Рыцари Серебряного Щита

— Погляди и пойдём спать, — подтолкнула подругу Кристя.
Данка поднесла бинокль к глазам. Сквозь оптические стёкла было видно синее небо, освещенное снизу. Стоит немного опустить бинокль, и этот странный отсвет бледнеет, отдаляется… Перед глазами появляются толстые стволы очень близких сосен.
Прежде чем Данка сообразила, что смотрит в бинокль с противоположной, чем раньше, стороны, из-за деревьев появился широкий медный щит. Он начал взбираться вверх, разбухать. И вот над пущей повисла огромная и странная, совсем не такая, как обычно, Луна. Словно паутинки, от неё бежали к земле серебряные нити. Что-то шевельнулось, сверкнуло пёстрыми красками, заскользило вниз со стеклянным звоном и… треснуло.
— О-о! — вздохнула Данка, опустила бинокль и замерла от удивления.
В трёх шагах от скамейки стоял высокий, странно одетый человек. В одной руке он ещё держал пучок лунных лучей-паутинок, а другой снял с головы красную четырёхугольную шапку, обшитую барашком, и низко поклонился. Ребята увидели красные сапоги с высокими голенищами и шпорами, голубые шаровары и зелёный кафтан с длинными рукавами. Звякнула кривая сабля, подвязанная на длинной портупее к золотому поясу. Когда незнакомец выпрямился, то дети заметили, что у него загорелое, суровое лицо и пышные, закрученные кверху усы.
— Батюшки! — прошептал Здись. — Да это же Тот, Который упал с Луны!..
  
ГЛАВА III,
 
в которой произносятся удивительные заклинания, Андрейка уплывает с негритёнком за жуками, а остальные идут на Великолепный Пир в Замок
 
— Честь имею приветствовать вас, вельможные паны и пани, — сказал Тот, Который упал с Луны. — Я вижу, вас удивляет моё появление. Позвольте, однако, выразить вам моё глубочайшее почтение и разрешите представиться. — Подкручивая усы, он щёлкнул каблуками так, что громко зазвенели шпоры. — Я — Твардовский, мастер всяческих магий и чернокнижник.
Наступила мрачная тишина, припорошённая лунным блеском. Только эхо отскочило от чёрной стены леса, удивлённо прошептало: «…овский …агий …ернокнижник» — и тут же умолкло. Ребята, продолжая сидеть на скамейке, теснее прижались друг к другу, а Здись сунул руку в карман и, лихорадочно работая пальцами, незаметно раскрыл складной перочинный ножик.
Твардовский стоял неподвижно, ожидая ответа на свое приветствие. Слегка раздражённый долгим молчанием, он снова подкрутил усы и положил руку на эфес сабли. Холодно блеснули драгоценные камни, украшающие рукоять, — алый рубин, фиолетовый аметист и молочно-белый опал. Азор негромко заскулил, словно хотел этим напомнить, что собаки не умеют говорить и потому он ничем не может помочь детям. А дети забыли, что у каждого из них есть во рту язык. Кто же всё-таки первым наберётся отваги и ответит на приветствие чернокнижника?
— Добрый день, пан! — сказал Андрейка. Он опустил ноги на землю и вежливо поклонился. — Только не трогайте, пожалуйста, это бинокль моего папы. Если папа узнает, то он даст вам прикурить… — Тут он запнулся и начал размышлять над тем, могут ли взрослые давать друг другу прикурить или нет.
Твардовский важно кивнул головой.
— Добрый день, ваша милость! Стёкол оных чародейских, биноклем зовущихся, я не трону. Есть у меня своё зеркало, глядя в которое я вижу будущее, увеличительные стёкла, с помощью которых я добываю огонь. Я не причиню вам никакой обиды. Можете положиться на меня. Считайте меня другом и слугой своим. Благодаря вам после четырёхсот лет непрерывного сидения на Луне я смог вновь вернуться на Землю. О радость, как приятно чувствовать её опять под своими ногами, как приятно выпрямиться и расправить затёкшие руки и ноги!
Чернокнижник сладко потянулся и украдкой зевнул.
Данке он показался в этот миг удивительно похожим на её папу, когда тот утром очень неохотно поднимается с постели. Осмелев, она спросила:
— Пан случайно не ошибся? Четыреста — это значит четыре раза по сто лет. Слишком долго. А тем не менее вы выглядите не таким уж старым, и у вас нет седин в усах…
«Диво-дивное, — подумал Твардовский. — И с каких это пор жёны в математике столь сильны стали?» А вслух сказал:
— Да, да. Я не ошибся. Четыреста лет. А молодо я выгляжу по той причине, что искусством волшебства изрядно владею. Ваша светлость панночка слыхала, наверно, о том, что, ещё на Земле будучи, приказал я слуге своему, Пайонку, рассечь моё тело на семьдесят два куска и закопать их под стеной кладбищенской, чтобы спустя три года, семь месяцев, семь дней и семь часов мог я на фиалках и тимьяне возродиться юношей?
— Ого! — удивилась Данка. — А это очень больно было?
— Нисколечко!
— Видно, вас усыпили или местный наркоз сделали. Когда я рассекла себе бровь, прыгая через козлы на дворе, мне нельзя было дать наркоз, и доктор зашивал рану просто так. Очень больно было! Тот пан Пайонк — это доктор?
— А на чём пан полетел к Луне? На ракете? — вставил Здись давно обдуманный им вопрос.
— А как же вы теперь слезли? — добавила Кристя.
— На Луну меня черти понесли, — пояснил Твардовский.
— Нехорошо так говорить, — возмутился Андрейка. — Когда мама говорит папе, что его опять где-то черти носят, то папа говорит маме…
— А теперь вот смог сойти назад на Землю, — продолжал волшебник, — потому что вы притянули Луну биноклем. Луна была так низко, что слуга мой, Пайонк, закинул паутинку на верхушки сосен, и я по ней съехал вниз.
— По паутинке? И такая тонюсенькая ниточка человека выдержит? Разве что она нейлоновая… — Здись с подозрением оглядел Твардовского. — Ведь пан на муху вроде бы не похож…
— Остерегайтесь, ваша милость, шляхтича с мухой сравнивать! Паутина эта, сотканная из лунных лучей, великую прочность имеет. Разве вы не слыхали о моих волшебных чарах? О том, как я мост из мака строил, как свил кнут и кнутовище из песка, как сел верхом на коня, намалёванного над дверью?..
— Так, так! Теперь знаем, знаем! — воскликнули разом Данка и Кристя. — Мы в школе наизусть учили стихотворение про вас [3]:
 
 
За столом сидит Твардовский,
 
Подбоченясь, как паша.
 
И хохочет: «Я таковский!
 
Пой, душа! Гуляй, душа!..»—
 
 
выкрикивали со смехом девчонки, довольные тем, что удивительный незнакомец оказался хорошо знакомым, весёлым героем любимого стихотворения.
Твардовский, однако, почувствовал себя несколько оскорблённым тем, что к нему не проявлялось достаточного уважения как к магу и волшебнику. Он левой рукой описал в воздухе большую дугу, и неожиданно в вечерней синеве неба замелькали чёрные тени, раздался приглушённый писк летучих мышей. Дети, встревоженные, притихли.
— Если вам что надо, скажите, — обратился к ним чернокнижник. — Силой чар своих таинственных я могу перенести вас за семь миль или зажечь светильный огонь лампы Аладдина, — и волшебник внимательно посмотрел на ребят, чтобы видеть, какое впечатление произвели его слова.
— Свет не надо зажигать, — сказал Здись. — Мы и сами сумеем. Повернуть выключатель — не хитрое дело. Однако мама очень огорчается, когда приходит большой счёт на электричество.
— И переносить нас никуда не нужно, потому что мы дома сторожим, — добавила Кристя. — А у Андрейкиного папы есть мотоцикл. Из него можно выжать сто километров в час, а не семь миль. Завтра на нём поедем.
— Я поеду, а не ты, — уточнил Андрейка. Ему надоел уже весь этот разговор, полный непонятных и странных слов. И потому он добавил: — Коль пан сумеет, то пусть сделает так, чтобы это море на песке стало настоящим, и корабли чтобы плыли, и чтобы я пошёл себе на прогулку с куклой, с тем вон негритёнком, что там сидит, — показал малыш прутиком и сладко зевнул.