Загадка вечернего звонка

— И такое не исключаю, — допустила Марго. — Но в любом случае вопрос в деньгах.
— Действительно, вопрос, — терялся в догадках Иван. — Ладно, пора ребят сменять.
— Дор-рожный патр-руль, — весьма к месту просипел попугай, смотревший вместе с Ариадной Оттобальдовной самые разнообразные телепередачи, начиная от политических новостей и кончая уголовной хроникой.
— Счастливо оставаться, Птичка Божья, — открыла входную дверь Марго. — Родители! Бабушка! Я через час вернусь! — прокричала она в глубь квартиры.
— Остор-рожность пр-режде всего, — напутствовал попугай.
— И, между прочим, он прав, — повернулся Иван к Марго, когда они уже спускались по лестнице.
Команде отчаянных минус Варвара пришлось дежурить до позднего вечера. Причем под конец они сидели в подъезде Пановых все вместе, потому что лишились средства связи. У Павла, заглянувшего домой пообедать, отобрали мобильный телефон.
Оказалось, назойливые звонки, которые столь раздражали Команду отчаянных возле ломбарда, повторялись совсем не случайно. Отец Павла очень их ждал. У него должны были состояться важные переговоры, и он чуть с ума не сошел, не обнаружив в портфеле «мобильника». Сперва он решил, что вчера с устатка куда-то сунул телефон. Поэтому они с матерью Павла перевернули вверх дном всю квартиру. Когда телефона нигде не обнаружилось, Лунин-старший довел себя до тяжелейшей мигрени, мучительно вспоминая, когда видел свой «мобильник» в последний раз и где теоретически мог с ним навеки расстаться.
Вот почему, когда Павел с беззаботным видом предстал пред светлые очи родителей, ему тут же задали вопрос, не видел ли он случайно где-нибудь пропавший телефон? Луна честно ответил, что не только видел — «мобильник» вообще у него. Лунин-старший, который обычно славился крайним добродушием и спокойным характером, устроил сыну, как тот впоследствии объяснял друзьям, «бурю в пустыне». И никакие оправдания, что, мол, папе телефон все равно по выходным не требуется, вот он, Павел, и захватил его с собой, чтобы в случае чего им же, родителям, и позвонить, Лунина-старшего не смягчили.
Павлу стоило немало труда вырваться после обеда из дома. Помогло лишь то обстоятельство, что вид провинившегося сына изрядно раздражал отца. Поэтому в результате Лунин-старший сказал:
— Глаза бы мои на тебя не смотрели! Убирайся на все четыре стороны. Но чтобы не позже десяти был дома.
Павел уговаривать себя не заставил. И, естественно, больше до вечера предпочел домой не соваться. В других семействах постоянное мелькание отпрысков с друзьями тоже вызывало раздражение. И это было второй причиной, по которой весь оставшийся день и вечер ребята продежурили вместе.
Выход на ночь нашелся. О нем вспомнил Иван. Это был распространенный метод, к которому часто прибегали в книгах и фильмах детективы, шпионы и разведчики. Перед тем как разойтись по домам, ребята позаимствовали у Марго длинный волос и с помощью жвачки прилепили его в самом низу двери.
— Теперь утром будем точно знать, выходила ли Настасья ночью, — сказал Луна.
Утром волос оказался нетронутым. В течение всего воскресенья Настя тоже не выходила. В конце концов вечно подозревающий худшее Герасим забеспокоился:
— А вдруг она от отчаяния руки на себя наложила?
Друзья испугались. В особенности Марго, которая после предсказания камушков постоянно ждала беды.
— Надо позвонить ей, — приняла решение девочка. — Попрошу к телефону Варьку. Я же могу не знать, когда она вернется.
Настасья деревянным голосом ответила, что Варя будет дома поздно вечером, и сразу положила трубку. Девочка удивилась: обычно они с Настей всегда перебрасывались словом-другим. Но Команду отчаянных обрадовало уже то, что Варькина сестра жива-здорова. Во всяком случае, пока.
Естественно, все воскресенье они ломали головы, с какой стороны Настасье грозит беда. Несомненным для всех четверых было только одно: история связана с деньгами. Приняв это за точку отсчета, друзья стали выстраивать самые различные версии. Долги, кажется, отпадали. Потерпеть финансовый крах Настасья вряд ли могла. Тут Ивана и осенило:
— По-моему, я знаю. Это шантаж.
— Да кому нужно её шантажировать? — спросил Герасим.
— Чтобы шантажировать, нужно иметь, чем шантажировать, — добавила Марго.
— Значит, этот, из чистки, что-то пронюхал, — с волнением принялся развивать свою версию Иван. — Поймите, ведь для этого не обязательно что-то уж такое особенное. Иногда достаточно ерунды.
— Из-за ерунды? Платить деньги? — сомневался Герасим. — Как я понял, этот тип у неё крупную сумму требует.
— Это только доказывает, — ответил Иван, — что он случайно оказался свидетелем какого-то её неблаговидного поступка. Ну, например, который она обязательно хочет скрыть от родителей или от этого своего Филиппа.
— Не знаю, не знаю, — покачала головой Марго. — Что же она должна была сотворить, чтобы её могли запугивать?
— Естественно, я не знаю что, — Иван и на сей раз не смутился. — Но ты же сама говорила: Настасья жутко гордая. Вот ей и трудно в чем-то таком признаться.
— Очень понятно, — с издевкой проговорил Муму.
— А что тут непонятного, — откликнулся Иван. — Вот вам простой пример: Настасья у кого-нибудь что-нибудь украла. Ну, даже какую-нибудь мелочь. А Жора об этом узнал. И теперь ставит условие: или выкладывай кругленькую сумму, или всем расскажу.
— Ты только не ляпни это при Варваре, — пристально посмотрела на него Марго. — Иначе наживешь себе смертельного врага.
— Мне теперь не привыкать, — усмехнулся Иван. — У меня четыре таких уже есть. Из Английского клуба. Конечно, я не собираюсь говорить это Варьке. И вообще ничего не утверждаю. Просто в качестве примера привел.
Пример, сам по себе вполне убедительный, в связи с Настасьей вызывал большие сомнения. Но ведь она могла попасть в какую-нибудь другую неблаговидную историю, которая вполне годится для шантажа.
Словом, от версий у пятерых друзей головы пухли. Настасья упорно отсиживалась дома. А ребята, к великому неудовольствию жителей, торчали в подъезде. От них четверо друзей услышали массу всего, и это были сплошь не комплименты.
Когда Варя с родителями наконец-то вернулись, ребята испытали большое облегчение.
На следующее утро она была сама не своя.
— Мне только что удалось порыться у Настасьи в шкатулке, — начала она по дороге в школу рассказывать друзьям. — Все бабушкины драгоценности исчезли. Понимаете, ни-че-го не осталось. Я уже просто не знаю, что делать. Может, предков поставить в известность? Но тогда вроде выйдет, что я сестру закладываю. Она мне этого не простит.
— Если ты жизнь ей спасешь, простит, — заспорил Герасим.
— А если, наоборот, испорчу? — спросила Варвара. — Доказательств-то пока нет. Вдруг у нас у всех больное воображение?
— Может, у тебя больное, а у меня здоровое, — опять выступил с возражениями Муму. — И я знаю, что позавчера Настасья ходила в ломбард и вышла оттуда совершенно чокнутая.
— Она и сейчас, как чокнутая, — сообщила Варя.
— И камушки никогда не врут, — задумчиво произнесла Марго. — Знаешь, Варька, погоди пока говорить родителям. Может, конечно, потом и придется. Но, думаю, сперва тебе следует побеседовать наедине с сестрой.
— Точно, — поддержал Павел. — После уроков все вместе подумаем, как тебе лучше к ней подъехать. Вдруг что получится?
— Ну, разве что вместе подумаем, — Варвара совсем не была уверена в успехе.
Они подошли к школе. К ним подбежал Сеня Баскаков и принялся что-то выяснять насчет алгебры. Говорить дальше о главном деле друзья при нем, естественно, не могли. К тому же у Ивана при виде здания родной «Пирамиды» резко испортилось настроение. Он вспомнил, что должен немедленно отнести рекомендации в Английский клуб.
Правда, «немедленно» дотянулось до большой перемены. Лишь когда Павел сказал: «Иди, а то скандал будет и весь наш план сорвется», — Пуа-ро, шелестя рекомендациями, поплелся на второй этаж в комнатку, на полированной двери которой висела кокетливая медная табличка «English club».