв. Во рту песок, в носу песок, а сверху мешок с горохом. Кому ж такое понравится?
— Ох-хо-хо! — застонал домовенок.
— Эх-хе-хе! — отозвался мешок.
Испугался Кузьма не на шутку и давай быстрей из-под этого странного мешка выбираться. Выбрался и видит: никакой это не мешок оказался, а просто человек какой-то. Человек как человек, только ростом не вышел.
Посмотрел человек на домовенка испуганно и спрашивает:
— Ты кто будешь-то?
— Я — Кузя.
— А почему маленький такой?
— А домовые больше и не вырастают, — обиделся Кузя.
— А ты домовой?
— Домовой.
— Настоящий?
— Можешь пощупать, только за волосы не дергай — больно.
— А я думал, домовые только в сказках бывают.
— И в сказках, и в песнях, и просто так, — согласился Кузя. — Ты-то сам кто?
— Я-то деревни Ольховки житель.
— Ну, житель, — не растерялся Кузя, — давай рассказывай: зачем честной народ пугаешь да откуда ни возьмись на голову сваливаешься?
— Рассказал бы я тебе, — отвечает человек. — Да только у меня так в горле пересохло, что еле дышу. Вот если бы ты мне попить принес во-он из той речки, я бы тебе много интересного порассказал.
И правда — голос у мужика был не голос, а сип какой-то!
— Ну вот еще, — разобиделся Кузька.
Он хоть и добрый домовенок был, да уж очень осерчал, что его так испугали. И так в лесу страху натерпелся, а тут еще и за водой посылают.
— А сам чего не сходишь? — спросил он у незнакомца.
— Я бы сходил, — отвечает. — Да вот только ноги у меня гудят да отваливаются.
— А что так? — снова спрашивает любопытный домовенок.
— А ты сходи за водой — я тебе и расскажу.
Вот хитрый мужик попался! Нечего делать — надо за водой идти. Собрался Кузька и потопал по тропинке к ручью, через который только что перебрался. Там свернул большой лопушиный лист ковшиком, зачерпнул студеной водицы и пошел обратно.
Шел-семенил, старался водицу донести и не капли не пролить. А то песок он вон какой — выпьет всю воду до капли, ищи ее потом.
Принес домовенок мужичку водицы, тот испил и говорит:
— Вот спасибо тебе, малыш! Такая вкусная была водица, слаще меду. Теперь я тебе и историю свою могу рассказать. Во всем любопытство мое виновато. Говорила мне жена — не суй свой нос куда не следует. А я, дурень, не послушался ее. И вот…
— А взялся-то ты откуда? — спрашивает нетерпеливый Кузя.