У страха глаза велики
— Сейчас полчетвертого. К половине седьмого постарайся быть дома. Дорогу от метро найдешь?
— Найду, — кивнула Степанида.
— Нет, в метро ты непременно запутаешься, это вам не Москва, ты лучше сядь на автобус…
Она объяснила, где и на какой автобус ей следует сесть.
— Степка, только я тебя прошу… — умоляющим голосом проговорила Матильда. — Будь осторожна. Мы к шести вернемся. Если заблудишься, то позвони…
— Нет, если не найдешь автобуса, то просто сядь в такси и скажи: «Авеню Виктор Гюго». Возьми еще денег.
— Да не заблужусь я. Ты же мне все по карте показала. Ладно, я пошла!
И Степанида вскочила из-за стола.
— Хорошо, иди, а мы, пожалуй, еще посидим чуть-чуть, — улыбнулась Аська.
Степанида выбежала из кафе и остановилась в раздумье, куда пойти. И решила: «Пойду в собор Парижской Богоматери. Столько я уж про него слыхала, а он тут под боком. — Она заглянула в карту. — Ага, я сейчас на набережной Августинцев, хорошо, что карта на русском языке, а то бы хана… Ага, надо пройти вперед и потом по мосту перейти на остров Ситэ, где и расположен собор». Она сложила карту и тут заметила, что у нее развязался шнурок. Степанида нагнулась, чтобы завязать его, и вдруг взгляд ее упал на валявшуюся визитную карточку с золотым обрезом. На карточке изящными буквами было выведено: «Тимофей Михайлович Холщевников». У Степаниды глаза полезли на лоб. Ну ни фига себе! Холщевников! Она осторожно, сама не зная зачем, подняла карточку и сунула в карман. «Ничего, в Москве пригодится, там есть какие-то телефоны-телефаксы, вот пусть Валерка и займется… А я… Мне сейчас не до Холщевникова, я иду одна гулять по Парижу, и какое мне дело до всяких московских преступлений и преступников. Сейчас я в Париже и не желаю ни о чем таком думать». Но это легко сказать, а карточка все-таки не давала ей покоя. Пройдя по набережной в сторону собора какое-то расстояние, она остановилась и вытащила из кармана визитку. Да, действительно, Тимофей Михайлович Холщевников, телефон, факс… Но ведь это значит, что он сейчас в Париже! И, более того, он, наверное, был в том самом кафе, во «Фруктовом раю»! Карточка была чистая, незатоптанная, следовательно, потерял он ее совсем недавно. Может, они были в кафе одновременно? И вдруг она похолодела. А что, если Машин дядя и есть Холщевников? Что-то больше она там русских не приметила. Но если это так, то… Опять удача, невероятная удача! Она сможет очень многое о нем узнать, не вызывая ни малейших подозрений. Просто расспросит о нем племянницу. Они же с Машей едва знакомы, общих тем не так много, и та скорее всего с удовольствием расскажет о своем дяде, которого, похоже, очень любит. Здорово! Просто отлично! Степанида спрятала карточку и побрела дальше. Но все мысли были уже о Холщевникове, собор Парижской Богоматери отступил на второй план. «И что я за дурища такая, — сама на себя негодовала Степанида, — даже в Париже думаю черт знает о чем. И судьба, видно, такая — преступников ловить. Вообще-то, этот Машин дядя совсем на преступника не похож, однако это еще ни о чем не говорит. Не все же преступники похожи на преступников. Стоп, почему я решила, что это обязательно Машин дядя? Может, вовсе другой человек? Но если другой, вряд ли я сумею его найти в Париже, и тогда придется все отложить до Москвы. Хорошо бы… Маша такая милая, и не хотелось бы начинать дружбу с ней с подозрений в адрес ее любимого дяди. И потом, с чего я взяла, что карточку потерял сам Холщевников? Ее запросто мог потерять и кто-то другой, кто-то, кому Холщевников ее дал. Логично? Вполне! Кстати, Машин дядя тоже запросто может оказаться этим человеком. Ох, черт! Что же делать? Может быть, стоит рассказать эту историю Мотьке с Аськой? Вдруг им захочется тряхнуть стариной? Нет, пока лучше молчать… Для начала я сама все выясню насчет карточки и Холщевникова, а там посмотрим… Одна в Париже я могу и не справиться…» Ей вдруг стало как-то неуютно и одиноко. Не слишком ли много она на себя взяла? Но, вспомнив утреннее состояние восторга, решила: «Нет, не позволю никому сломать мне этот кайф!» И, сверившись с картой, она решительно повернула на мост, ведущий к собору Парижской Богоматери.
— Слушай, Аська, а может, пока не поздно, пойдем за Степкой следом, как ты думаешь?
— Зачем это? — удивилась я.
— Ну, подстрахуем ее… — неуверенно произнесла Матильда.
— А если она нас заметит? Что мы тогда скажем?
— Почему это она должна нас заметить? У нас, слава богу, опыт какой!
— Нет, Матильда, нехорошо это… Да я уверена, то она прекрасно со всем справится.
— А если нет?
— Слушай, Мотька, я понимаю, у тебя нервы шалят. Успокойся, расслабься! Представь себе, что ты уехала куда-то, а ее одну в Москве оставила…
— Ну и что?
— Думаешь, ей там меньше опасностей грозило бы, чем здесь и сейчас?
— Наверное, не меньше, но все-таки в Москве столько знакомых…
— Да она обзаведется ими, если нужно, в течение получаса! Ты же видела эту Машу! Вполне нормальная девчонка, не монстр, не бандитка… Не волнуйся, Степанида и в людях разбирается, и вообще в высшей степени самостоятельная особа.
— Аська, ты и вправду за нее не волнуешься?
— Ничуточки. И тебе не советую. Не пропадет Степанида, не такая она… И потом, тут все-таки не джунгли…
— Это да. А знаешь, — улыбнулась вдруг Матильда, — наверное, джунгли — единственное место на земле, куда мне не хотелось бы попасть.
— Почему?
— А что там хорошего? Жарко, душно, под каждым кустом, под каждым листом какая-нибудь ядовитая тварь, фу!
— Я об этом не думала, но… Ты права, Мотька, я тоже не хочу в джунгли, — засмеялась я. До чего же хорошо опять сидеть со старой подружкой, с которой мы понимаем друг друга не только с полуслова, но и с полувзгляда. И она опять словно угадала мою мысль:
— Ох, Аська, до чего ж я рада тебя видеть. Мне тебя так не хватает. Такой подружки у меня больше не будет.
— Мотька, что ты меня хоронишь? Я, между прочим, через год вернусь в Москву! Буду поступать в МГУ!
— Ты еще передумаешь, — вздохнула Мотька.
— Не передумаю! А ты сама-то в Голливуд не укатишь?
— Я? В Голливуд? Ты спятила, да? Я на будущий год тоже буду поступать, в театральный.
— В какой именно?
— В Щукинский, наверное. Как твоя мама.
— А почему только через год? Ты же школу окончила уже?
— А Джульетта? Я с твоей мамой и с Меркуловым советовалась. Они оба говорят, что сыграть в неполные шестнадцать Джульетту — уникальный шанс. Сейчас есть такая возможность, и ее нельзя упустить. Неизвестно ведь, что будет через год, правда?
— Правда. Только, Мотька, ты обязательно сообщи, когда будет премьера, я постараюсь приехать.
— Скажешь тоже, премьера! Мы еще и репетировать не начинали.
— Все равно!
— Сообщу, конечно, куда ж я денусь.
Мы еще посидели в кафе, а потом пошли бродить по городу. В начале седьмого мы уже были дома, и ровно в половине седьмого явилась Степанида, усталая, но довольная.
— Ну ты даешь! — воскликнула Мотька при виде сестры. — Точность — вежливость королей, в тебе, Степка, может, королевская кровь течет?
— Может, и течет, — спокойно согласилась Степанида.
— Ты что-нибудь ела? — спросила я.
— Нет.
— Отлично, сейчас пойдем обедать, а то мадам Жюли сегодня выходная.
— Куда пойдем? — полюбопытствовала усталая Степанида. — Далеко?
— Да нет, тут на соседней улице симпатичный ресторанчик есть, мы туда часто ходим с Ниночкой и с дедом.
— Да ну его, ресторанчик, — заявила вдруг Мотька, — давай лучше я сама чего-нибудь приготовлю. Честно говоря, уже сил нет куда-то идти…
Но тут я увидела, как разочарованно вытянулось лицо у Степаниды. Ей явно хотелось в ресторан.
— Нет, Мотька, мадам Жюли будет недовольна, что кто-то без нее тут готовил, и вообще это рядышком и там очень вкусно кормят. — Говоря это, я кивнула ей на Степаниду, и она все поняла.
— Ладно уж, пойдем.