Сказочное невезение

– Кстати, а кто или что такое этот Лудвич, в который смылся граф, так разгневав этим графиню?
Я вытаращился на него. Как можно такое не знать?
– Так это же столица! На Сассекской равнине, рядом с Малым Рейном. Это все знают!
– О! – сказал Кристофер. – А. Так граф поехал поразвлечься, да? Ты понимаешь ли, Грант, когда живешь с цыганами, география в голове начинает путаться. Они-то никогда не потрудятся рассказать, где мы и куда направляемся. Так в какой части страны мы сейчас находимся?
– В Английских Альпах, – ответил я. – Прямо над Столчестером.
Удивление мое не проходило.
Кристофер повторил:
– В Английских Альпах. Ага. – Вид у него был серьезный и вдумчивый. – А какие еще бывают Альпы? Это я так, спрашиваю ради интереса.
– Французские, Итальянские, Австрийские, – ответил я. – По сути, все они – одна цепь. А Английские Альпы разделены Фризией.
Вид у Кристофера сделался вконец озадаченный. Выходило, что в географии он – полный профан.
– Фризия – это такая страна, граничит с Англией, – пояснил я. – Вся Европа между Лудвичем и Московой совсем плоская, а Альпы образуют на ее юге что-то вроде полумесяца. Английские же Альпы лежат к северу от равнин.
Кристофер кивнул, в чем-то соглашаясь с самим собой. Мне показалось, я расслышал, что он прошептал:
– Ну конечно, это же Седьмые Миры, какие тут Британские острова.
– Что? – переспросил я. – О чем это ты там?
– Да ни о чем, – ответил он. – Совсем засыпаю.
Ничего он не засыпал, а вот я – да. Когда Эндрю наконец нас отпустил, я добрел до лифта, выбрел из него, рухнул в ночную рубашку и с ней вместе в кровать и тут же заснул. Позже расслышал сквозь сон, как Кристофер встает. Я решил, что он надумал отлучиться в уборную в конце коридора, и стал в полусне ждать его возвращения. Но он не возвращался очень долго, я успел провалиться в крепкий сон и не слышал, как он пришел обратно. Знаю одно: на следующее утро он лежал в постели и крепко спал.
Разбудили нас на рассвете.
Под конец мы к этому попривыкли, но первое утро было просто ужасным. Пришлось напялить фартуки и бродить по замку с большими корзинами, собирая в них обувь, которую надлежало почистить: от чердака и до самого низу. Почти возле каждой двери стояло минимум по одной паре. Мистер Амос, например, выставил целых четыре пары миниатюрных черных ботинок. Графиня – дюжину пар, одна элегантнее другой. Под дверью леди Фелиции тянулся целый ряд сапог для верховой езды. Вниз в подклеть мы вернулись, шатаясь под тяжестью этого груза, зато, к облегчению своему, обнаружили, что чисткой занимается специальный слуга. Мне в то утро зубы-то было нелегко почистить, какая уж там обувь.
Потом нам позволили позавтракать в компании красноглазых ворчливых лакеев. У Эндрю в тот день был выходной, так что заправлял всем Грегор, а он успел нас обоих невзлюбить, в особенности Кристофера. Он отправил нас наверх, в столовую Семейства, еще до того, как мы проглотили последний кусок. Сказал: там обязательно кто-нибудь должен дежурить на случай, если кто-то из членов Семейства спустится пораньше.
– Наврал, зуб даю! – сказал Кристофер.
К моему несказанному ужасу, он взял с огромного буфета хлеб с вареньем и принялся уплетать. Впрочем, когда явились другие лакеи, они все занялись аккурат тем же самым.
Надо сказать, хорошо, что они явились. Еще не было и семи, а в гостиную уже вступила леди Фелиция – бледная, задумчивая, в костюме для верховой езды. Ее никто не ждал. Грегор вынужден был запихать свой ломоть хлеба с вареньем под буфет, но рот у него оказался так набит, что другому лакею пришлось осведомиться у леди Фелиции, что их светлость желают на завтрак. Она сказала печальным голосом, что только кофе и булочек. Она собирается на верховую прогулку, добавила леди Фелиция. А потому не сходит ли Грегор на конюшню и не попросит ли оседлать Айсберга. Грегор все еще не в состоянии был говорить, в противном случае он послал бы Кристофера. Атак пришлось идти самому, с хмурой гримасой на физиономии.
Когда в гостиную вошла графиня, явно чем-то раздосадованная, буфет уже был уставлен блюдами под серебряными полукруглыми колпаками – большую часть мы с Кристофером притащили из кухонного подъемника; выбор у графини был велик, от мяса-гриль до копченых почек и рыбы. Она откушала почти всего, успевая в процессе допрашивать бедного недомерка-бухгалтера с заложенным носом.
Звали его мистер Смайзерс, и он, похоже, едва приступил к собственному завтраку – и тут его сорвали с места. На графинины сменяющиеся тарелки он взирал с сокрушением. Кстати, явился он далеко не сразу, так что Грегор отправил Кристофера его искать, графиня же тем временем сердито барабанила длинными жемчужными ноготками по скатерти.
Кристофер упругой походкой вышел из залы и почти сразу же, такой же упругой походкой, вошел обратно вместе с мистером Смайзерсом, который вел себя так, будто Кристофер приволок его за шкварник. Грегор бросил на Кристофера убийственный взгляд. Признаться честно, в кои-то веки раз я был с Грегором солидарен. Вид у Кристофера был немыслимо самодовольный. А когда он напускал на себя такой вид, мне всякий раз хотелось его треснуть не меньше, чем Грегору.
У мистера Смайзерса явно вышли неприятности с графиней. У нее была жуткая привычка распахивать свои льдисто-голубые глаза очень, очень широко и произносить нежным, холодным, воркующим голосом:
– Поясните свои слова, Смайзерс. Почему именно так?
А иногда она просто спрашивала:
– Почему? – И это было даже хуже.
Бедный мистер Смайзерс шмыгал носом, дергался и пытался объяснить. Речь шла о каких-то ее деньгах, которые где-то задержались. Нам ничего не оставалось, кроме как стоять и слушать, как он пытается оправдаться.
Странно все это выглядело. Вроде бы самая обыкновенная история – что-то там связанное с арендной платой за фермы и трактир в Столстеде, а еще за какие-то владения графини в Лудвиче. Я все вспоминал слова дяди Альфреда о финансовых операциях Столлери по всему свету и операциях на рынке, ради которых приходится тасовать вероятности, и недоумевал все сильнее: может, дядя Альфред чего-то недопонял? Он говорил мне про миллионы на бирже, а тут графиня расспрашивает про шестьдесят, восемьдесят и сто. Я запутался. А потом подумал, что по-настоящему большими деньгами, наверное, распоряжается граф. Кто-то же должен ими распоряжаться. Стоит взглянуть на Столлери, и становится ясно: на содержание такого хозяйства уходит пропасть денег.
Впрочем, толком поразмыслить я не успел, потому что миссис Балдок вызвала нас звонком буквально в ту же минуту, когда графиня окончательно расправилась с мистером Смайзерсом, а заодно и с завтраком. Мы с Кристофером рысью помчались в покой домоправительницы. Когда мы ввалились туда, миссис Балдок уже ходила взад-вперед между своих миленьких цветастых стульев и столиков с изогнутыми ножками. Красные пятна у нее на щеках от раздражения стали чуть не лиловыми.
– Я могу уделить вам всего пять минут, – заявила она. – После этого я должна явиться на ежедневную беседу к графине. Настало время обозначить вам цели и задачи вашего обучения. Мы рассчитываем, что тот из вас, который в итоге займет должность личного лакея графа, изучит к этому моменту все премудрости ведения домашнего хозяйства. Прежде всего вы должны освоить, как следить за гардеробом джентльмена, принимая во внимание все его разнообразные занятия. Костюм для рыбалки следует подбирать с тем же тщанием, что и вечерний туалет, при этом существует шесть разновидностей официального вечернего платья…
Она распространялась про одежду никак не меньше минуты. У меня мелькнула мысль, что, если граф в любую поездку берет с собой все то, что, по словам миссис Балдок, ему совершенно необходимо, в Лудвич он наверняка отбыл на грузовике. Я смотрел, как ноги ее ступают на цветастый ковер. Лодыжки у нее были толстенные, складки жира свисали на туфли с пряжками.
– Стирка, уборка постели и поддержание чистоты – не менее важные вещи, – продолжала она. – А чтобы выучиться удовлетворять все желания джентльмена, вам предстоит освоить искусство составления цветочных композиций, парикмахерское ремесло и основы кулинарии. Кто-нибудь из вас умеет готовить?