Васек Трубачев и его товарищи (илл. Г. Фитингофа)

— Да ведь статья из-за драки!
— А драка из-за чего? Из-за чего драка, я тебя спрашиваю?
— Из-за мела, — грустно сказал Русаков.
— Из-за мела. Что ж, я молчать буду?
— Лучше бы молчал, — нерешительно сказал Русаков.
— Что?! — Мазин приблизил к товарищу сердитое лицо. — Похож я на свинью, по-твоему?
Русаков бегло взглянул на выпяченные губы товарища, на короткий розовый нос с каплями дождя на широкой переносице, на щелочки глаз и, запинаясь, ответил:
— Да… нет!
— А если я не свинья — значит, я человек, — решил тут же Мазин. — А ты трус!
— Я не трус! — вспыхнул Русаков. — Я тоже ничего на свете не боюсь!
Мазин медленно повернул голову и выразительно посмотрел на окна Петиной квартиры.
— Отца, думаешь, да? — заволновался Петя.
— А то нет? Ты только за себя трясешься. Тебе и товарища не жалко. Трубачева в газете протащили. С первой строки до последней все его фамилия только! Эту фамилию теперь по всей школе трепать будут, а ты… эх, испугался! Как бы отец не узнал! — с презрением сказал Мазин и, отстранив Петю с дороги, пошел к дому. — И чего я только дружу с тобой? — с горечью спросил он, оглянувшись на Русакова.
Петя молчал, яростно обгрызая свои ногти.
— Вынь пальцы изо рта! И подумай о себе… — сказал Мазин, осторожно поднимаясь на цыпочки и заглядывая в окошко первого этажа. — Мама, открой!
Когда Мазин ушел, Русаков глубоко вздохнул и поплелся домой. Он был уже у крыльца, когда свет в его окнах мигнул и погас. Вместо него на занавеске зажелтел тоненький огонек.
«Потушили. Спать легли! — с ужасом подумал Петя. — Ну, теперь будет мне. Сколько раз отец говорил, чтобы я нигде не шатался…»
Дверь оказалась незапертой. Стараясь не шуметь, Петя прикрыл ее за собой, осторожно повернул ключ и на цыпочках прошел через кухню в первую комнату. За ширмами белела его кровать. Он тихонько разделся и накрылся с головой одеялом.
«Притворюсь, что сплю, — тоскливо думал он. — Может, отец до завтра отложит».
Из второй комнаты дверь была приоткрыта. Там горела ночная лампочка и слышались голоса. Сердитый бас отца заглушался тихим, спокойным голосом мачехи — Екатерины Алексеевны. Петя приподнялся на локте и прислушался. Но слов не было слышно. Потом скрипнула дверь. Петя упал на подушку и, стараясь ровно дышать, крепко зажмурил веки. Екатерина Алексеевна, в мягких туфлях, со свечкой в руке, заглянула за щирму.
— Он спит, — шепотом сказала она, прикрывая рукой свечу и возвращаясь к отцу. — Видишь, он спит!
— Знаю я его штучки! Спит! Нашел кого обманывать! — загремел отец.
Кровать затрещала под его грузным телом. Петя съежился в комочек.
— Григорий, я тебе последний раз говорю… я тебе серьезно говорю! — раздался взволнованный голос. — Если ты когда-нибудь тронешь его хоть пальцем, ноги моей не будет в твоем доме. Я знать тебя не хочу! Я тебя возненавижу, понимаешь?
— Да что ты волнуешься, на самом деле? Что, я его хоть раз пальцем тронул? Все только обещаю… А следовало бы разок проучить!
— Гриша, никогда я не позволю…
— Ну-ну, не волнуйся, Катюша! — снисходительно усмехнулся отец.
— Я не волнуюсь, а просто сейчас же уйду. И я не шучу, ты знаешь.
— Да замолчи ты! Сказал — не буду! — рассердился отец. — Но уж если он пакости какие-нибудь будет делать, справляйся с ним сама.
— И справлюсь! У тебя помощи не попрошу.
Петя с широко открытыми глазами сидел на постели и слушал.
«Не выдержит он — побьет меня когда-нибудь… И она уйдет… уйдет… уйдет… — с отчаянием думал он, зарываясь в подушку и обливая ее горячими слезами. — Не буду я один здесь жить! Не буду без нее…»
* * *
Утром Петя проснулся рано и сразу вспомнил вчерашнее.
«Так вот она какая! — думал он про мачеху. — Надо сейчас же Кольке рассказать!»
Он вскочил, оделся и побежал на кухню. Екатерина Алексеевна пришла со двора с пустым ведром.
— Колонка испортилась, — сказала она соседке. — Теперь, пока починят, насидимся без воды.
— Я принесу. Я знаю где! — радостно сказал Петя, хватая пустое ведро.
— Колька! Колька! — забарабанил он в окошко Мазина. Тот отодвинул занавеску и просунул в форточку заспанное лицо:
— Выпороли?
— Наоборот. Она не дала, — прижимая к груди ведро, сообщил Петя.
— Ну?
— Вот тебе и «ну»! Так его пугнула, что держись!
Русаков, оглядываясь во все стороны, передал товарищу подслушанный вечером разговор.
— Так вот оно что… — поднимая брови, протянул Мазин.
Он сидел на подоконнике в одной рубашке, с всклокоченной головой.
— А чего же тебя черти чуть свет по двору носят? Я думал, ты после порки бегаешь, — зевая, сказал он.
— Нет, я с ведром… Как бы не увидели нас вместе, — забеспокоился Петя. — Я пойду, Мазин.
— Ну, иди! А я посплю еще, — задергивая занавеску, сказал Мазин.
Петя побежал по улице.
«Где еще колонка есть, — припоминал он, — или водопровод?»
Колонки поблизости не было.
«В школе! — вдруг вспомнил Петя. Школа была недалеко от их дома. — Легче всего там! Еще рано, ребят нет, а Грозному скажу — отец послал».
Крыльцо было чисто вымыто дождем. На перилах висели половики из раздевалки. Где-то в классах грохотали передвигаемые парты. Слышно было, как Грозный выговаривал уборщице, что она плохо моет пол под партами.
Петя пробрался в умывалку, открыл кран и подставил ведро. Вода текла медленно.
«Сбегаю пока, посмотрю, повесили уже газету или нет», — решил Петя.
В коридоре у классной двери висела новая газета.
«Повесили!»
Петя на цыпочках подошел к ней. Статья Коли Одинцова под жирным заголовком «Жизнь нашего класса» действительно пестрела фамилией Трубачева.
«Вот свиньи! Ну свиньи! — возмутился Петя. — Написали бы: «один мальчик», а то полную фамилию напечатали».
Он вдруг хлопнул себя по лбу, вытащил из кармана химический карандаш, плюнул на ладонь и не раздумывая жирно замазал фамилию Трубачева, потом оглянулся и бросился бежать.
«Вот Мазин обрадуется! Скажет: молодец ты, Петька! — ликовал он, расплескивая себе на ноги воду и сгибаясь под тяжестью ведра. — И как это мне повезло так! Даже Грозный меня не видел».
По дороге он встретил Екатерину Алексеевну.
— Куда ты бегал? Уже в нашей колонке вода пошла. Иди скорей, поешь и в школу собирайся. Я сейчас приду.
«Пока она придет, я ей полным-полно воды натаскаю. На три дня!»
Петя перелил воду в бак, схватил второе ведро и побежал к колонке.
* * *
Мазин взял книги, вышел во двор и тихонько свистнул. Никто не откликнулся.
«Ушел без меня, видно! Не опоздать бы мне», — забеспокоился Мазин.
К забору подошла молодая женщина в меховой шубке и теплом платке.
Мазин сорвал с головы шапку и широко раскрыл перед ней калитку. Он узнал Петину мачеху.
  
Глава 27
 
 
ПОДОЗРЕНИЕ
 
В коридоре около газеты толпились ребята. Через их головы испуганно выглядывали девочки.
— Кто же это? Кто же это? — слышались взволнованные голоса.
— Жирно замазал!
— Одну только фамилию!
— Специально!
— Ох, и попадет за это!
— Одинцов, видел? Пропала твоя статья!
— Не нужно было писать ее!
— Эх, ты, испугался! «Не нужно писать»!
Одинцов молча кусал губы. Лида Зорина черными тревожными глазами об — водила все лица:
— Неужели это кто-нибудь из нашего класса?
Синицына, расталкивая всех, вынырнула из кучи ребят:
— Ой, девочки! Когда же это он сделал?
— Кто «он»? — сердито прикрикнул на нее Одинцов. — Ты знаешь? Держи язык за зубами!
— Фу! Чтой-то мне держать язык за зубами! Это ты бы не расписывался в своей заметке. А то Трубачев! Трубачев! Трубачев! — съязвила она. — Сам на своего товарища написал!