Боруэлла

— Я тебя вроде девочкой придумывал, — хихикнул Боря. — Поправь свои любимые бантики для пущей представительности.
— Дались тебе эти бантики, — надулась я.
— Это тебе они дались. На вечное пользование. Аминь, — таинственно сказал Боря.
Последнее слово слилось со звуком открываемой двери, что, по моему мнению, не сулило ничего хорошего.
— Явился, наконец! — сказала Борина мама, к счастью, не так громко, как раньше. — Мы с тобой как договаривались?
— Ну, мам, — замялся Боря. — Ну…
И куда пропали его смелость, отважность, хихиканье и дурацкие выходки? Это было настолько непривычно, что мне стало за Борю даже неловко. Вот он, боец во всей красе! Любуйтесь, люди! Неужели всем этим характеристикам теперь придётся соответствовать мне? И вообще, почему меня никто не замечает? Может быть, при виде Бориной мамы я по привычке становлюсь невидимой? Это было бы очень кстати.
И тут очень некстати Борина мама посмотрела прямо на меня, и мои надежды сгорели ярким пламенем, рассыпались пеплом, пали прахом. Одним словом, запахло жареным. Это я почувствовала очень отчётливо. Жареным пахло откуда-то с кухни, а я после первой в моей жизни прогулки в подобном обличии весьма проголодалась.
— Надо же! — всплеснула руками мама и улыбнулась. — Боря, какую ты невесту красивую привёл!
Чур меня, чур меня!
— Никакая это не невеста, — возмутился Боря (всё-таки иногда он молодец). — Это… Её зовут…
— Боруэлла, — помогла ему я. — Папа ласково зовёт меня Боренькой.
  
6. Знакомство с малочисленными родственниками
 
— Проходите, проходите, — растерянно затараторила Борина мама. — Заходи, девочка. Не стойте в дверях, просквозит ещё. Боря, что же ты, приглашай гостью войти!
Ага. По имени меня, значит, называть не будут. Это же настоящая дискриминация!
— Кстати, можете обращаться ко мне по имени-отчеству, — сказала я, переступая порог. — Боруэлла Вениаминовна.
Но Борина мама уже, видимо, успела прокрутить длинную ленту мыслей, из которой можно выделить два главных предложения: «Ну и имена сейчас у детей. Ну и дети сейчас!» После этого для неё всё стало на свои места.
— Тётя Надя, — очень серьёзно сказала она. — Можешь называть меня Веткиной Надеждой Петровной.
И протянула руку.
Я её даже зауважала!
На шум в прихожей сбежался народ, который состоял из Бориного папы.
— Михаил Васильевич Веткин, потомственный папа! — продекламировал он, вежливо кивнул и невежливо захихикал. Так вот в кого Боря такой… странно-смешной.
— Мама, папа! — сказал Боря. — Можно, Боруэлла какое-то время поживёт у нас?
Всё-таки отличные у Бори родители! Они не бросились в паническое бегство, а лишь посмотрели на сына несколько вопросительно. То есть глаза у них расширились и моргать перестали.
Пока родители не опомнились, Боря продолжил.
— Это сестра одноклассника моего, Отвё… Петьки Сазонова. Он с родителями уехал на несколько дней в поход. Говорят, если уж такое жаркое бабье лето настало, то этого упустить никак нельзя! Я как раз в гости пришёл, а они собирались. И попросили присмотреть за ней, — Боря кивнул в мою сторону. — Я пообещал. Раз уж мы упускаем такое жаркое бабье лето…
И грустно вздохнул.
— А почему её с собой не взяли? — удивилась тётя Надя.
Что это они говорят между собой, будто у меня спросить нельзя?
— Папа сказал, что с этим исчадием ада, со мной, то есть, никуда ни за что не поедет, — выпалила я и улыбнулась. — А я не хочу расстраивать папу. Он добрый и иногда даже не ругается.
— Зато у нас исчадия ада в почёте, — заговорщицки сообщил мне Борин папа. — Потому что я к ним двум уже привык.
Тётя Надя посмотрела осуждающе — на мужа, и понимающе — на меня.
— Конечно, пускай поживёт! — сказала она. — Быстренько разувайтесь и проходите.
Только тут она заметила, что сандалии я держу в одной руке, а носки распиханы по карманам.
— Боренька, а ты почему носки сняла? — спросила она.
— Это чтобы у моей мамы было меньше стирки, — деловито сказала я. — Она и сама часто так делает.
— Какая умница! — сказала тётя Надя, хотя я не поняла — это она обо мне или о моей маме?
— Вы, наверное, проголодались? — продолжила тётя Надя. — Давайте, мойте руки, — она внимательно посмотрела на меня. — Умывайтесь, — тут она посмотрела на меня ещё внимательней. — …Мойте ноги, и к столу. Боря-старший, проследи.
Как нехорошо давать клички собственным детям! Но Боря не обиделся.
— Может, проще её выкупать? — рассудительно сказал он.
Ну, если тётя Надя ещё и согласится… Я вспомнила, как Боря жаловался, что его мыться заставляют. Наверное, неприспособленные после таких процедур не выживают! Не дожидаясь её ответа, я закричала как можно громче:
— Я три дня не ела! Крошки во рту не было!
И для убедительности рухнула на пол.
  
7. На грани жизни и смерти
 
Через минуту я уже сидела в кухне на табуретке, весело качая ногами. Тётя Надя торопливо стала вытирать мне руки и лицо влажной салфеткой. Я жмурилась от удовольствия. Неужели Боре такое не нравится?
— Боря-старший, покорми Бореньку, — сказала она после завершения символического мытья меня (на это, скажу я вам, ушла не одна салфетка!), и удалилась в комнату.
— Есть будем из одной тарелки, — сказал Боря.
— У вас так мало тарелок? — удивилась я.
— Мне их мыть! — отрезал Боря так, что я поняла — тут с ним не поспоришь.
— Кстати, я могу есть руками, — предложила я, чтобы облегчить Борины страдания.
А он почему-то испугался.
— Нет уж! — сказал Боря и положил передо мной вилку.
Потом задумчиво почесал затылок и положил ещё ложку и нож, после чего спохватился и нож убрал. Надо же! Убрать самый главный столовый прибор!
— Салфетку! — требовательно сказала я и застучала ложкой. — Хочу есть, как культурный человек, а не как ты.
— Ты ещё не знаешь, какой я культурный, — угрожающе сказал Боря и показал кулак.
Нет, ну мог он придумать меня, например, той же маленькой девочкой, но с бицепсами… трицепсами и четырицепсами? Я показала язык. Мол, моя сила — в нём, так что поосторожней со всякого рода угрозами! Не знаю, проделал ли Боря такой мыслительный путь или нет, но пусть не салфетку, а полотенце он мне дал. Как культурный человек, я постелила его на табуретку, и для собственного удобства забралась на неё с ногами. Боря в это время стоял у плиты. Это даже хорошо, что он моих махинаций не видел — не люблю быть культурной напоказ.
— Нам хватит? — спросил он, показав тарелку с насыпанной кашей и котлетами.
— Если ты перестанешь есть, когда я скажу «стоп», то хватит, — заверила его я.
Боря подозрительно посмотрел на меня и поставил тарелку на стол. Я резким жестом придвинула её к себе, взяла в одну руку вилку, в другую — ложку и набросилась на еду. Боря за стол не садился и был несколько озадачен. Затем взял другую тарелку и насыпал себе раз в пять меньше, чем мне. С возрастом желудок уменьшается, что ли?
…Эх, плохо, конечно, быть человеком, можно даже сказать — это худшее из наказаний, но вот кое-что хорошее в этом есть. Например, еда. И ещё… еда. Мы с едой просто созданы друг для друга, это я поняла сразу!
Правда, через какое-то время мне стало сложно махать ложкой и вилкой. Дело не в том, что руки устали — устал, видимо, желудок. Но в тарелке-то оставалось ещё больше половины!
Это с непривычки, наверное. Пройдёт. И я стала ждать, когда пройдёт, и я смогу снова погружать внутрь плоды кулинарного мастерства Бориной мамы. Чтобы чем-то себя занять на это время, я решила обратить внимание на Борю. Он жевал котлету и над чем-то хихикал.
— Чего это ты смеёшься? — спросила его я.
— Бодуэдда, — сказал Боря с набитым ртом. — Фамое дудацкое имя, кофорое я флыфал…
— Ты ещё маленький, и мало чего вообще флыфал за свою жизнь, — обиделась я. Такую задумку не одобрить! Это имя было самым оригинальным из того, что я придумала за последние годы!