Маяк на Омаровых рифах

— Тереза! — взревел Мурлык. — Тере-е-е-е-е-еза! На помощь! На по-о-омощь! На по-о-о-о-о-омощь!
Он со страхом поднял глаза наверх, и через минуту из дырки в потолке показалась Терезина мордочка.
— В чем дело, крошка? — спросила она с довольным видом.
— Меня отравили! — всхлипнул кот. — Ты была права! В ушах уже шумит. Что делать? Неужели помру? Ведь я еще такой молодой!
— Против крысиного яда есть средство! — заорала Тереза, стараясь перекричать ужасный шум в амбаре. — Верное средство! Тебе надо напиться речной воды в соседней деревне. Если побежишь бегом, то часа за два поспеешь. Торопись, не то будет поздно! Вон окошко открыто!
Мышь едва успела договорить, как Мурлык рванулся к окну, спрыгнул на улицу и помчался из города, как ошалелый. Кот поверил, что его отравили крысиным ядом, и побежал на реку спасаться.
И чуть только он выскочил из амбара, как отовсюду: из дырок, из мешков, из щелей между досками — с хохотом, улюлюканьем, прыгая и кувыркаясь от радости, повылезали сорок шесть дам, тридцать семь кавалеров и семнадцать подростков. А там и сама Мышь Тереза спустилась с чердака и через сени прошествовала в амбар. Ее встретили такими бурными лапоплесканиями, что стены задрожали.
— Ты гений! — воскрикнул главный советник по вопросам строительства. — Я велю поставить тебе памятник из эдамского сыра!
Но толстая Мышь Тереза вполуха слушала эти льстивые речи. Она вообще была дамой практической.
— Крошки! А ну-ка, закройте окно! — гаркнула мышь сквозь всеобщий шум и суматоху. — Не то достанется нам от кота! Живо! На подоконник!
Мыши вскочили на подоконник: раз, два, взяли! — и минуты через четыре общими усилиями закрыли тугое окно. Четыре юных спортивных мыша исхитрились даже накинуть щеколду.
Боже, какое счастье! Мыши с восторгом пожимали Терезе лапки, а потом все поспешили в щели и дыры по домам: за карнавальными костюмами, сыром, вином и салом.
И в девять вечера карнавальная ночь вступила в свои права. Среди ряженых можно было встретить кавалеров, разрисованных под тигров, дам в кружевных нарядах и мышат с завитыми хвостиками. Такого чудного карнавала мышиный народ Пискунберга еще не знал. Повеселились на славу, и городской летописец, некто Пискуниус Крысохвост, написал для местной газеты «Грызунский курьер» такое стихотворение:
  
Отчет о Пискунбергском мышином карнавале, изложеный в стихах Пискуниусом Крысохвостом, городским летописцем
 
 
 
Сей карнавал мышиный
 
Собрал весельчаков,
 
И все они с хвостами,
 
И все без башмаков.
 
 
 
 
И мышки-дамы важно
 
Судачат под шумок,
 
А кавалеры курят
 
Диванный табачок.
 
 
 
 
И, веселясь на славу,
 
Пьют, как заведено,
 
Из золотых наперстков
 
Ганзейское вино.
 
 
 
 
Под звуки мандолины
 
Танцует весь народ.
 
А Бимбо Бимболини
 
Хвостом ритмично бьет.
 
 
 
 
Стоит он, как на сцене,
 
А мыши перед ним,
 
И принц сладкоголосый
 
Поет мышиный гимн.
 
 
 
И от души поет он,
 
И подогрет вином:
 
«Ах, ничего нет лучше —
 
Быть на земле мышом!
 
 
 
Во всех, во всех объедках
 
В садах, под сенью крыш,
 
В лачугах и хоромах
 
Да торжествует мышь!»
 
 
 
 
Поет певец все громче,
 
И хор гремит кругом:
 
«Ах, ничего нет лучше —
 
Быть на земле мышом!»
 
 
Эти стихи — достоверное описание знаменитого Десятого Пискунбергского Мышиного Карнавала, который длился всю ночь напролет. Только к восьми часам утра последние гости ушли из амбара и расползлись по дырам, щелям и лазам. Когда же ровно в девять господин Лоскуткинг отпер амбар, чтобы подать Мурлыку завтрак, его глазам открылась такая картина: весь пол был усеян хлебными крошками, кусочками сала, пестрыми лоскутками и липкими наперстками. А кота и след простыл. Возле одного из мешков со старым тряпьем мирно похрапывали две мыши. Заслышав шаги, они спросонок протерли глаза, а когда узнали хозяина, их как ветром сдуло. Старьевщик качал головой, в растерянности оглядывал амбар и не знал, что и думать. Наконец он с ворчанием взял в руки веник, замел разбросанный по полу хлам в совок и бросил в печку.
Так закончился Десятый Пискунбергский Мышиный Карнавал, память о котором будет жива в веках и тысячелетиях. Мышь Тереза снискала среди грызунов громкую славу, а кот Мурлык с досады ушел из города навсегда и коротает свой век отшельником где-то в горах Кавказа.
Когда мышь Филина рассказала на маяке тетушке Юлии эту историю, тетушка долго восхищалась умом и смекалкой отчаянной героини.
— Тереза честно заслужила свою славу! — сказала она. — Но, фройляйн Филина, скажите мне только одно. Неужели это правда?
— Правда — не правда, — ответила мышь, — это дело десятое. Главное, чтоб было складно и хорошо. Впрочем, могу вас заверить, что все это — сущая правда. Как-никак, Мышь Тереза приходится мне родной бабушкой. Кому и знать, как не мне!
— Верно, — обрадовалась тетушка Юлия. — Стало быть, ваша история складная и хорошая, а вдобавок еще и сущая правда. Чего еще желать!
— Теперь ваша очередь рассказывать, — сказала Филина.
— Я знаю одну историю в стихах, — сказала тетушка Юлия. — Про умную мышку. Но за правдивость не могу поручиться.
— Главное, чтоб в рифму и складно! — напомнила Филина.
Тетушка Юлия пообещала, что все так и есть. И прочитала стихотворение…
  
Стихотворение про мышь Циллу
 
 
 
В Свистун-норе, на Хвост-горе
 
Жила мышиха Цилла.
 
У милой вдовушки была
 
Весьма большая вилла.
 
Мех чуть серей,
 
Взор чуть синей,
 
А лапки как чернила.
 
 
 
 
И вот однажды в феврале
 
Шлет Цилла приглашенья:
 
«Жду на воскресный карнавал.
 
Придете без сомненья?
 
Орехи есть, Конфет не счесть,
 
Пирожных и варенья».
 
 
 
 
И ровно в семь полным-полна
 
Была гостями вилла.
 
Тянула лапку господам
 
Для поцелуя Цилла.
 
Вдова была
 
Милым-мила
 
И в платье как чернила.
 
 
 
Ликер вишневый и густой
 
Предложен был вначале.
 
Болтали. А потом гостям
 
Копчености подали.
 
А час настал,
 
Спустились в зал
 
И там потанцевали.