Невероятное нашествие медведей на Сицилию

  
Глава шестая
 
Тем временем в столичном театре Эксельсиор на праздничное представление в честь Эрцгерцога собрался высший свет во всём своём блеске и великолепии. Семь дней назад медведей отбросили от стен крепости: чем не повод для веселья? Как не отметить такое событие! Парадный зал сверкал изысканными нарядами дам и пышными костюмами кавалеров. Среди гостей были индийский принц с принцессой, офицеры всех родов войск в парадных мундирах, князи, виконты, маркизы и баронеты. И даже сам Лангравий, хотя мы толком не знаем, кто он такой. Ещё в театре было два важных сановника персидского двора. Был там и профессор Де Амброзиус, инкогнито (вот только как оставаться инкогнито с таким лицом, которое видно за версту?). Он сидел в отдельной ложе, в гордом одиночестве. На голове у него был неизменный метровый колпак.
Программа была составлена исключительно для ублажения Эрцгерцога. Вот что в ней было:
 
 
Экзотический танец шести балерин,
 
впридачу мавр, но только один.
 
Несколько глотателей огня и шпаг,
 
которые рот разевают так,
 
что не успеешь и глазом моргнуть —
 
многих предметов уже не вернуть.
 
Еще тигры и львы — совершенно ручные,
 
клоуны - глупые или смешные,
 
акробаты, фокусники, чревовещатели,
 
другие номера, отобранные тщательно.
 
К примеру, диковинка: говорящие блохи
 
в цилиндрах и перчатках! Совсем неплохо!
 
Дрессированные лошади, тюлени учёные,
 
слоны — их восемь — белые и чёрные.
 
А также двадцать французских танцовщиц
 
и... гвоздь программы, небыль из небылиц —
 
все разинут рты, головы задрав —
 
под куполом на проволоке медвежонок Голиаф.
 
И нигде, никогда, хоть за тридевять земель,
 
ты другого такого не сыщешь, поверь.
 
 
Ещё утром публика слышала, будто медведи вновь пошли на приступ. Поэтому все были слегка взволнованны. Однако появление в театре Эрцгерцога и Эрцгерцогини при полном параде развеяло опасения. Коль скоро Их Высочества соблаговолили принять участие в представлении, можно было не волноваться: дела, слава богу, идут хорошо. Играл оркестр, балерины порхали, как бабочки, а чревовещатель издавал своим чревом — к удивлению невежд, уверенных, что всё это фокус — такие звуки, какие не издают даже гробницы.
Время от времени Эрцгерцог делал знак своему адъютанту. Тот подбегал стрелой за очередным приказанием.
— Какие новости? — спрашивал Эрцгерцог.
— Всё хорошо, Ваше Светлейшество, — отвечал адъютант, не смея сказать правду о том, что всё было совсем даже не хорошо.
Музыканты продолжали играть, балерины кружились в танце, фокусник извлекал из пустых цилиндров живых кроликов, а чревовещатель вещал животом на всевозможные лады и даже пропел песенку, сорвав аплодисменты. Довольный Эрцгерцог улыбался, ему было весело. Разве всё не складывалось как нельзя лучше?
На самом деле всё летело в тартарары. Медведи уже взяли крепость и прорвались на столичные улицы.
Разгром завершился самым невероятным образом прямо в театре Эксельсиор. Под восторженные аплодисменты публики медвежонок Голиаф уже начал свой головокружительный номер. Он шёл по проволоке на высоте двадцати метров от сцены и при этом крутил китайский зонтик. Тут послышались непривычные голоса. Занавес распахнулся, и сам Царь Леонций во главе небольшого отряда вооружённых медведей появился в партере.
— Ой, да это медведи! — ахнула в ложе третьего яруса невеста Лангравия и со стоном упала без чувств.
— Руки вверх! — рявкнули звери почтенной публике.
Онемев от ужаса, все подняли руки. Кроме балерин, которые до того перепугались, что окаменели, словно статуэтки с поднятыми ножками. Так их потом и запечатлели на фасаде театра, дабы увековечить это историческое событие. Вы и сегодня можете ими полюбоваться.
Но что происходит с Леонцием? Почему, вместо того, чтобы броситься на своего заклятого врага Эрцгерцога, он уставился на медвежонка-канатоходца? Почему он тянет к сцене лапы и шатается, как пьяный?
 
 
Вот вам, ребята, загадка: кто скажет,
 
что приключилось с Царем медведей?
 
Почему, позабыв обо всем на свете,
 
он шелохнуться не смеет даже?
 
И среди всех выступающих артистов
 
смотрит только на мишку-эквилибриста?
 
Вспомните нашей истории начало:
 
уверен, что мишку уже вы встречали.
 
Вы ведь смышленые. Догадались: то не
 
кто иной, как пропавший...
 
 
— Тони! — выкрикнул не своим голосом Леонций, узнав похищенного сынишку.
Медвежонок тоже распознал голос отца, хотя прошёл не один год. От неожиданности он оступился и чуть было не сорвался вниз. Но Тони был прекрасным артистом. Он тут же восстановил равновесие и продолжил опасную прогулку по проволоке, не забывая вертеть китайский зонтик.
— Папа, папа, — лепетал в ярких лучах прожектора славный медвежонок, которому дали это несуразное имя — Голиаф, чтобы собирать побольше зрителей.
Вдруг послышалось: — Бах! — и все подскочили на месте. Эрцгерцог сразу всё понял и решил отомстить. Он выстрелил в Тони из своего безотказного пистолета с агатовой рукояткой, украшенной драгоценными камнями! А ведь он мог сразиться с Леонцием, своим главным противником. Но нет, Эрцгерцог гораздо хуже, чем о нём думают. Он задумал убить сына Леонция.
Вот беда, так беда! Не станем описывать последовавшую суматоху, чтобы не терять времени. Поднялся страшный крик, посыпались проклятия, послышался плач. Медведи, находившиеся в партере, немедленно открыли огонь, изрешетив пулями Эрцгерцога. Тот рухнул, сражённый наповал. По залу распространился едкий запах пороха. Старым солдатом он даже приятен, а вот придворные дамы и фрейлины от него чихают.
А что же Тони? Увы, он ранен и летит вниз головой на сцену, где стоят окаменевшие балерины. Он упал и лежит без чувств. Отец спешит ему на помощь.
 
 
Прижимая к груди любимое чадо,
 
Царь Леонций слёзы над ним проливает
 
и, горем убитый, так причитает:
 
«Мальчик мой, зачем судьбе было надо,
 
чтобы я столько тебя искал,
 
а, встретив, снова тебя потерял?»
 
И Тони, открыв глаза, наконец
 
прошептал: «Всё кончено, прощай, отец».
 
Словно ребёнок, Царь зарыдал
 
и опять в отчаяньи сына позвал:
 
«Не надо, Тони! Тебя спасут.
 
Теперь мы вместе. Я с тобой, я тут.
 
Мы тебя вылечим. Не умирай!
 
Жизнь будет снова похожа на рай».