Тайна Соколиного бора

— Вот это он самый, наш Петро! — вертел парня во все стороны возбужденный Сергей. — Помнишь мастерскую? Ее уже нет! Вот какой Петро!
Сергей начал восторженно рассказывать о подвиге товарища, а сам Петро только радостно улыбался, утвердительно кивая головой и время от времени поглядывая на Василька.
— Кончили работу — вышли все во двор, руки моют, а шнур уже горит. Один только шеф-немец там еще лазил, инструменты проверял. А бочка как ахнет! Будто из пушки выстрелили. Запылала вся мастерская. А Петро — как ни в чем не бывало. «Гасите!» кричит, а сам с ведром воды к огню лезет…
— Руки немного обжег, — виновато сказал Петро и показал не по-детски большую, обмотанную грязной тряпкой руку.
— Немцы устроили всем допрос, ну и допытались, что пьяный шеф сам случайно бочку поджег. На том дело и заглохло! — закончил рассказ Сергей.
Василек с интересом и уважением смотрел на Петра. Вот на что способен этот головастый мальчик! Способен и строить, способен и уничтожать, если нужно.
Сергей уже перешел на другое:
— Или вот Витя со своими пионерами. Ты знаешь, что они сделали? Позавчера на улице Ленина остановилась колонна, машин двадцать…
— Двадцать две, — поправил Витя и снова посмотрел на Василька широко раскрытыми глазами.
— …Фрицы кинулись в кафе погреться с холоду. А когда вышли, ехать уже было нельзя. До утра латали и клеили скаты.
— Вот это здорово! — хвалил ребят Василек.
Сергей с победоносным видом оглядел своих друзей.
Этот взгляд означал: вот, мол, что про нас говорят настоящие партизаны!
Потом он сказал:
— В нашей организации уже четырнадцать человек. Мы — это штаб.
Василек невольно приосанился. Он чувствовал себя здесь не просто гостем, а представителем командира. Понимали это и ребята. В нем они видели посланца того человека, о котором ходили легенды, от одного имени которого дрожали, как псы на морозе, фашисты.
— Будьте только осторожны. Смотрите, чтоб…
Сергей не дал Васильку договорить:
— Нет, хлопцы у нас проверенные. Мы так просто не берем.
— Правильно! — одобрил Василек. — К людям нужно приглядываться. Примете одного слабого духом, а он всю организацию провалит. И тогда…
Ребята слушали Василька и, может, впервые почувствовали, какая опасность каждую минуту угрожает им.
— Это правда, — прошептал Сергей.
— Наш командир передал вам привет и горячую благодарность за боевые дела, а также очень просил быть осторожными. А главное, поручил вам чаще портить немцам связь: телефон, телеграф.
— Это можно, — сказал Петро своим хриплым голосом. — Мой приятель, Вася Корячок, на подземной сети работает. Немцев страх как ненавидит!
— Это мы сможем, — заверил и Геннадий.
Василек пообещал ребятам:
— Я вас попробую связать с городскими подпольщиками.
— С подпольщиками!.. Это дело! — одним духом выпалил за всех Сергей и погрозился куда-то в пространство: — Держись тогда, фашисты!
Василек вспомнил о листовках и бережно достал их из-за подкладки сапога.
Друзья Сергея набросились на них, как голодные на еду. В листовках были напечатаны сводки Совинформбюро о событиях на фронтах и обращение партизан к народу.
Мать Сергея дрожащими руками взяла одну листовку. На глазах женщины выступили слезы.
В комнате стало так тихо, что казалось — здесь не было ни одной живой души… Тишину нарушила мать:
— Всем бы прочитать! Какая б это радость была для людей!
— Все и прочитают, — уверенно сказал Сергей, и его глаза сверкнули.
— Сегодня и расклеим, — отозвался Геннадий, словно это было давно решено. — Нужен только клей.
— Есть гуммиарабик! — Сергей пошарил под столом и достал оттуда целую бутылку.
Разлив клей в коробочки из-под ваксы, ребята собрались выходить.
— Клеить там, где немцы вывешивают свои объявления! — приказал Сергей. — Там не так быстро сорвут.
Ребята вышли.
…На другой день, проходя по улицам города, Василек видел в двух местах знакомые листки, наклеенные поверх гитлеровских извещений. Все время подходили новые и новые люди, быстро пробегали глазами листовки, бросали осторожные взгляды по сторонам и поспешно отходили с высоко поднятыми головами.
Василек довольно улыбался.
  
Метель
 
Когда Василек покончил со своими делами, был уже второй час. Он решил переночевать в ближайшем селе, у своих знакомых, а завтра уже добираться домой.
Все складывалось как нельзя лучше. Сумка, в которой среди различных тряпок лежало несколько батарей для радиоприемника и килограмма два типографского шрифта, казалась такой легкой, словно ее совсем не было за плечами.
Василек вспоминал встречу с дедушкой. Такой точно был у них сторож на колхозном баштане — добрый, суровый и требовательный. Василек понимал, что дедушка играет не последнюю, если не первую, роль и в этом подполье и в партизанском движении. Никогда не догадаться врагам, что этот смирный старичок — настоящий партизан.
Несколько раз уже встречался Василек с дедушкой. Кто он и как его зовут, не знал; даже не осмеливался спросить, так как понимал, что это тайна. Они всегда встречались на разных квартирах. И всюду дедушка чувствовал себя как дома.
— А, пташка из теплых стран! — каждый раз одними и теми же словами приветствовал дедушка мальчика и дружески, как взрослому, тряс ему руку. — Ну как? Еще не надоели путешествия? — И весело подмигивал через очки, будто говорил: «Ничего, потерпи, голубь! Скоро этому придет конец».
Дедушка долго расспрашивал о том, что делают партизаны. Особенно интересовало его, как относится к ним население.
— Значит, люди идут? — переспрашивал он мальчика и, не дожидаясь ответа, говорил: — Хорошо, очень хорошо! Быстро поднимается народ. Жарко фашистам на советской земле!
Взгляд дедушки становился твердым, острым. Глаза уже не искрились из-под очков улыбкой, а смотрели сурово и беспощадно.
Когда Василек рассказывал о действиях днепровских партизан, дедушка, пощипывая небольшую бородку, довольно говорил:
— Об этом и у нас слыхать. Только это и радует народ.
Узнав про Мишку, дедушка потер руки:
— Вот это партизан! Сразу видна наша, русская смекалка. Полк немецких солдат ни за что не додумался бы до этого.
Потом Василек подробно рассказал о делах Сергея и его товарищей.
— Так вот кто здесь партизанит! А мы с ног сбиваемся… Нужно их увидеть.
Дедушка познакомил Василька с дядей Ларионом. Вдвоем они пошли к Сергею.
Дяде Лариону на первый взгляд было за пятьдесят — так его старили большие сивые усы, бледность лица и болезненный блеск маленьких глаз. На самом деле он был гораздо моложе. В рабочей спецовке, с ящиком стекла подмышкой, он шел рядом с Васильком и во-всю расхваливал свою профессию:
— Что ни говори, молодой человек, а лучше профессии стекольщика не найдешь. Особенно теперь! В редком доме уцелели стекла. И думаю я, что скоро могут полететь и последние. Нет, что ни говори, для стекольщика война — мать родная. Работы хоть отбавляй! Если б еще хлеба было достаточно, можно сказать — жизнь была бы на все сто!
Он демонстративно хвалил свою профессию, проходя мимо фашистских солдат, а потом насмешливо косил маленькие глаза и тихо говорил:
— Тварь зеленая! На пути случаем перехватит и тянет домой окна застеклять. Стеклишь, а самого так и подмывает полоснуть гада ножом…
Когда Василек познакомил дядю Лариона с Сергеем, тот посмотрел на приятеля с явным недоверием. Взгляд Сергея, казалось, говорил: «Ты что же, смеешься? Разве он настоящий подпольщик, могучий, широкоплечий богатырь? Знакомишь меня с каким-то стекольщиком с базара!»
Василек в ответ только усмехнулся:
— Чудной ты, Сережка! Думаешь, подпольщик обязательно должен быть таким, каким он тебе снился? А он и есть такой — простенький, незаметный. Пройдешь мимо него — и не заподозришь. Будто он думает только о стекле да куске хлеба для внуков и своей старухи, а на самом деле…