Заколдованная буква
— Какой козёл? — спросил я.
Мне объяснили, что Дудкин играет Иванушку-дурачка и по ходу пьесы должен приехать к принцессе верхом на козле и с дохлой вороной в руках. Вот этим козлом, наскоро выпиленным из фанеры, Антошка был очень недоволен.
— Дохлую ворону и ту настоящую достали, а козла курам на смех сделали. Надо, чтобы он на четырёх ногах был, чтобы я мог сесть на него и меня бы на нём за верёвочку и втащили. А на фанерного разве сядешь! Волочи его между ног, а сам топай на своих на двоих. Публика только смеяться будет.
Король уныло кивнул:
— Ага. Я говорил Наталье Петровне, что надо другого козла, а она своё: «Мы, говорит, сказку ставим, а в сказке и фанерный сойдёт».
Артисты замолчали в раздумье. Я тоже молчал и всё поглядывал на Аглаю. Мне очень хотелось узнать, что она думает обо мне, убедилась ли наконец, что я человек, достойный её уважения. Но Аглая не смотрела на меня. Как назло, она обратила внимание на стоявшего у кровати большого коня из папье-маше, на котором я ещё недавно ездил верхом по квартире, гоняясь за Шумкой и стреляя в неё из жестяного пистолета.
— Это твой конь? — спросила она.
Я очень любил своего скакуна, относился к нему как к живому существу, но теперь я отрёкся от него:
— Нет, не мой… То есть мой, но я в него давно не играю. Он просто так стоит. Что я, маленький, что ли!
Ковыряя в носу, принцесса задумчиво смотрела на коня.
— Антон! Вот бы из этой лошади козла сделать… У неё даже колёсики есть. Лёша, одолжи нам этого коня. А?
— Конечно, одолжу! Пожалуйста! Что мне, жалко? Я в него вовсе и не играю… Он просто так стоит…
Присев на корточки, Дудкин внимательно осмотрел коня.
— Этот, факт, лучше фанерного, — сказал он. — А хвост куда девать?.. Ты козлов с такими хвостами видела?
И тут я окончательно предал своего старого друга.
— А хвост… а хвост можно отрезать! — звенящим голосом выпалил я и завертел головой, глядя, какое это произведёт на всех впечатление.
— Тебе от матери попадёт, — пробасила Зинаида.
— Что? Попадёт? Вот ещё!.. «Попадёт!» Это моя лошадь: что хочу, то и делаю. Сейчас отрежем, и всё! И очень даже просто!
Я снова сбегал в другую комнату, вернулся оттуда с ножницами и присел перед конём. Через минуту пышный мочальный хвост лежал на полу, а я поднялся, мокрый от испарины.
— Вот и всё! Вот и пожалуйста! И ничего тут такого нет…
Сделать из лошади козла оказалось работой сложной и трудной. Мне пришлось искать, где у папы лежат плитки сухого столярного клея, потом толочь его, чтобы он быстрее размок, потом варить его в маленькой кастрюльке (подходящей банки в доме не оказалось). Потом мы принялись делать рога. Сначала Аглая свернула из бумаги узенькие фунтики, и мы приклеили их к лошадиной голове, но Антошка сказал, что таких прямых рогов у козлов не бывает. Тогда мы стали делать их плоскими, вырезая из картона, и извели кучу всяких коробок от настольных игр, прежде чем Дудкину понравилась форма рогов.
Для бороды мы, конечно, использовали часть отрезанного мной хвоста, но и тут пришлось помучиться, потому что руки у нас были все в клею и мочалка больше прилипала к пальцам, чем к лошадиной морде. Когда борода была наконец готова, Дудкин заявил, что лошадь надо перекрасить из светло-коричневого в другой какой-нибудь цвет, хотя бы и в белый. Зубной пасты оказалось мало, и Зина предложила покрасить мукой. Я достал муки, и мы разболтали её в тазике, так что получилось нечто вроде теста для блинов. Чем дольше мы работали, тем больше у меня скребли кошки на сердце, когда я смотрел на паркетный пол, заляпанный клеем, жидким тестом и облепленный кусочками мочалки.
Пробило два часа. Королева заторопилась:
— Васька, пойдём, обедать пора. Антон, кончай скорей. В пять часов спектакль, а мы и не репетировали сегодня из-за твоего козла.
Только теперь я вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего вечера. В животе у меня бурчало, в голове неприятно шумело.
Держа в левой руке тазик с тестом, а в правой — старую кисточку для бритья, Дудкин мазнул по коню ещё разок, отошёл шага на два и склонил голову набок. Потом он бросил кисточку в таз, а таз поставил на стол и вздохнул:
— Зря только коня испортили.
Аглая передёрнула плечами:
— У, какой-то!.. Тебе всё плохо! Фанерный ему плох, этот плох…
— А по-твоему, хорош, да, хорош? — закричал Дудкин. — Ты посмотри на него: у тебя мурашки по спине не бегают? Ведь он на чёрта похож, с которого содрали шкуру, а ты — хорош!
Я не представлял себе, как выглядит чёрт без шкуры, но то существо, которое у нас получилось, и правда имело вид жутковатый.
Непросохшее тесто блестело скользким блеском, один картонный рог надломился и свесился набок, куцый хвост, испачканный клеем, превратился в какую-то сосульку, а рыжая борода, наоборот, была слишком пышна и топорщилась во все стороны.
Как видно, и Аглае стало не по себе, потому что она больше не возражала Антону. На некоторое время в комнате воцарилось унылое молчание.
— Аглая! — закричали вдруг за окном сразу несколько голосов. — Эй, Аглая! Дудкин!
— Мы здесь! — отозвалась Аглая, подбежав к окну.
— «Здесь! Здесь»! Мы вас два часа ищем. Ушли куда-то и не предупредили. Хотите спектакль сорвать?
Идите сюда. Мы здесь репетируем, в двадцать второй. — Аглая отошла от окна. — Лёша, поди открой, это ещё артисты идут… Антошка, мы Сене Ласточкину козла покажем. Он староста кружка: пусть как хочет, так и решает.
Я открыл входную дверь, и в квартиру ввалились ещё человек шесть ребят. Среди них выделялся плечистый мальчишка с самоуверенной физиономией.
— Сеня, гляди! — обратилась к нему Аглая. — Мы вот какого козла вместо фанерного сделали, а Дудкину и этот не нравится.
Мальчишка посмотрел на наше страшилище маленькими, узкими глазками.
— Халтура! — проворчал он и добавил: — Я вам получше козла достану. Живого. Настоящего.
— Вот! Настоящего! — обрадовались артисты. — Конечно, хорошо бы настоящего, только где ты его возьмёшь?
— У моего дяди есть козёл. В сарайчике живёт. Только бодливый, чёрт!
— Это ничего, что бодливый, — сказал Дудкин. — Лишь бы дядя позволил взять.
— А мы его и спрашивать не будем. Потихоньку возьмём, а потом обратно… Вот где бы его спрятать до спектакля? А то дядя скоро вернётся, тогда ничего не получится.
Все помолчали, обдумывая этот вопрос.
— В закоулке каком-нибудь привязать, и всё.
— В закоулке украсть могут.
— Сторожить по очереди будем.
Сеня качнул головой:
— Не годится. Дядя увидит, что козла нет, и пойдёт его искать по дворам да закоулкам. — Он помолчал. — У Юрки спрячем. Юра, у тебя отец с матерью по воскресеньям работают и квартира отдельная. В квартирах козлов не ищут.
Мальчик, которого звали Юрой, попятился от него:
— Ты что, с ума сошёл? Ты знаешь, что мне за это будет!
На Юру напали со всех сторон:
— Не хочешь помочь товарищам, да?
— Вот Сеня наверняка знает, что от дяди попадёт, а и то не боится для общего дела.
— Ругайтесь себе сколько хотите, — ответил Юра. — Я лучше из кружка совсем уйду, а козла в квартиру пускать не буду. У меня голова на плечах ещё есть.
— А я знаю, где козла спрятать! — воскликнула Аглая. — Лёша, мы к тебе его приведём. Хорошо?
Тут уж я оторопел. Я почувствовал, что козёл в квартире, да ещё почти что краденый, — это уж слишком.
— Я… ко мне козла…
У меня пересохло в горле, я поперхнулся. Аглая этим воспользовалась. Быстро поглядывая на меня, она заговорила с воодушевлением:
— К Лёше поставим. Лёша не такой нюня, как Юрка. Правда, Лёша? Он мальчишка самостоятельный, не какой-нибудь маменькин сынок — да, Лёша? Мы к нему поставим козла в прихожую и все пойдём обедать. Он часочка два всего постоит, а перед спектаклем заберём. И никто даже ничего и не узнает. Лёша, верно я говорю? Ты не забоишься, как Юрка, да, Лёша?
— Я… мне…
Я снова запнулся. Все ждали моего ответа, ждала и Аглая. Она раскраснелась, маленькие чёрные глаза её блестели, цветные зеркальные шарики покачивались под розовыми ушами. И я не смог отказаться. Я посмотрел на Юру, которому Аглая ставила меня в пример, и слегка расправил плечи: